Гилберт Райл. Понятие сознания. - М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 1999.

С.Бернен, Р.Бернен. Мифологические и религиозные мотивы в европейской живописи 1270-1700. О том, что знали сами художники. - СПб.: Гуманитарное агентство "Академический проект", 2000.

Г-н Райл, 1900-1976, родился в Брайтоне, обучался философии в Оксфорде, там же с 1945 по 1968 год работал профессором. Был главным редактором журнала Mind, 1947-1974 годы. Аналитический философ, британская философия "Общего языка", склонность к позднему Витгенштейну (из предисловия).

Разумеется, это книга двойного назначения. Первое - что она означает в частном философском дискурсе. Второе - что она означает в дискурсе общем. То есть в том, где свои оценки философским построениям может давать произвольное лицо. Опираясь, скажем, на личные чувства и ощущения, на здравый смысл или отсутствие оного. Рецензия представляет второй вариант.

В общем и целом - что касается литературного процесса - главная проблема нынешнего плачевного исторического момента состоит в отсутствии message. Нового message, разумеется. Кажется, именно сей факт и повлек за собой то, что называлось структурализмом и постмодернизмом, - говорю с банальных позиций пишущего практика. При этом само копание в структурах и постмодернистских конструкциях означало просто попытку инвентаризации имеющихся структур. С простой целью - а не завалялся ли между старых конструкций некий неупотребленный message.

Или, соответственно, нельзя ли составить такой message путем коннотации (проделав над ними, скажем, некоторые линейные или нелинейные преобразования) месиджей известных. Разумеется, попытки были удачными, раз уж были, но отчасти семантически недостаточными. По крайней мере, не возникло некоего нового культурного пространства как медиатора, на котором можно было бы свести - например, в художественном тексте - message из разнородных пространств, влияющих на человека по жизни.

То есть постмодернистская фанера (ну, эта многослойность) так и осталась многослойностью, заставляя пишущих действовать всякий раз в одной из жанровых плоскостей, что, разумеется, влекло за собой то, что сам жанр довлел message, ну а в таком варианте - какие же новизны?

Учитывая этот тупик, закупорку рецепторов, разумно их прочистить. Для начала - ощупать собственные рецепторы. Промыть систему, протереть окна.

И это более чем разумно, учитывая всяческие бессознательные мотивы - представленные в минувшие десятилетия в качестве обоснований любой речи. Естественно, утонуть в бессознанке - это как-то глупо, так что хочется понять: что ж именно такое у нас воспринимает, что этот механизм вообще в состоянии понять: раз уж какие-то нарушения или внутренние процессы этого механизма доказанным образом сказываются на том, что нами обнаруживается.

Соответственно, у Райла разграфлено все:

Миф Декарта.

Знание "как" и знание "что".

Воля.

Эмоции.

Диспозиции и явления.

Знание о себе.

Ощущения и восприятие.

Воображение.

Интеллект.

Психология.

Тут, конечно, есть грустный вопрос - ну а почему эта классификация представляется как бы добропорядочной? Только лишь за счет того, что слова в ней употреблены те, что Обществом признаны доброкачественными, а не из каталога вымышленных существ Борхеса?

Нипочему, конечно - но данный рубрикатор является той аксиоматикой, которой придерживается автор. То есть, есть место под названием Эмоции. Воображение. Психология.

Самым интересным в таких построениях, конечно, является связка - а где кончается механизм восприятия - и где уже реальная внешняя достоверность? То есть, где точка, находясь в которой, можно сказать, что извне и в самом деле что-то происходит. В какой зоне восприятия такая площадка существует? Или - что точнее - наоборот: что за восприятие она порождает? Где встречаются внутреннее и внешнее? Где Бог, а где порог.

Такие моменты размещены в приложении:

Категории.

Обыденный язык.

А вот сам Райл (чтобы понять меру притязаний автора): "Эта книга предлагает то, что с определенными оговорками может быть названо теорией сознания".

По сути, предпринимается попытка устроения новой анатомии мозга (условно) человека - очередная из многих, как и всякая из них, любопытная. Требуется либо отыскать новые органы восприятия или доказать, что известные работают не так, как принято считать; или - доказать, что вполне можно обойтись без умножения сущностей. Но дело-то субъективное, так что здесь всегда проблема: у одного некая нетипичная сущность уже есть и не убивать же ее, а кто без нее и в самом деле может обойтись, потому что обходится.

А главные враги у Райла Декарт и картезианская раздвоенность внешнего и внутреннего.

