Сьюзен Лангер. Философия в новом ключе: Исследование символики разума, ритуала и искусства / Пер. с англ. С.П.Евтушенко; общая редакция и посл. В.П.Шестакова. - М.: Республика, 2000.

Главной достопримечательностью этой книжки является дикий перевод. У меня был сосед по комнате в Доме Студента на Вернадского, так вот он однажды переводил с вражеского языка текст про античную скульптуру. Там говорилось, что скульптура произошла из рельефа путем постепенного отделения фигуры от задней стенки. Стенкой там было слово base, и сосед мой ничтоже сумняшеся изобразил сей процесс как "восхождение от основания" или что-то в этом роде, то есть не конкретно, как требовалось, а абстрактно. Книжка американской женщины Сьюзен Лангер 1942 года издания (в смысле, родилась-то она гораздо раньше, в 1895-м) переведена именно таким образом. Слава американской философии, никаких особо убойных - с позиций сегодняшнего дня - идей в этой книжке не обнаружилось, поэтому смысл большинства фраз был мне доступен как человеку, повстречавшему за свой короткий век достаточно косноязычных людей. Однако в особо пикантных случаях я действовал так: вместо того чтобы ломать голову над очередной загадкой, я мысленно восстанавливал оригинальный англоамериканский текст, а затем заново переводил его, иногда с помощью словаря. Несколько показательных примеров. Слово conception обернулось концепцией, хотя по смыслу надо было - понимание, понятие. Или встречаю подозрительный общественный объект и понимаю, что в оригинале было common и переводить следовало - простой, обычный объект, в отличие от необычного объекта - понятия. Или вот читаешь замечание о том, что крест используется как знак "плюса", а в наклонном положении - как знак "времен". Вы, конечно же, догадались, что там стоит times в смысле умножения. На роль хита претендует перевод первого афоризма из "Трактата" Витгенштейна: "Мир - это все, чем является случай". Понятное дело, в книжке Лангер стоит не Die Welt ist alles, was der Fall ist, а банальное The world is all that is the case, но неужели нельзя было свериться хотя бы с одним из трех общедоступных переводов: "Мир есть все, что имеет место" из версии 1958 года издания, "Мир есть все, что происходит" из перевода Козловой или "Мир - это все, чему случается быть" из недавнего перевода Руднева? Так чем же все-таки является случай? И что еще можно сказать о так изданной книжке?

А книжка эта, какой бы наивной она нам сегодня ни казалась, в 1942 году действительно могла быть актуальной, по крайней мере в той части, которая касается музыки. В остальном это скорее популярное изложение модных в то время теорий. С самого начала автор заявляет о беспредпосылочности своей точки зрения: изучение символа, мол, не выводимо из картезианских или кантовских предпосылок. Это неправда. Вот именно "кантовские предпосылки" и лежат в основании рассуждений Лангер. В ╖59 "Критики способности суждения" (1790) Кант пишет, что любое наглядное изображение понятия может быть либо схематичным, если понятие постигается рассудком при помощи априорного чувственного созерцания (пример - геометрические понятия). Либо оно может быть символичным, если под постижимое только разумом понятие, которому не может соответствовать никакое чувственное созерцание, подводится такое созерцание, при котором действия способности суждения совпадают с совершаемыми при схематизации лишь по общему для них правилу, по форме рефлексии, а не по содержанию. Схематическое и символическое - это два рода интуитивного, изображающего, в противоположность дискурсивному, не изображающему. Лангер же использует дихотомию дискурсивного и презентативного, считая их двумя родами символического. Анализ Канта оказывается более актуальным в силу того, что он видит сущностное различие там, где Лангер находит лишь неопределенно-общее. Хотя по сути Лангер всей своей книжкой пытается сказать то, на что Канту хватило трех страниц. Итак, продолжает Кант, схемы - это прямые, а символы - косвенные изображения понятий. Первые действуют посредством демонстрации, вторые - посредством аналогии. Символы можно встретить в языке, в силу чего он не носит исключительно дискурсивного характера. Такие слова, как основание, зависеть, (из чего) вытекает, субстанция и множество других - не схемы, а символы. Слово вытекать в смысле следования возбуждает зримый образ струящейся из источника воды, однако между логическим следованием и потоком воды нет никакого сходства. Все наше познание Бога, пишет Кант, лишь символично. Далее последовала романтическая рецепция этих идей Канта, по поводу чего отсылаю к: Тодоров, "Теории символа".

