Русский Журнал / Круг чтения / Книга на завтра
www.russ.ru/krug/kniga/20000615.html

Голландское завещание
Татьяна Короткова

Дата публикации:  14 Июня 2000

Сэйс Нотебоом. Ритуалы. - М.: Текст, 2000.

Конни Палмен. Наследие. - М.: Текст, 2000.

Что мы знаем о Нидерландах? Амстердам, каналы, тюльпаны, художники┘ С литературой этой страны российский читатель практически не знаком. Издательство "Текст", восполняя этот пробел, выпустило сразу две книги нидерландских авторов.

Повесть Конни Палмен и роман Сэйса Нотебоома объединяет одна особенность - подчеркнутая метафизичность повествования. Эта проза чрезвычайно бедна событиями как таковыми, описание и исследование собственно реальности здесь уступает место размышлениям о ней. Кажется, Бродский говорил, что именно это качество отличает литературу от беллетристики.

В литературе второй половины ХХ века одиночество человека в мире стало общим местом. Это тезис, доказывать который нет нужды. Осознав его, на нем можно замкнуться, зациклиться - как Нотебоом, а можно игнорировать - как Палмен.

"Ритуалы" - роман о катастрофической разобщенности людей, о случайности и бесцельности существования. А когда люди перестают понимать - и даже больше: замечать - друг друга, человек остается на свете один. Так случилось с главным героем, Инни Винтропом: родителей он практически не помнит, жена уходит от него, потому что он не способен любить, друзей нет (только знакомые) - и не может быть, поскольку сам он "дыра, хамелеон, пустой сосуд, который можно наполнить поступками и речами". Нет и не может быть никакого призвания, определяющего смысл жизни: "Он был твердо уверен, что не только не хочет, но и не должен никем становиться. Мир и без него кишмя кишит людьми, которые кем-то стали, и большинству это явно никакого счастья не принесло". Пустота постепенно окружает его, заполняет собой душу, выхолащивает жизнь - "жизнь его состояла из событий, но событий, не связанных между собой каким-либо единым жизненным замыслом... он просто существовал, сын без отца и отец без сына, и что-то происходило".

Превращаясь в ритуал (для каждого свой), существование, распавшееся на отдельные события, лишенное стержня, обретает видимую целостность - но не смысл. Словно для большей наглядности автор сталкивает Инни с господами Таадсами, Арнолдом и Филипом. Эти двое - фигуры уже откровенно символические. Отец и сын, не имеющие представления друг о друге, не ведающие ни любви, ни дружбы, отгородившиеся ото всех, замкнувшиеся в себе, ненавидящие весь мир, но в первую очередь - себя в нем. Одинокие до неправдоподобия. В отличие от Таадсов, таки дошедших в своем самоотрицании до логического конца - добровольно избранного "абсолютного небытия", - Инни продолжает существовать: что-то делать, с кем-то встречаться... Но все связи порваны, встречи случайны, любовь заменил ритуальный секс, когда не знаешь даже имени партнерши и не можешь второй раз отыскать ее дом. Экзистенциальное одиночество стало не просто нормой, но единственной формой существования.

Вряд ли Конни Палмен писала свое "Наследие" (1999) в пылу полемики с Нотебоомом, особенно если учесть, что "Ритуалы" были написаны почти на 20 лет раньше (1980). Однако одновременное из появление на русском языке усиливает соблазн считать именно так, потому что больший контраст в мировосприятии двух художников трудно себе представить.

Сюжет повести прост: смертельно больная писательница Шарлотта (Лотта) Инден пытается подготовить своего личного секретаря Макса к тому, чтобы он написал задуманную ею последнюю книгу, поскольку сама она этого сделать уже не сможет.

На обложке помещается коротенькая рекламка-аннотация: "Книга о ненаписанной книге". На самом деле повесть "Наследие" и есть та самая, последняя, таки написанная книга Лотты Инден. Указания на это, прямые и косвенные, рассыпаны повсюду. Так, в какой-то момент она признается, что всегда мечтала начать роман со смерти главного героя, "семья которого наследует библиотеку. Очень скоро семья обнаруживает, что почти все книги переложены личными документами, письмами... ссылками на литературные произведения, которые дают толчок новым идеям и позволяют иначе объяснить уже существующие. Страницы других книг испещрены черновыми записями, в которых прослеживается связь между этими книгами, а также... той книгой, над которой главный герой работал при жизни". Что это, как не описание наследия самой Лотты - во-первых, а во-вторых, явное подтверждение того, что выбрана единственно верная форма для Лоттиной последней книги. Макс-повествователь - иллюзия, он как бы самоустраняется, растворяется в ее словах и размышлениях, и на самом деле тут звучит только один голос - голос Лотты.

Может создаться впечатление, что наследие Лотты - фикция, набор прямых или косвенных цитат (из Сэлинджера, Беккета, Флобера...), однако впечатление это ошибочно. "Каждая голова - это архив, а в нем хранятся воспоминания... Они приходят к нам извне. Мы никогда не были в этом мире одни. Нас всегда окружали другие люди. Их слова и поступки, их глупости и мудрые решения, их сострадательные и осуждающие взгляды оседали в памяти нашего мозга, нашей кожи, наших внутренностей. Родившись, мы легли в люльку, укрытые одеялом тысячелетней истории, не имея возможности выбраться из-под него и ничего не знать о прошлом".

Написанная в самом конце самого страшного в истории века, повесть естественно и легко возвращает нас к тем главным ценностям, которые в литературе последних десятилетий повсеместно принято хоронить. Словно в противовес фатализму Нотебоома Палмен говорит о том, что человек все равно может быть счастлив - в семье, в любви, в друзьях, в призвании. В книге нет безнадежной тоски по утраченному раю человеческих взаимоотношений, потому что Конни Палмен не считает его утраченным. И даже пресловутое духовное одиночество перестает быть проклятием существования, а претворяется в творческую энергию, если угодно. "Одинок каждый человек, но писатели пишут об этом, таким образом немного облегчая одиночество других..." А ведь это про книгу Нотебоома.

Очень соблазнительно было бы заключить из хронологической последовательности этих двух книг, что за последние двадцать лет человечеству удалось, наконец, преодолеть трагическую разобщенность и вернуть миру целостность, гармонию и красоту, однако вывод, пожалуй, кажется чересчур смелым - даже для благополучной цветущей Голландии.