Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Книга на завтра < Вы здесь
Городской альбом I
Otto Brusatti / Christoph Lingg. Apropos Czernowitz. - Wien; Koln; Weimar: Bohlau, 1999.

Дата публикации:  29 Июня 2000

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Начнем с того, что название этой книги (альбома?) перевести нельзя и жанр тоже определить невозможно. Это будет перевод с австрийского (строго говоря, нет такого языка), вернее - с австро-венгерского (а такого - и подавно. Но был когда-то). В общем, я не стану пытаться переводить название, имеет смысл лишь предупредить, что Czernowitz здесь ни в коем случае нельзя читать как "Черновицы" и уж тем более как "Черновцы". Город Czernowitz был столицей Буковины, восточной оконечности австро-венгерской империи. Больше трети его составляли евреи, второй по численности общиной были немцы, затем поляки, украинцы, румыны, армяне и прочие, коих было немало, украинцы же в польско-немецко-идишеговорящем окружении называли себя русинами, а язык свой "руським". Самоидентификация здесь, как и в большинстве случаев, происходила по принципу от противного: внутри империи Габсбургов украинцы почитали себя "руськими".

Еще у альбома есть что-то вроде эпиграфа - цитата из вагнеровского "Парсифаля":


...ich schreite kaum, doch wаhn' ich mich schon weit...

- что следует понимать приблизительно так: "едва сделаю шаг, как в мыслях я уже далеко отсюда", иными словами: более в голове, чем на земле. Эта умозрительность, демонстративная "надпочвенность" или "внепочвенность" - кажется, самая характерная черта новой галицийской мифологии. Собственно, если и говорить о жанре австрийского альбома, то он ближе всего той самой галицийской тоске, или ностальгии, что объединяет разные тексты разноязыких авторов (например, "t - карта Галиции" Игоря Клеха или "Вступ до географЁ©" Юрия Андруховича; я называю первое, что приходит в голову. Но если искать с другого конца, то тексты с похожей интонацией мы скорее всего нашли бы у новейших иудейских историков, философов пост-Холокоста, тех, кто с археологической скрупулезностью собирает и описывает осколки и черепки фактически исчезнувшего в ХХ веке культурного здания - восточно-европейского еврейства). Возможно, это собрание фотографий и текстов, фотографии сопровождающих и объясняющих, должно напомнить старый барочный жанр vanitas с его неизменным девизом "Sic transit...". Эмблематические натюрморты с черепами и ракушками в иконических vanitas сменяет романтический "пейзаж с руинами", в нашем случае - фотографии Христофа Линга, на которых не город даже, а некрополь... и люди, его населяющие. Старики на фоне кладбищенских плит, пустых церквей, выщербленных мостовых и странных памятников, старики на фоне своих старых вещей - книг и фотографий, старики на фоне столов - пустых и накрытых, старики на рынке (рынок здесь отдельная тема: австрийцев поразил феномен тотальной торговли с рук, которой, казалось, охвачен весь город). Самая странная фотография √ "картинка с выставки" под названием "Инсталляция Стол для жаждущих Ивана Залевича". Там фактурные кубы - что-то вроде каменных столов - и на них пустые стаканы. И торчащие вилки.

Все эти натюрморты и люди в городском пейзаже исполняют черно-белую тему vanitas в извечном сюжете о бренности и смерти. Статика черно-белой фотографии заставляет вспомнить об исходном - средневековом - смысле натюрморта: противостоянии жизни и смерти, о "языке вещей и декораций", "зримых образах незримого" ("Мы видим вещи таковыми, каковы они суть, - вещи же таковы, какими их видит Бог" - и это смысл натюрморта по Блаженному Августину). За австрийскими фотографиями Czernowitz легко увидеть тризну и memento mori, тексты же местами импрессионистичны, местами, напротив, пытаются что-то объяснить и проанализировать; но, кажется, все же тексты Отто Брусатти стали причиной того, что выставку Apropos Czernowitz соответствующие городские власти закрыли буквально на второй день после вернисажа. И вправду, если задуматься, что им оставалось делать - нормальным городским властям из плоти и крови, прагматичным крестьянам, скорее всего, как большинство украинских городских властителей: вряд ли им хотелось по нынешней погоде ссориться с австрийцами, но никакое здравомыслие не станет мириться с заявлениями о "городе-призраке", о вместилище "подержанных декораций", где нет ни одного приличного фасада и ни одной мало-мальски комфортной гостиницы. Но это всего лишь практическая конкретика, от которой никуда не денешься. А была еще метафизика, она не столь очевидна, но порождает разного рода неприятные беспокойства - как это всегда бывает с метафизикой. - Вот город, - сообщают нам Линг и Брусатти, - у него было прошлое, там жили мудрецы, поэты, купцы и студенты, он был как Ноев ковчег, там было много всего, и именно из-за этой великолепной пестроты он процветал: там цвели все цветы и плодоносили все деревья. Брусатти настойчиво, из главы в главу, повторяет простую вещь: Alchimistenkuche, Alchimistenhandwerk, Schmelztiegel. Этот город был похож на котел средневекового алхимика, причудливое варево народов, языков и культур. Пестрота, смешение и терпимость порождают изобилие. С середины ХХ века через город прошли как минимум две "национальные униформы" - фашистская и советская. И нынешние пыльно-пустынные Черновицы более всего похожи на заштатный советский город, хоть сегодняшним их - украинским - властям одинаково неприятно напоминание о любой империи, будь то Габсбурги, Рейх или СССР.