Помимо определения символа, по сути своей кантианского (символ - это нечто такое, что представляет не сам объект, а является носителем определенного понимания объекта, то есть понятия), хотя и слишком широкого для Канта, книжка Лангер содержит более или менее необязательные общекультурологические рассуждения. Разум описывается как орган, осуществляющий символическую функцию - чрезвычайно модное тогда словосочетание. Эта функция заключается не просто в пассивном соединении чувственных данных, но в активном преображении косной материи опыта. И, как во всех сочинениях подобного рода, все упирается в проблему происхождения сознания. Ответ Лангер предельно метафизичен: есть базовая человеческая потребность - потребность в символизации, она сложилась естественным путем как определенный этап эволюции белковых тел. Человеческое и означает символическое. Дискурсивное - тоже символическое, поскольку первичная функция языка - не коммуникация, а символизация. То есть сперва весь язык состоял из символов, примеры которых приводил Кант. Особыми техниками символизации являются ритуал, магия, миф, религия, искусство, наука. В языке и науке символизируется мышление, в искусстве символически трансформируются недискурсивные эмоциональные переживания, им придается объективная форма. Существует определенная историческая преемственность символических форм. В конце книги выносится обычный для таких сочинений диагноз современному обществу: оно недостаточно сильно любит символы.

Ущербность и необязательность любых подобных попыток выявить общий знаменатель всего человеческого обнаруживает себя в тот момент, когда разговор заходит о генезисе сознания и, следовательно, о тотемизме. Тотемизм - хорошая лакмусовая бумажка для любых культурологических теорий, стремящихся объяснить все. Ни одна из таких теорий пока не смогла толком объяснить, почему тотемом может быть какая-нибудь жужелица или богомол. Такие случаи молчаливо обходятся стороной. Вот и Лангер грешит тем же: тотемизм, мол, происходит от того, что животные воплощают в себе определенные качества: силу, гибкость, ловкость и даже мудрость, как сова (да-да, именно так она и пишет), и эти качества человек страстно желает развить в себе. Но это к слову.

Пожалуй, только в главе о музыке содержатся мысли, которые в контексте музыкальной эстетики того времени действительно выглядят новаторскими, хотя для нас они тривиальны. Мысли такие: музыка не представительна, она выражает чистую форму не как украшение, а как саму свою сущность. Впервые эта идея была высказана Эдуардом Гансликом в 1854 году, в эпоху засилья романтической музыки, которую трудно было проинтерпретировать иначе, нежели выражение эмоций исполнителя или композитора. Ганслик заявил, что музыка не передает никакого значения вообще, что содержание музыки - движущиеся звуковые формы. Потом был Стравинский, но Лангер о нем не пишет. Лангер пишет о том, что у музыки все же есть значение, но она символизирует иным образом, чем язык: не через соединение установленных значений элементов, а как особая целостная символическая форма, и поэтому ее нельзя перевести на "язык чувств". Можно сказать, что музыка передает лишь общие формы чувства, что это логическое выражение чувств, незавершенный и потому универсальный символ жизненных процессов, значимая форма без общепринятого значения. Да, музыка выражает чувства - но лишь в смысле изоморфности, общности структуры последовательного развития человеческих эмоций и развития тонов в музыкальном произведении. Музыка - тональная аналогия эмоциональной жизни человека. Новаторство Лангер как раз и состояло в последовательном антипсихологизме и в попытке его теоретического обоснования. И наконец, маленькая хронологическая неточность: Лангер в самом начале пишет, что ее книга - это и есть новый ключ в философии, поворотный момент которого как раз и связан с базовым понятием символа, и хотя психоанализ или символическая логика в равной мере являются воплощением этого понятия, именно она - Лангер - впервые артикулировала его коренной, порождающий характер. Хотя именно Кант за полтора века до Лангер указал на огромную неисследованную область, связанную с понятием символа. Так что Лангер подоспела лишь к самому концу той эпохи в истории мысли, открытием которой она так гордилась.

• Книга на вчера: А.А.Аствацатуров. "Т.С.Элиот и его поэма "Бесплодная земля"
• Полный список книжных обзоров