Морис Метерлинк. Разум цветов; Жизнь пчел. - СПб.: Амфора, 1999 (серия "Личная библиотека Борхеса").

Из трех десятков пьес, пяти сборников стихов и двадцати трех (!) книг философских рассуждений Метерлинка, по большей части на русский язык так и не переведенных, нам вновь, как пять лет назад (Морис Метерлинк. Разум цветов / Сост. В.С.Кулагина-Ярцева. - М.: Московский рабочий, 1995; тир. 11000 экз.), предлагают ознакомиться с натурфилософскими трактатами "Разум цветов" и "Жизнь пчел".

Вот так. Великий аргентинец сделал свой выбор, и добрые издатели теперь еще долго не доберутся до "Сокровенного храма" или "Стеклянной паутины", например, а значит, не получится из полузабытого бельгийского драматурга модного писателя.

Ему в России почему-то вообще не очень везет. И драматург, получивший Нобелевскую премию за "многогранную литературную деятельность, в особенности за драматические произведения, отмеченные богатством воображения и поэтической фантазией", не удостоился в нашей стране даже полного собрания своих драматических произведений.

Помимо Нобелевки, Метерлинк - обладатель почетной докторской степени университета Глазго, бельгийского Большого креста ордена Леопольда (1920) и португальского ордена Меча св. Якова (1939) - не правда ли, подозрительно много наград для литератора "второго ряда", каким его считают у нас? В 1932 году король Бельгии пожаловал драматургу титул графа, тоже за литературный труд. И он не стал членом Французской академии только потому, что ради этого должен был отказаться от бельгийского гражданства. Но среднестатистический студент московского педвуза, например, кроме все той же "Синей птицы", не вспомнит ровным счетом ничего.

Да, с Метерлинка начинался и театр абсурда, его диалоги с одним молчащим персонажем позаимствовал Ионеско, ожидание как символ глубинной сущности человеческого бытия - Беккет, а его проблему "ситуации человека в мире" развил Андре Мальро, который доработал ее до проблемы "человеческого удела" - максимального освобождения Человека от личных черт, черт несхожести, и достижения всеобщего тождества. Однажды Метерлинк задумался: а не устранить ли со сцены живое существо? - и адресовал лучшие свои пьесы марионеткам! "Человек - это существо, таящее в себе целый мир алогических, иррациональных и в этом смысле "свободных" связей, и вместе с тем он - марионетка, судьба его предопределена" ("Сокровище смиренных"), - тоже заявление достаточно недвусмысленное. А мы все тащим детей в театр на жуткую символистскую трагедию о невозможной и погибельной голубой птице...

"Жизнь пчел" (La Vie des abeilles, 1901) - самая первая у Метерлинка книга, посвященная естественнонаучной проблеме. Потом появятся описания жизни термитов (La Vie des termites, 1926) с иносказательным осуждением коммунизма и тоталитаризма, превращающих людей в хорошо организованных, но тупых существ. Есть у него и другие философские трактаты, неизвестные нашему читателю, они входили в сборники "Жизнь пространства" (La Vie de l'espace, 1928), "Большая феерия" (La Grande feerie, 1929) и "Великий закон" (La Grande Loi, 1933).

Вчерашний мистик и оккультист поставил в своей парижской квартире стеклянный улей, чтобы в постоянном присутствии пчел систематизировать свои о пчелах знания (в книге, действительно, довольно подробный обзор подобающей литературы, библиография), но, как всегда, увлекся. Получилась книга не начинающего энтомолога, но, скорее, моралиста, два десятилетия наблюдающего за пчелами и довольно живописно излагающего собственные мысли. Метерлинк силится уловить смысл и закон существования улья, а мы, читая, - понять: за что же это он так людей? Бельгийский символист пишет об осторожном и бережливом духе улья - а читателю, знакомому с ранними пьесами Метерлинка, наверное, вспомнится его излюбленная идея: когда человек считает себя вполне защищенным от внешней смерти, странная и молчаливая трагедия бытия распахивает двери своего театра и смерть руководит жизнью.

В этом отношении любопытно потратить вечер на чтение главки об "избиении самцов" - истреблении трутней. "Кто отдает приказ - неизвестно", - пишет Метерлинк, - но однажды трутни, вернувшись к улью, находят все входы в их прежний, такой прекрасный домашний мир закрытыми. Не знаю, как кому, а мне вспоминается самая страшная пьеса великого бельгийца - "Смерть Тентажиля". Маленького мальчика, привезенного на остров, населенный женщинами (сестры, служанки...), убивают по приказу таинственной Королевы. Или сама Королева душит ребенка. Сцена происходит за замурованной дверью, в полной темноте. Вообще, меня всегда несколько обескураживали эти женские образы в пьесах Метерлинка...

Да, забыла, цель королевы улья известна ей не более, чем нам - цель нашего существования: умереть одиноко, так же, как жила.

В "Разуме цветов" (1907) Метерлинк после долгих объяснений и подробных описаний, что у цветка для чего, делает, казалось бы, обычный для нас теперешних вывод: мы живем среди равных, принадлежа, в сущности, тому же миру, которому изначально принадлежат и растения. Но разворачивает идею несколько непривычно: необходимо обмануть, преступить, обойти тяжелый мрачный закон существования, вырваться на волю, разбить узкую сферу, изобрести или приманить к себе крылья, убежать из плена как можно дальше, победить пространство, в котором заключил тебя рок, дотянуться до другого царства... Если бы мы прилагали столько же усилий для борьбы, например, со старостью, сколько прилагает маленький цветок в саду, наша судьба во многом бы отличалась от того, чем она пребывает теперь. Последняя реплика одной из самых знаменитых пьес Метерлинка "Пелеас и Мелисанда" - когда король Аркель после смерти Мелисанды пытается определить ее сущность - звучит, как мне помнится, примерно так: "Это было существо столь тихое, робкое, столь молчаливое... Это было маленькое, таинственное существо, существо как все..."

Слабые цветы после долгой борьбы за жизнь вcе равно погибают. Смерть - истинная королева улья. О чем бы ни писал Метерлинк, получится история о деятельном зле, слепой неизвестности, судьбе, что правит нами, видимо и ощутимо проявляясь в жизни - смертью. "Надо бы писать портреты только с мертвых, ибо только они и подлинны..." - написал Метерлинк в своей программной книге "Сокровище смиренных", и гораздо позднее он так и не отступил от своих убеждений, что бы там ни говорили оптимисты литературоведы. "Все книги - это мертвые тайны, горизонт которых не обновляется" ("Сокровище смиренных").

Борхес выбрал две книжки как раз об этом, две мертвые тайны автора, удивительно созвучного своей стране, Бельгии, познавшей самую мрачную инквизицию и самую жестокую историю колонизации. Мы вольны сделать свой собственный выбор. Всякая антология -портрет ее составителя. Кто может, пусть составит свою.