Нам хотелось бы здесь ответить вот на какие вопросы. Почему Криминале зовут Криминале? Прочие вопросы мы сформулируем по ходу дела, и многие из них покажутся гораздо более значительными, однако ответы на все эти значительные вопросы вы без труда обнаружите в тексте книжки. Там, уж поверьте, разжевано все. Даже фамилия Криминале перестанет быть для вас загадкой, если вы удосужитесь прочесть этот "остроумный, изящный и увлекательный роман". Так он характеризуется в аннотации, и у вас нет никаких оснований не доверять этой представительнице сразу двух богинь нынешнего пантеона - рекламы и критики. Однако же мы не случайно задаем этот вопрос в самом начале, ведь между вопросом в начале и ответом в конце по традиции располагается некая история, подробное описание тернистого пути к истине, полное тревожного ожидания и прочих смутных предчувствий. Мы как бы хотим сказать, что от рассказа - как и от женщины - мало проку, если в нем - в ней - нет никакой загадки. Мы лишь хотим придать нашему рассказу ту долю весомости, которой, как правило, бывает достаточно для более или менее легального укоренения в реальности. С этой последней мы для начала и познакомимся.

Как мы все с некоторых пор и на удивление безболезненно привыкли считать, реальность - это то, о чем пишут газеты и вещает телевидение. Протагонист, от лица которого ведется повествование, 26-летний журналист Фрэнсис Джей, симпатичный и культурный парень, тоже обладал чем-то вроде такой привычки. В это нетрудно поверить - ведь он получил специальность литературоведа в самой середине 80-х, в эпоху деконструкции и бурно развивающихся компьютерных технологий. "Детективы-подмастерья, обличители словесности, мы деконструировали все, что попадалось под руку: автора, произведение, читателя, язык, речь, самое действительность. Ни одна улика не ускользала от нашего взора, всякий текст подозревался в преступном умысле". Обратите внимание на употребление слов "детектив" и "преступный" - они относятся соответственно к читателю текста и к самому этому тексту. Мир - это дурно написанная книга, достойная, извините за грубость, лучшего применения. История, рассказанная в этой книге, вместе с ее назидательной моралью, - всего лишь жалкий фарс, грубо сколоченный миф, и на самом деле нет никакой Истории, а есть лишь мешанина из не принадлежащих никому высказываний, реплик и просто отдельных слов, в которой острый читательский взгляд изредка обнаруживает настоящие жемчужины - чтобы поставить под сомнение и их подлинность.

Вот в таком, с позволения сказать, настроении наш герой и принимается за Криминале. "Криминале - текст, я - дешифровщик". В качестве текста Басло Криминале весьма недурен. Великий аналитик современности, Лукач 90-х, король философии, единственный уцелевший в условиях постфилософской культуры Классик Нашего Времени (эры модернизма, постмодернизма, постпостмодернизма), матерый мыслитель эпохи гласности, интеллектуал новой формации, титан мысли, харизматический метафизик эпохи Келвина Кляйна и теории хаоса, переживший традиционные методы познания, поэт, прозаик, драматург, корифей эротической фотографии... Однако и тут есть за что зацепиться неистовому детективу-деконструктивисту. Это биография Криминале, его судьба - удивительная, противоречивая, потайная, обманная, загадочная. Только вот загадка эта - не более чем головоломка на листе бумаги, препятствие для чтения и загвоздка для интерпретации. Этакий милый интеллектуальный детектив, обладающий несомненно изящным и остроумным решением. Более ничего наш герой под "загадкой" не разумеет.

Но экспедиция в Европу все меняет. Теперь Криминале "был уже не текстом, который я должен расшифровать, а человеком, которого мне предстоит выслеживать". Сперва эта гонка по чужому следу кажется Фрэнсису беспредметной - еще бы, с таким-то образованием! Однако вскоре предмет обретает первые признаки реальности вместе с тайной, контуры которой все четче проступают сквозь словесные покровы. Неожиданно по мере продвижения в глубь Восточной Европы - а Криминале именно оттуда - понятие реальности вновь обретает старый метафизический смысл. Реальность - это тайна, похороненная и забытая, но каким-то непостижимым образом управляющая нашими поступками и оценками. Реальность - это всегда травма, которую наша память старается обойти стороной, и как раз эти моменты сопротивления свидетельствуют о подземной вулканической активности реального. Привычная смерть автора оборачивается сокрытием автора, когда текст может посвященным сказать очень многое, а другим - тем самым высокомерным читателям эпохи IBM - ничего, когда есть автор подлинный и автор мнимый, но при этом первый пишет так, как если бы писал второй, как бы знающий тайну и стремящийся ее скрыть. Это называется мастерством риска.

