Русский Журнал / Круг чтения / Книга на завтра
www.russ.ru/krug/kniga/20000529.html

Почти без комментариев
Ксения Рагозина

Дата публикации:  29 Мая 2000

Георгий Адамович. Собр. соч. Комментарии. - СПб.: Алетейя, 2000.

Некоторая переменчивость оценок, мнений и суждений не есть результат общей их неустойчивости и еще менее "каприза", как нередко утверждают: для одних она непонятна, для других неизбежна.
И те, для кого она неизбежна, в ответ на упреки только разводят руками: как же может быть иначе? Разве иные великие, даже бессмертные произведения не написаны в форме диалогов?
Г.Адамович. Комментарии

Книгу Адамовича "Комментарии" образца 1967 года (Вашингтон: Изд-во В.Камкина), изготовленную шесть лет назад по лицензии при помощи ножниц и ксерокса русским левшой В.Крейдом (В кн.: "Одиночество и свобода". М.: Республика, 1996), я читала три дня и три ночи с карандашом в зубах в год переиздания. И люблю ее безоглядно - как эмигрантский критик Померанцев - потому что "последним арбитром остается не разум, а сердце" ("Русская Мысль". Париж. 1968. 2 августа). А новую, честно сделанную, снабженную исчерпывающим аппаратом книгу, выпущенную питерской "Алетейей", приветствую из всех своих рецензентских сил.

Это субъективная, противоречивая, очень капризная книга. Она словно даже писана не на плоскости бумаги, а на чем-то вроде сфер - потому как на каждую идею можно отыскать в ней вовсе не одну контридею, а штук пять, шесть, десять, которые, в свою очередь, вступают друг с другом и своими противоположностями в довольно сложные отношения. Черт ногу сломит, литературовед скажет: "Эссеистика". Впрочем, теперь "эссеистика" - это такое слово, которое из ругательства превратилось в похвалу.

О "непоследовательности" Адамовича заговорили не вчера. О ней еще Марина Цветаева, великая язва, когда дело касалось ее литературных недоброжелателей, писала в статье "Поэт о критике". Приложила к статье и коллекцию цитат из статей Адамовича, назвав эту композицию-инсталляцию-комбинацию броским словом "Цветник" (Цветаева М. Поэт о критике. Цветник. - "Благонамеренный", Брюссель, 1926, #2, с.126-136).

Противоречия, если верить Адамовичу, вообще лежат в глубине мысли. "Комментарии" - книга человека сомневающегося, но доподлинно знающего, что в спорах истина, как правило, погибает мучительной смертью.

Мир по Адамовичу гармоничен, а значит един. Неслучайно и книга стихов, что он выпустил на Западе, называлась "Единством". Его "круги" - это возможность отказаться от выражения словами невыразимого, но и возможность почувствовать его, невыразимое, с разных сторон. Причем читатель, следуя этим мыслям по касательной, сам может осознать ядро, вокруг которого идет разговор, и открыть для себя, быть может, нечто достаточно важное.

Интерес Адамовича к футуризму... специфический, разумеется, иной раз покажется, что он и в грош его не ставит, отчасти из-за того, что футуристы были конкурентами по петербургскому литературному быту, отчасти всерьез, по причинам метафизическим. Но не здесь ли корни его, Адамовича - как бы это поточнее выразить, пусть и на птичьем языке литературоведения? - поэтики (философии?) незавершенного текста? Адамович кружит вокруг темы и выстраивает картину литературного мира просто как Хлебников, мучимый созданием "из фрагмента сверх-повести" (со своим Богом, верой, уставом). Только этими расходящимися - не кругами - сферами! - и можно нащупать связь там, где зияет пропасть.

Живущие в слове - а где же еще жить литератору? - только словами расскажут о жизни. Им недоступен жест (вот театр отличается от литературы, в частности, еще и тем, что там невозможен комментарий).

Зато вполне во власти литератора интонация.

Этим-то и удивляет Адамович более всего. Его "Комментарии" почти эпичны, потому что лишь в эпосе может быть столь самодостаточен всякий фрагмент. Но интонация - камерно и ненавязчиво располагает и к диалогу с книгой, и к сдержанному комментарию Адамовичевых комментариев.

Потому интересны и весьма показательны фразы, брошенные Адамовичем вскользь. Подарки для додумывания.

Ну например, вам ни о чем не напоминает определение повествования Достоевского как... полифонического? Так Адамович проговорился еще в 1925 году, рассуждая о "Барсуках" Леонова, а книга М.Бахтина "Проблемы творчества Достоевского" выйдет только в 1929-м; идеи полифонии позже породили целое направление в литературоведении, но Адамович тему не развил, бросил. Если надо объяснять, то не надо объяснять, как известно. Чертов сноб!

Набоков подметил эту особенность построения повествования у Адамовича и филологически точно описал критическую манеру сильно нелюбимого критика.

Христофор Мортус (под этим именем Адамович введен в роман "Дар") начинал свои статьи как-то так: "Не помню кто, кажется, Розанов, говорит где-то", - начинал, крадучись, Мортус; и, приведя сперва эту недостоверную цитату, потом какую-то мысль, кем-то высказанную в парижском кафе после чьей-то лекции, начинал суживать эти искусственные круги... причем до конца так и не касался центра, а только изредка направлял к нему месмерический жест с внутреннего круга - и опять кружился".