В сущности, все это - приключение, вовсе не обязывающее читателя диспутировать с его автором. Какая, в сущности, разница - понятие сознания или таинственный остров. Чем у Жюль Верна не анатомия сознания, исполненная весьма изящным и увлекательным способом? И не вступают же с Жюль Верном в диспут о том, что вот онагра, скажем, надо готовить вовсе не так, как у него рассказано, а так, как у него написано, - получится сущая дрянь...

Конечно, это вполне агрессивный литературный жанр: рассказать о том, как все устроено, соответственно и процесс узнавания этого "что" и "как" вполне детективен. В принципе на базе каждой книги по философии можно создать какой-нибудь квест-игру, что весьма помогало бы читателям. Квест можно построить на сочетаниях фактур. Вот, например, волшебная цитата:

"Я уже упоминал о том терминологическом факте, что слово ментальный подчас используется в качестве синонима слова воображаемый... Но гораздо важнее, чем этот лингвистический казус, тот факт, что среди теоретиков и простых людей бытует более-менее общая тенденция приписывать воображаемому своего рода иномирную реальность с последующей трактовкой сознаний в качестве скрытой среды обитания такого рода бестелесных сущностей".

Здесь самое время перейти ко второй рецензируемой книге. С.Бернен, Р.Бернен. "Мифологические и религиозные мотивы в европейской живописи 1270-1700".

В книге описаны 850 сюжетов, персонажей, историй, событий - наиболее распространенных в европейской живописи в указанный период. Ну, то есть полезно всем любопытствующим, не говоря уже о той тонкости, что сюжеты рассказываются как их "знали сами художники". То есть реконструируется восприятие изрядной давности. Но оно - вполне привычно.

Разумеется, нет ничего более уместного, чем можно было бы сопроводить вышеуказанную цитату из Райла. Вот он, мозг художников, который был "скрытой средой обитания такого рода бестелесных сущностей".

Это и доказательство заявлению Райла о том, что "общеизвестная истина, что люди постоянно что-то видят своим мысленным взором и что-то слышат внутренним слухом, не доказывает того, что действительно существуют те вещи, которые они видят или слышат". Вторая книга представляет список несуществований для Райла.

Что из этого следует? Да ничего не следует. Потому что бывает такое приключение, как у Райла, и такие приключения, как у этих художников.

Но обратим внимание на странную проекцию. Здесь легко устроить соответствия, исходящие из второй книги и попадающие в первую - учитывая вдобавок исходное антикартезианство ее автора. Картины в состоянии проиллюстрировать отдельные положения Райла. Похоже, это соответствие вовсе не случайно, но является следствием установившегося клише, создавшего некую сеть различений, свойственную данному, европейскому типу культуры. С которым, собственно, Райл и борется.

Разумеется, здесь главное - само существование европейского культурного клише, относительно которого и манифестируется игра на различениях типа сознаний. Конечно, все эти возможности лежат на том уровне, который Райл не может описать, ибо сам работает в рамках его проекции, "под ним". При этом - пытается доказать его несуществование, в чем несомненный подвиг самостоятельности.

В сумме имеет место некий реальный конец света, но связанный не с хронологией, а с тем, что все незавершенности срифмовались друг с другом, связались между собой и мозг автоматически обращается уже не к поискам новизны внутри этой тотальной схемы, а к устройству собственной рецепции.

Учитывая же, что буддийский опыт отстранения или дзенский - перехода на иной уровень рассмотрения для европейской культуры, цивилизации не слишком родной, можно констатировать системный кризис. В Европе явный переизбыток словарей и дефиниций, а когда некие произведенные тысячу лет назад определения выпирают наружу, требуя починки, - кризис очевиден.

Причем введение в обиход буддийского или же дзенского опыта в данной европейской ситуации приведет лишь к ее фиксации: все станет окончательно закругленным, без малейшего шанса когда-нибудь перестать быть колобком.

Наверное, и это лишь очередной ход какой-то длительной игры. Недоверие к собственным интуитивным возможностям в сравнении с каркасом интеллектуальных построений за очень много веков. Теперь возник некий кокон - все нити связаны, ничего больше не болтается одним концом в неизвестности. Сошлось все: вся новизна теперь только в поведении рецепторов. Главное, значит, их настройка. То есть все счастливы, теперь главное - правильно хавать. Бетховен, по слухам, хорош под пиво. Причем - конкретно жигулевское. Европа созрела, время жратвы.

Даже философы, уходящие в изучение процессов самоосознания, неминуемо напоминают участников группы "Лицедеи" - в отсутствие Полунина, в существование которого они верят. И все бы хорошо, да вот душно, а дождь никак не начнется.