Разговор об этой книге начинают с указания на специфическую фигуру повествователя, за которым (упоминанием) следует второе - фамилии некоего российского сочинителя. Но мы обещали редактору "Круга чтения" оного сочинителя не поминать. Итак, повествователь. Дворецкий, который служит в одном из лучших домов Англии, у него под носом судьбы Европы решаются, а он пылинки на столовом серебре считает. Странно слышать такие разговоры.

Как будто не описывали нам всемирный потоп (немаловажное явление, правда?) с точки зрения древесного червя, или рождение нового языка-мира-непонятно-чего с точки зрения сгустка-слизи-молекулы-неизвестно-кого, находящегося-в-яме-неизвестно-где? Не говоря уж, например, о сотнях исторических романов, где Куликовскую или там Бородинскую битву дают нам разглядеть глазами ратника Вавилы.

Кажется, Кадзуо Исигуро наткнулся на нечто более важное. Он написал книжку о полном и безоговорочном окончании средневековья. Структурообразующей чертой этого славного времени (ну, помимо прочих, описанных, выбирайте по вкусу: у Маркса, Ле Гоффа, да хоть академика Фоменко) было наличие двух типов профессий, которых больше нет: профессии свободного человека и профессии человека несвободного.

Не стоит путать дела с профессией. Дела свободных - война, поэзия, соколиная охота. Дела несвободных - чистка настольного серебра или там конюшен. Но профессия именно быть свободным - знать, что этот мир твой и щелчка пальцев хватит, чтобы желание исполнилось; либо быть несвободным - и подчиняться даже тогда, когда никто не приказывает.

Приди эта мысль в голову кому-нибудь лет сто пятьдесят или хотя бы сто назад - и на свет появилась бы масштабная эпопея, где в последней части пра-пра-пра героев первой части, покорявших Иерусалим, смотрели бы сквозь окна библиотеки Британского музея (зане своя распродана на аукционе), как в роскошных экипажах проносятся мимо потомки оруженосцев пра-пра-пра, разбогатевшие на спекуляциях какими-нибудь чуждыми истинному джентльмену акциями.

Но у кого бы сейчас хватило времени на чтение подобного сочинения? И взамен нам предлагается относительно короткое (287 страниц в книжке карманного формата) описание сентиментального путешествия престарелого дворецкого на хозяйской машине. Хозяин, впрочем, сменился: место английского лорда занял американский миллионер. Вот и едет дворецкий по Англии, вспоминая старые времена, в поисках былой любви (впрочем, это мы о любви догадываемся с самого начала, не он).

Правда, ничего наш мистер Стивенс, слуга покойного лорда Дарлингтона, не находит - именно потому, что ищет нечто уже исчезнувшее. Свою профессиональную несвободу, имеющую смысл только при наличии профессионально свободных, таких, как его хозяин, прекраснодушный дилетант, пытавшийся возродить рыцарские отношения на высочайшем политическом уровне непосредственно перед второй мировой, когда места для таких отношений уже не осталось. Герр Гитлер и герр Рибентроп не были безупречными джентльменами. Дворецкий с болью вспоминает, как его хозяин был назван дилетантом. Но на самом деле профессионально свободному джентльмену и положено быть дилетантом, профессиональная свобода - это высшая форма дилетантизма. И не случайно обвиняет лорда в дилетантизме американец.

Прочитанная таким образом, книга может оставить ощущение - почти по Пушкину - светлой печали. Гибель цивилизации, а о том ведь и речь, редко вызывает иные чувства, особенно если смотришь со стороны. А может, например, рассматриваться в качестве изощренной сатиры... Автор высмеивает узкий, ограниченный духовный мирок родовой аристократии и ее прислужников... Могла бы даже снискать лавры у критиков соцреалистического толка, каковые еще имелись в наличии в 1989-м, в год ее выхода. К моменту перевода отдельные особи уцелели только в альманахе "День литературы", но они настолько заняты рефлексией по поводу собственных текстов, что, пожалуй, не заметят романа Исигуро. А жаль.

Тем более что книга, которую отдельные оценщики успели обозвать скучной, действительно по-своему смешна. Словно бы джентльмен из чудом уцелевших профессионально свободных пересказывает в гостиной, за сигарой и портвейном, болтовню дворецкого, с известной долей отстраненности, собственным шуткам не улыбаясь. А то, что фамилия и физиономия автора (см. последнюю страницу обложки) позволяют в нем заподозрить не вполне коренного английского джентльмена, возводят эту отстраненность в квадрат. Дворецкий же в продолжение всей этой речи стоит на своем обычном месте, так, чтобы не бросаться в глаза. Он не улыбается. Он ждет, верный и неподвижный, как прекрасный пес на обложке русского издания. Чувство юмора не из тех, что культивируются в профессионально несвободных.

Об Исигуро писали:

Дмитрий Ольшанский в "Сегодня". "Особенности национальной прислуги". Хвалит.

Виктор Сонькин в РЖ. "Походная библиотека". Говорит - принципиально непереводим.

Алексей Михеев во "Времени новостей". "Иэн, Кадзуо и все-все-все". Роман о Достоинстве.

Аннотация в "Ex Libris "НГ". Утверждают, что Стивенс - самурай. Как Исигуро.

Григорий Чхартишвили в "ИЛ". "Но нет Востока и Запада нет". О новом андрогине и взаимопроникновении культур.