А что? Схвачено верно.

* * *

Основу книги составили тексты-эссе-фрагменты-наброски-заметки о литературе (и о нелитературе), которые Адамович начал публиковать еще до войны, а после нее вернулся к удачно найденной форме. Да что там - удачно найденной. В "Комментариях", так он назвал эти записки у изголовья, еще публикуя их частями в журналах "Числа" и "Современные записки" (а также в "Цехе поэтов", "Новоселье", "Опытах" "Круге" и "Новом Журнале"), Адамович довел до совершенства свой прием обрисовки контуров неназываемого. Название жанра менялось ("Table talk", "Оправдание черновиков"), но суть оставалась неизменной.

Отрывки, фрагменты сюжетно никогда не были между собою связаны, но их объединяло внутреннее родство тем.

Адамович писал обо всем на свете: о путях русской литературы, конкретно советской, эмигрантской (вот "Поэзия в эмиграции" из этой книги, например) и просто русской... О "вечных пустяках", о Толстом, о Достоевском, Сартре и Камю, Мережковском, смерти, коммунизме, о королях и капусте. При этом снимая своей волшебной интонацией даже самые вопиющие противоречия (ироничный петербуржец!): "Настоящая поэзия возникает над жизнью, все в себя вобрав, все претворив, а не в стороне от жизни, всего избегнув, всего испугавшись. "После" жизни, а не "до" нее... Бальмонт: "Я зову мечтателей, вас я не зову". И не зовите, не трудитесь: все равно не пойдем".

Иногда кажется, правда, что главное мастерство Адамовича - ритмическое (это он сам у Блока почтительно отмечал, в книге - статья "Наследство Блока" и об этом в том числе).

"Комментарии" - равновесное музыкальное произведение. В ницшеанском, Шопенгауэровом смысле, разумеется. Но - вспомним футуристов - Адамович искал не за-умный, а раз-умный язык для выражения музыки. Однако искал с внешней ленцой, с возможностью дальнейшего и тоже не окончательного поиска.

Статья, входящая в его книгу финалом, кодой, - "Невозможность поэзии" - еще и об этом.

Что горько, больно и с поэтической окончательностью формулировок выразил другой эмигрант, друг-враг Адамовича Георгий Иванов, когда сказал:


Но настоящих слов мы не находим,
А приблизительных мы больше не хотим.

***

Николай Ульянов, писавший о "Комментариях" в "Новом Журнале", утверждал, что "прошедший мимо нее (книги. - К.Р.) рискует остаться провинциалом в вопросах литературы" (НЖ. Нью-Йорк. 1967. #89. С.78).

Знаете, а ведь мы здорово все рисковали так и остаться провинциалами.

Какого-нибудь въедливого читателя, возможно, удивит строение книги. Она сделана по принципу "Литературных памятников", куда, собственно, том и готовился с подачи М.Л.Гаспарова, но задержался на неопределенные сроки по самой тривиальной из причин: не было денег на издание.

Но вот том все же вышел в составе ПСС, тщательно и любовно подготовленного Олегом Коростелевым. Благодаря которому въедливые читатели могут ознакомиться также и с Краткой хроникой жизни и творчества Г.В.Адамовича, которую г-н Коростелев уже публиковал в мало кому доступном сборнике Литературного института, но теперь вот дополнил нам, въедливым, на радость.

В очередном томе, как всегда, есть подробные примечания и именной указатель. Не нужно специально заказывать в Ленинке горы журналов, чтобы почитать остальные, оставленные Адамовичем за рамками своей книги "комментарии" - просто посмотрим Дополнения. И все.

Библиография и особенно Дополнения - никогда до этого тома не собирались в кучу, а тем более в хронологическом порядке, чтобы была видна эволюция: сам-то Адамович в свое время ухитрился сделать цельную книгу, поменяв все местами. В дополнениях, кстати, выделены курсивом все снятые или измененные места, так что заметно, как менялись взгляды: все меньше поклонения французской литературе, все меньше презрения к славянофилам.

И еще в примечаниях крайне любопытна полемика тогдашних лет с каждой очередной журнальной порцией "Комментариев", подчас целыми статьями. Воспалительное чтение для любого уважающего себя студента-слависта.

Отрадный ненавязчивый академизм.

* * *

Все чаще приходится слышать, что будущий век станет веком эссе. К чему такой экстремизм, не понимаю. Эссе хорошо и вольно ощущает себя в плотном литературном контексте. Штука-то паразитическая. В хорошем смысле. Вроде эстетики рядом с философией. Но если из нового потока эссеистики выкристаллизуется нечто подобное "Комментариям", я же первая сменю недоверчивую мину на восторженную рожицу.

P.S. Думаю, на днях читатель получит рецензию на эту книгу в "Ex libris НГ". Смею предположить, что это будет статья Сергея Романовича Федякина. Попробую даже упредить фабулу будущей статьи: я, например, ожидаю встретить сравнение "К." с "Опавшими листьями" Розанова. Вот еще хороший способ разглядывания разнообразных книг: от "Записок у изголовья" Сэй Сенагон до "Комментариев" Адамовича. Не правда ли, отличная тема для нового эссе?