Классик без ретуши: Литературный мир о творчестве Владимира Набокова: Критические отзывы, эссе, пародии / Под общей редакцией Н.Г.Мельникова. Сост., подгот. текста Н.Г.Мельникова, О.А.Коростелева. Предисл., преамбулы, комментарии, подбор иллюстраций Н.Г.Мельникова. - М.: Новое литературное обозрение, 2000.

Приятная необходимость указания выходных данных книги оставит во мне долгую память о трижды человеке по фамилии Мельников, авторе замечательных состов, подготов и предислов. Предисловие запоминается прежде всего тем, что его автору очень не нравится реклама Dirol и Pampers Baby Dry. Ну а что же дальше? Сразу же понятным становится одно: эта книга не о Набокове, как не является книгой о детстве сборник рассказов детских писателей. Немного позже приходит понимание, о чем же на самом деле эта книга - она о критике, даже если господин Мыльников со мной не согласится. По поводу того, с какой не очень приглядной стороны раскрывается тут феномен критики, сразу же приходят на ум формулировки разных тем, которые можно было бы развернуть в блестящий критический опус: о ничтожности и вреде критики, критика как прикладная метафизика истолкования, как прочитать книжку, чтобы затем получить за это деньги, комментарий и донос - две стратегии интерпретации или одна? Что такое сознание критика и как в этом сознании зарождается чтение - техника перевода языка литературы на язык насилия, рабства, унижения и жестокости; это все очень органично, хотя скорее в стороне от замысла мистера Маленькова, иллюстрируется двумя примерами, двумя частями книжки, двумя группами критических высказываний. Первая часть - это корпус критических высказываний из уст спасшихся от языков мирового пожара в берлинах и парижах белогвардейцев по поводу русскоязычных опусов Набокова от "Машеньки" до "Дара" с редкими вкраплениями их гостеприимных хозяев из лагеря Антанты. Вторая часть - компендиум критической рецепции англоязычных произведений писателя газетно-журнальными акулами из стран дальнего зарубежья с еще более редкими голосами их приспешников из эмигрантской среды. Условимся о терминологии: белоэмигрантов будем далее называть "первыми", а капиталистов "вторыми".

"Первые", разумеется, поначалу читают Набокова так, как у них наболело: всюду им чудятся символы, элегические образы, отблески России. Ирреальность их заграничного существования придает романам Набокова колорит сновидения, но и глубину, значительность. И достоинства, и недостатки словно списаны из гимназического учебника риторики - тонкость, нежный лиризм, легкость архитектоники, насыщенность описаний, стройность частей, продуманность, безыскусственность композиции, но и дряхлость, вялость, "читается без волнения". Современные веяния порождают фразы вроде: творческое отсутствие фабулы, взгляд чист от дурной болезни пространства, хорошо, что не удались "типы"; и эти же веяния обнаруживают у Набокова темы вроде: люди-манекены, ни сильных чувств, ни страстей, душевные футляры - ну это наше, чеховское, - ничтожество и бессодержательность жизни, гений и ущербность, мир - призрачная игрушка, исчезновение героя, драма художника, диалектика творчества. Я не хочу сказать, что у Набокова какие-то другие темы, просто сами приемы работы критика - отыскать "тему", а затем оценить, как хорошо автор ее воплотил в материале, - это классические приемы, и, применяя их к Набокову, получаешь еще одного тургенева. Стиль Набокова за неимением более подходящих эпитетов в общем случае оценивается как "блестящий", но граничащий с безвкусием - опять какое-то буало. "Подмечается", а затем становится избитым клише сходство повествовательной манеры Набокова с приемами кинематографа, но и с экспрессионизмом, футуризмом и чуть ли не кубизмом - что вижу, то пою. Еще пишут про внутренний холодок, ремесленность и эстетическую вторичность, - что полвека спустя будет в большом почете. Кроме того, "первые" так и не разобрались в играх с героем и автором, посчитав, что Набоков их "путает". И снова - праздничная яркость образов, тема творчества, упоение словесным мастерством, но и бездуховность, - вот оно, слово! - нерусскость, у героя нет духовного роста и судьбы, образ героя неубедителен, читателя никуда не зовут, плоскость и пустота. Массовость, бездумность, бездушная холодность и жестокость - чуть ли не свойства самого Набокова, заклинило, что ли, этих "критиков"! Резюме: все так причудливо и глубоко, но ничего не понятно. Из всех писаний "первых" советую прочитать только рецензию Бицилли на "Приглашение на казнь" и его же статью "Возрождение Аллегории".

Во многом тон писаний "вторых" был задан еще статьей "первого" Ходасевича, где он пишет о Набокове как о художнике формы, писательского приема, они же - приемы - и суть его персонажи. Сюда свалены еще орнаментализм, остранение и тема творчества. Сами же "вторые" так и не оправдали смутной надежды на интригу, заключенной в композиции книги - ополоуметь от бездуховностей "первых" и радостно окунуться в профессиональный драйв "вторых". Никакого драйва нет. Судите сами, вот вам перечень избранных оценок Набокова от "Себастьяна Найта" и до самого конца: незамысловатая безделушка, манера Уолта Диснея (!), глупая книга, умная книга, безыскусность, осколки, фрагменты, головоломки, колючки, ловушки, вариация на тему, язык, а не идеи, формализм, блеск, напряженность тона, слабость сюжетной линии, рассудочность, громоздкость, сильный и волнующий, вычурность, бесстыдное презрение к читателю, утомительный маньеризм, аморальный язык, садизм и жестокость, эксгибиционизм, порочность, антиискусство. Ценности "вторых" - это жизнеподобие, естественность, цельность, глубина, польза, нравственность, гуманизм, значительность событий, возвышенность чувств, ясность идей, уважение к читателю, стиль как средство выражения, сеять разумное, доброе, вечное. В подавляющем большинстве случаев Набокову во всем этом отказывают и правильно делают, но не потому, что Набоков плохой, а потому, что он другой. Среди набоковских "тем" выделяются атрофия нравственного чувства, эмоциональное опустошение и цинизм современного человека, духота, фальшь и пошлость жизни, потребление versus целомудрие. В какой-то период обильно рассуждали о марионетках и кукловоде, не говоря уже об известном скандале - порнография или антиэротизм? В конце становится совсем грустно читать и очень жалко Набокова: холодность, замысловатость, непривлекательность, вымученность, вязкость, увечность, немощность, запутанность, скука, плоскость, серость, фрейдизм (!), самоэпигонство, узость, манерность, декадентство, корпоративная литература, конец загадки. Словно речь идет не о литературе, а о надоевшей женщине. У "вторых" вообще нечего читать, кроме, пожалуй, коротенькой заметки Роб-Грийе по поводу "Лолиты", ну и еще прочтите пародию Умберто Эко на ту же "Лолиту" на странице 626, чтобы убедиться, какой он зануда. Думаю, после прочтения этой книжки с критикой вам все станет ясно. И дело вовсе не в том, что подобранные рецензии - это скороспелые газетные и журнальные отклики на горячие публикации. Мол, если бы тот же самый бумагомаратель посидел-подумал месячишко-другой, глядишь - и что-нибудь стоящее выдал. Ан нет: взгляд критика устроен так, что он смотрит на достаточно прозрачные и очевидные вещи, а видит при этом собственный гонорар - то есть как нужно написать, чтобы потом и себе и всем остальным было комфортно и уютно читать, избегая встреч с неизвестным и неожиданным, подавляя ростки свежей мысли, поддерживая, в конце концов, существующий порядок вещей - ньюсмейкер ставит спектакль, обыватель живет в этом спектакле.