Можно было б так и прожить, не узнав этого человека.

Ну и что? Скольких не повстречаем никогда и какое сонмище не знаем, будучи лично знакомы?..

Но случаем шанс - откровенный и вкрадчивый, как всякое узнавание через посредников. Марк Белорусец, переводчик из Киева, представил австрийского поэта и эссеиста Юлиана Шуттинга.

Книга - величиной с ладонь, как рукопожатье, открытое, располагающее к совместности.

"Попытка чтения" - так называется книга - вызывает поначалу просто симпатию: добротность и артистизм обложки, располагающее лицо автора на лацканах, простота тона краткого введения.

Незнакомого поэта лучше всего для начала пролистать, партитурно выхватывая глазом слова, связки их и гроздья. На вкус их, на ощупь взора, на терпкость после, как заглотил...

Пролистываешь слева направо и наоборот, а потом погружение, ибо уже пойман интонациями, ритмо-сюжетами, в которых мир знакомый нет-нет да и предстанет стороной непривычной.

Начало каждого стиха - будто бы с полувдоха, зачин внезапен, без введения и уловок. Кажется, что это запись-подстрочник репортажа о том, что видит и ощущает поэт. Тексты сродни бормотанью внутренней речи, спонтанной и дословно фиксирующей, обо что зацепилась мысль, позволяя

увидеть
отрешенные слова как собираются,
витая в строках,
что испытуя годность их,
себя в тебе вторят

Проскакиваю - не без интереса - первые страницы, и энергия ожидания враз хлещет через край - истинным откровением. Еще более поразительным, ибо совершается в будничном признании:

а знаешь, что для ребенка
мать,
выходя из комнаты
что-то принести из кухни
или открыть почтальону,
много раз уходит навсегда,
не попрощавшись,
что для ребенка,
пока она не войдет снова,
пролетают годы надежд и сомнений?
и ребенок,
руками закрывая глаза
или таясь за гардиной,
тратит несколько секунд вечности,
чтобы доказать себе: отсутствие,
смерть матери можно вынести?

Обрываю здесь, потому что визитки поэта и переводчика уже перед вами. Далее можно опустить названия сборников стихов поэта, можно даже не упоминать, что Марк Белорусец - еще и переводчик Пауля Целана, других немецкоязычных поэтов и прозаиков из когорты так называемых непереводимых. Зуд интереса уже заставляет вчитываться, превращая чтение из попытки в признание за автором текстов-и-переводов права на особое место в суматошности межстолетней сшибки смыслов и понятий.

Легко впасть в искушение цитировать еще и еще. А значит - время остановиться, передав инициативу составителям современных электронных библиотек.

И лишь одно еще отмечу. Стихотворение - оно и новелла, и рассказ, и спектакль с декорациями и особой режиссурой. Шуттингу и переводчику иже с ним удается без дураков нуль-транспортировка в недавнее прошлое, что прихватывает будущее и разворачивается в предметную картину философии смерти-жизни. Предметность ("Маутхаузен 19.."):

Вот бы родные и друзья
тех, кого отправили туда - все б они за это отдали,
"скажите в живых ли еще.../ моя дочь?"
"можно я ему/ ей принесу поесть?"

Предположение:

в каждой австрийской телефонной книге
ниже заголовка "Маутхаузен"
под буквой "П",
не доходя до "Парикмахерских",
возле "Памятных мест",
может быть указан номер...

Пересказ стихов - дело убогое, но суть: набрали номер, и голос произнес:

"Концлагерь Маутхаузен".

Время лентой Мебиуса: прошлое-будущее в настоящем, будущее прошлого, бесконечное скольжение, перетекание петлями возвратно-поступательного отверстывания в плотности зацементированной памяти новых и новых ходов...

вот как бы это было утешительно
для самих даже заключенных,
если бы хватило у них сил
на сновидение,
где однажды
настал уже давно тот день,
когда педагогам и воспитателям
приходится -
и вовсе не трудно им
на это решиться -
советовать некоторым детям
не входить в газовые камеры

Или еще:

распорядителю
в мемориал "Концлагерь Маутхаузен"
заявка:
"с моим классом,
двадцать пять мальчиков и девочек
возраст шестнадцать лет,
я бы хотела посетить лагерь
на третьей неделе декабря!"
отказ в ответ:
"никак, к сожалению, невозможно,
мы закрываемся за неделю до Рождества,
но лагерь откроется для обозрения
в начале Нового года!..." -

нет, все же так, скомкав небольшой текст цитатничеством, лишаем его той силы втягивания вглубь и отъятия элегического покоя-просветления, что даровали нам привычно поэты прежних эпох... Даже когда рвали жилы - даровали просветление. А тут - все не то, что прежде было знакомо. Спокойствие безнадежности прошлого, отчаяние от несовершенства надежды, мужественный взгляд в донные отложения опыта.

Европеец Юлиан Шуттинг - теперь и ваш знакомец.