Вместе с тайной возвращается История. Мы - и наш герой тоже - привыкли обходиться без нее, мы обустроили на ее месте своего рода театр памяти, мы связали определенные события с определенными эмоциями, избавив себя от необходимости переживать их, и с определенными идеями, иллюстрациями к которым они прекрасно служили. Мы сделали Историю целиком позитивной, ладно пригнанной и гладко отутюженной. Но История возвращается как тайна и отсутствие, как то, что опущено в официальных хрониках и вымарано в неосторожных мемуарах. Теперь, остро чувствуя близкое дыхание такой Истории, Фрэнсис заново открывает для себя искусство деконструкции. Подлинная деконструкция состоит не в том, чтобы уличить текст в апологии реальности, которой как бы на самом деле и нет, но в том, чтобы увидеть во всех неясностях и противоречиях отпечаток вытравленной из памяти альтернативной реальности, мало похожей на официальную.

Понятное дело, Криминале оказался замешан в деятельности восточноевропейских спецслужб, играя роль двустороннего канала передачи шпионской информации, что позволяло ему - разумеется, еще и по причине его безусловной талантливости - свободно перемещаться по миру, дружить с главами государств и голливудскими звездами, публиковать книги в странах обоих враждующих лагерей и иметь кучу денег. Эта куча хранилась на многочисленных счетах в швейцарских банках и была, конечно же, не его. Она была тем самым "золотом партии", которое никак не могут найти. Эти счета использовались для проворачивания крупных тайных сделок, для покупки технологий, для шантажа и подкупа западных политиков, чиновников и бизнесменов. Партия использовала Запад как банкирскую контору, и после развала Системы обнаружилось множество претендентов на спрятанные миллиарды как с Востока, так и с Запада. С этими деньгами оказалась связана почти вся руководящая верхушка Новой Европы, и немудрено, что различного рода теории конца Истории и смерти автора были признаны официальной доктриной почти повсеместно. Верхи, так сказать, пошли на беспрецедентное сокрытие Истории, дабы сохранить деньги и власть. А вот и слова самого Криминале: "Но одно, мой друг, я хорошо усвоил - не существует никакого будущего. Будущее - это то, что мы выдумываем в настоящем, дабы навести порядок в прошлом".

Так почему же Криминале зовут Криминале? Слово crimen переводится с латыни как 1) обвинение, 2) вина, проступок, преступление. Обвинение строится обычно на реконструкции некой последовательности событий, на воспроизведении связной истории преступления. Для того чтобы восстановить историю, требуется другая история - история расследования, узнавания и различения. Это уже другое латинское слово - cerno, которое означает 1) различать, видеть, 2) узнавать, определять. Слова crimen и cerno однокоренные. Эти две истории - история преступления и история детективного расследования - имеют один корень, они в каком-то смысле причастны друг другу. Одну не понять без другой. Фрэнсис Джей осознал реальность Истории лишь после того, как сам ввязался в своего рода детективную историю, играя в ней роль скорее свидетеля защиты, нежели обвинителя. Криминале предстает хотя и в роли обвиняемого, но не в каком-то конкретном преступлении - нам хотелось бы поверить ему на слово, что совесть его чиста - а, так сказать, обвиняемого в чистом виде, то есть вменяемого, которому в принципе можно вменить в вину. Человек вменяемый безусловно заслуживает большего уважения, чем невменяемый, то есть такой, который не запятнан участием в каких бы то ни было историях. Быть в истории - это на наш европейский лад и означает пользоваться сознанием, мы просто иначе не можем. Быть в сознании - это и означает быть вменяемым. Фрэнсису с непривычки, скажем без обиняков, сложновато управляться в истории, в которую он попал, другими словами, ему трудно постоянно находиться в сознании, ведь он привык к состоянию невменяемости, апофеозом которой стала его "букеровская речь". Уметь контролировать ход истории, чувствовать внутреннюю логику событий, в каждый момент четко осознавать, где ты - в самом начале или уже в конце, - все это входит в европейское понятие сознания. Только дано это немногим. Быть европейцем, быть в сознании, быть вменяемым (заметьте, мы тут не говорим о морали или о чем-то в этом роде) - это и означает быть Криминале.