Кроме всего прочего, с австрийской колокольни Черновицы - Бургерландия, Трансильвания - часть Балкан, все тот же "балканский котел". "Czernowitz вполне мог бы быть нормальным балканским городом - т.е. азиатским городом в европейском платье". Сегодня это тупиковая зона. Немногочисленные поезда приходят сюда с Востока. И практически не приходят - с Запада. "Нога западного человека не ступает сюда, - пытается каламбурить автор текста, - а ведь ходили же, и могли бы ходить... в домашних тапочках!"

Черновицы сегодня и в самой Украине город заштатный и, скажем так, неактуальный. Ему далеко до Львова, и даже маленький Станислав (Ивано-Франковск) обскакал его по всем статьям, став одной из культурных (и культовых) столиц, тогда как про университетские Черновицы вспоминают иногда лишь западные целановеды, собираясь на свои нечастые - здесь - конференции.

Czernowitz, если смотреть из Вены, город ностальгический: здесь все напоминает о конце прекрасной эпохи. Игорь Клех в своей галицийской статье замечательно объясняет, за что всевозможные иностранцы так любят Львов: так похоже на любой старый европейский город, но все не так, нет музейной пленки и игрушечной иллюстративности. Это все равно как вы приходите в музей и видите под стеклом фрак вашего прапрадедушки. Ну и фрак как фрак, никаких особых эмоций. А тут сидит старый облезлый швейцар, как две капли воды похожий на вашего прапрадедушку, в этом самом фраке, который трещит по швам прямо у вас на глазах, и старик весь дребезжит, но ведь живой - говорит и двигается. Старость, должно быть, выглядит естественно - со всеми своими старческими неприятностями; в диснейлендовской красивости староевропейских бургов и шале есть что-то целлулоидное. Ну и наконец - там все чертовски дешево, в этом Львове. Дело не в меркантильности, а в ощущении той самой светской городской жизни, но без налета благополучной буржуазности.

Иное дело Черновицы. Здесь речь не о жизни старого города, а о неизбежном умирании. "Вечных городов" не так много. Наши австрийцы, кстати, замечают, что Czernowitz лежит на холмах. И романтики уверяют, что "на семи холмах". А скептики делят на полтора. И в самом деле, пишет далее Брусатти, к чему эти римские аллюзии? Czernowitz никогда не мнил себя в центре мира, никогда никому ничего не диктовал и не навязывал - ни языка, ни веры, ни обряда. Он все в себе принимал и чудесным образом совмещал. И если "вечные города", к которым, как к никаким другим, применим все тот же комплекс vanitas ("За что утратил ты величье прежних дней? За что, державный Рим, тебя забыли боги..."), в конечном счете превращаются в памятники самим себе:


...Ты ль на распутии времен
Стоишь в позорище племен
Как пышный саркофаг погибших поколений... -

невечный Czernowitz остается не именем даже, но чередой имен: Tschernowzy / Cernovzy / Cernauti / Tscherniwzy / Czernivzy; всякий имел право называть его на свой манер, замечает Брусатти. Впрочем, сегодняшняя Европа все эти имена путает с одним-единственным, которое знает и соответственно произносит: Czernobyl.

Но, кажется, все же тотальное забвение Czernowitz не постигнет. Он уже стал составляющей того самого галицийского мифа, о котором шла речь вначале. Для старой Европы это миф об оставленной земле, Золотом веке и этнической идиллии, которой по большому счету не бывает, но на то он и миф, "мечта доброго сердца". Для новой Украины здесь есть иной смысл: фактическое противостояние традиционного, лишь слегка перекрасившегося из совдеповского в нардемовские цвета, старого "просвитянского" официоза (т.н. "ТР-дискурса" в терминологии станиславского идеолога В.Ешкилева, - речь идет о "тестаментарно-рустикальных ценностях" с их традиционалистско-почвенническим пафосом) и вновь народившегося "неомодерна", чьи корни в Галиции и чья столица - все тот же пресловутый Станислав. По большому счету, галицийский миф призван явить новой Украине ее новую идеологию - среднеевропейскую и урбанистическую - взамен обычной и привычной: хуторянско-этнографической; Парсифаль, едва ступающий по земле и парящий в мечтах, взамен здравомыслящего крестьянина-прагматика. Более в голове, чем на земле...


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Роман Ганжа, Made in LATEX /28.06/
Александр Секацкий. Онтология лжи. - СПб: Издательство Санкт-Петербургского Университета, 2000.
Александр Люсый, Граждане гуляющие! При выходе из сада не забывайте свои цветы /27.06/
Жан Полан. Тарбские цветы, или Террор в изящной словесности. - СПб.: Наука, 2000.
Александр Уланов, Движущийся от /26.06/
Иосиф Бродский. Большая книга интервью. - М.: Захаров, 2000.
Илья Лепихов, Сорок лет на службе Их Императорских Величеств, или Русский Бонд /22.06/
Г.Р.Державин. Записки. - М.: Мысль, 2000.
Александр Скидан, Новый текстолог /21.06/
Владимир Эрль. В поисках за утраченным хейфом. - СПб.: Митин Журнал, 2000.
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Книга на завтра' на Subscribe.ru