Русский Журнал / Круг чтения / Книга на завтра
www.russ.ru/krug/kniga/20000424.html

С точки зрения личинки древоточца
Татьяна Короткова

Дата публикации:  24 Апреля 2000

Джулиан Барнс. История мира в 10 1/2 главах: Роман / Пер. с англ. В.Бабкова. - М.: "Иностранная литература"; Б.С.Г.-ПРЕСС, 2000.

Свершилось. "История мира..." Джулиана Барнса вышла в твердой обложке. Впервые в России роман был напечатан в январском номере журнала "Иностранная литература" за 1994 год, и вот теперь в рамках возрожденной серии "Библиотечка "ИЛ" появилась полноценная книжка. Почти полноценная.

Дело в том, что в оригинальном издании (Julian Barnes, The History of the World in 10 1/2 Chapters, Picador), куда менее роскошном - обыкновенный paperback, - в середине главы "Кораблекрушение", которая представляет собой блистательный анализ картины Жерико "Плот "Медузы", помещается глянцевая репродукция. Единственная на 300 с лишним серых страниц и совершенно необходимая, поскольку это, по сути, часть романа, а не иллюстрация к нему. Как известно, искусство перевода состоит, среди прочего, в умении найти адекватные подлиннику культурные реалии. И здесь переводчик справился с задачей великолепно, а вот российские издатели, кажется, немного переборщили: на обложке вместо ожидаемого Жерико обнаруживается фрагмент картины Айвазовского "Девятый вал". Хотя, с другой стороны, "История мира..." недаром считается классикой постмодернизма, направления, в котором цитаты и бесконечные аллюзии (наряду с игровым переосмыслением реальности) - любимые приемы. Так что, если хотите, считайте этот своеобразный, во всех смыслах художественный "перевод" продолжением (или началом) игры, в которую превращается сам процесс чтения.

Роман действительно состоит из десяти с половиной глав, которые на первый взгляд никак между собой не связаны. Начинается все, как и положено истории мира, сначала, а именно - с Потопа. Но, несмотря на то, что в повествовании присутствуют все соответствующие сюжетные штампы - и "каждой твари по паре", и "отделение чистых от нечистых", и мотивы ответственности и справедливого (или несправедливого) возмездия, - буквально с первых слов становится ясно, что перед нами другая версия этой истории. И ковчегов оказывается не один, а несколько, и Ной предстает в несколько ином свете, а в конце главы вообще выясняется, что повествователь - ...личинка древоточца. "История - это ведь не то, что случилось. История - это всего лишь то, что рассказывают нам историки", - говорит Барнс - и выдает нам свою версию - единственное, что писатель может предложить публике, "желающей знать, откуда все пошло, жаждущей, чтобы ей объяснили мир".

Очарованный откровениями червяка, читатель готов играть в эту игру и дальше, гадая, какую же следующую главу всемирной истории можно подать с наиболее неожиданной точки зрения (хотя после личинки древоточца выбор остается небольшой - от имени инфузории-туфельки? амебы?). Не тут-то было. Во второй главе классический повествователь бесстрастно рассказывает историю захвата туристического лайнера арабскими террористами. И вдруг понимаешь, что средиземноморский лайнер "Санта-Юфимия" - тот же Ковчег и перед нами по сути еще одна репрезентация все того же сюжета. Все идейные мотивы повторены дословно: пассажиры поднимаются на борт "покорными парами", террористы сортируют заложников, отделяя "чистых от нечистых"... И далее, на протяжении всей книги, эта основополагающая тема Путешествия (с полным "джентльменским" идейным набором) так или иначе проявится в каждой главе.

Автор играет с читателем, читатель, в свою очередь, играет с текстом, обнаруживая по ходу чтения все новые сюжетные и смысловые нити, которыми главы на самом деле крепко связаны. Если поставить себе целью проследить их все, получится солидное исследование. Обнаруживать же эти бесконечные соответствия и отражения текста в тексте доставляет физическое, почти физиологическое удовольствие.

Барнсу удается говорить о жизни и смерти, об одиночестве и обреченности, о любви и ответственности, не впадая в сентиментальность, занудство и пафосность, благодаря ненавязчивой, но постоянной иронической интонации. При этом ирония у него не самоцель, а - по Эко - "метаязыковая игра, высказывание в квадрате", единственное средство говорить о том, о чем уже тысячи раз сказано, словами, которые перестали что-либо значить... "Я тебя люблю. Я снова дома, и эхо больше не передразнивает меня. Je t'aime. Ti amo (с содовой)". И ведь правда, признание в любви по-итальянски действительно смахивает на аперитив (Martini, Cinzano, Ti amo...).

Роману больше 10 лет (написан в 1989 году). Изменилось ли что-нибудь в мире за это время? Да и вообще - с тех пор, как


"в год тысяча четыреста девяносто второй
Колумб переплыл океан голубой?

...У людей прибавилось после этого ума? Они перестали строить новые гетто и практиковать в них старые издевательства? Перестали совершать старые ошибки, или новые ошибки, или старые ошибки на новый лад? (И действительно ли история повторяется, первый раз как трагедия, второй - как фарс? Нет, это слишком величественно, слишком надуманно. Она просто рыгает, и мы снова чувствуем дух сандвича с сырым луком, который она проглотила несколько веков назад.)

Даты не говорят правды... Они хотят заставить нас верить в прогресс, в неуклонное движение вперед. Но что случилось после 1492 года?


В год тысяча четыреста девяносто третий
Он вновь объявился в Старом Свете".

История бесконечно повторяет себя, от прошлого никуда не денешься, оно существует в бесконечных репрезентациях, и единственное, что с ним можно сделать, - это переосмыслить его, изменить точку зрения - и написать очередную, все ту же, историю мира - например, в десяти с половиной главах.