"Слыхали новость? Джон Леннон впал в манию величия - бегает вокруг своего дома и кричит, что он Иосиф Кобзон!"

Это где-то год 66-й, не позже. Тогда же из города в город перекатывалось еще одно "слыхали?" - что Битлз по пути в Японию приземлялись в Москве и сыграли концерт при закрытых дверях для каких-то избранных негодяев, а потом сразу полетели дальше.

О том же был - особый жанр коллективного разговорного творчества: "Если бы Битлз приехали в СССР, я бы..." - ясно, что не остановился ни перед какими препятствиями; слушателей, однако, живо интересовал их перечень, мыслимые пределы и приемы, посредством которых герой их своротит.

А также: "Ты кого больше любишь - Битлз или Роллинг Стоунз?" - не совсем, конечно, но что-то вроде этого - "ты за красных или за белых?". Или: "А ну-ка, назови всех Битлз по именам!" - а не назвал, что с тебя взять, кроме анализа? Или следующая стадия: "Тебе кто больше нравится - Леннон или Маккартни?" - посвященная публика делилась на леннонистов и маккартнистов. И: когда единственный на весь класс обладатель магнитофона Володька Степанов по кличке Стив, придя в школу, объявлял, что накануне ночью он записал новую песню Битлз, мы, не раздумывая, срывались с урока и шли к нему. Потом магнитофон появился у Витьки Дешевых - у него я впервые услышал "Hello - Goodbye": запись начиналась в диапазоне 49 метров, после того, как там начали глушить, последовал - р-р-р-р! - быстрый перескок на 31 метр, а когда глушилки добрались и туда, еще раз - р-р-р-р! - и "hey, hello!" допевалось уже в диапазоне 25 метров; единственно ради музыки мы и прибегали тогда к "Голосу Америки".

Много лет спустя я прочитал у Эрика Клэптона об этом: "sort of religion" - так оно, видимо, и было. Чему свидетельство - доказательство от противного. Был я тогда вьюношей среднешкольного возраста, то есть лет тринадцати, и повесил у себя в комнате учебную карту Великобритании, к углам которой присобачил четыре известные физиономии - образца года этак 64-го, если не 63-го, вполне то есть такой себе промоушн: пиджачки, галстучки, улыбки, волосик, льнущий к волосику (теперь эту штуку впору квалифицировать как молодежный иконостас). И приехала к нам как-то неведомая подруга моей тетки из дремучего Миасса, зашла в комнату, глянула на невинные изображения и, не медля ни секунды, выдохнула: "Дьяволы!"

У нас в стране благодаря стечению исторически объяснимых обстоятельств не было тупой тинейджерской битломании, которую походя лягает Голдман, живописуя турне Битлз по Штатам. Зато вот это было точно: как Маяковский (принимать или не принимать - нет вопроса: моя революция), я, когда впервые услышал Битлз, сразу понял: моя музыка (хотя что я, молокосос, понимал? - вошла, как шар в лузу после мастерского удара). А за компанию с нею в жизнь отдельных отроков проскользнул и помянутый sort of religion - как запрет на измену, предательство, отречение. И потому, конечно, в это "если бы приехали Битлз" вкладывалась молодая жажда подвига, если угодно - желания пострадать, потому что было переполнявшее вместилище сознание - они того стоят.

И у меня нет ощущения, что мы ошиблись.

О книге Голдмана говорили, будто она написана с односторонней целью - потоптаться на этом ощущении. Когда я начал ее читать, сказка вроде бы сразу стала былью: Йоко, трясясь от нетерпения, выхватывает из рук какого-то прохиндея пушера дозу кокаина, запершись в ванной, пользует его, затем смачно блюет, и - после такой экспозиции - переход к детству, отрочеству и юности Джона, где он густо лжет, бахвалится, глумится, ворует, бьет смертным боем, становится (чтобы шантажировать Эпстайна) пидором и, по слухам, чуть ли не копрофагом, - список можно продолжить. Короче, если б не было уже сказано мудрое и опытное "когда б вы знали, из какого сора...", объяснить, откуда взялись "Girl", "Happiness is a Warm Gun", "Working Class Hero" или "Isolation", было бы прямо невозможно (или возможно: объявив их автором не Леннона, а, например, Шолохова).

Хотя попутно умом промелькнули и когдатошние инвективы против "Анатоля Франса в халате", и возмущенный ропот Пушкина в защиту гения, который и низок-то совсем по-другому, чем разные всякие, и хладнокровное маяковское: "об остальном, только если отстоялось словом".

Но книга Голдмана - не в халате, это - голая книга, то бишь без лукавств, ухищрений и смысловых плеоназмов. Издатели-молодогвардейцы, которые, может быть, и издали бы, будь он у них на руках, перевод какой-нибудь книжки пореспектабельнее (если, конечно, не спецом выбрали такую - ср. для контраста с вышедшим в том же издательстве житием Николая II), попробовали и эту одеть - в предисловие пустозвона Саульского. В советское время, бывало, таким манером какой-нибудь легальный и благонамеренный дурак спасал сомнительную книгу - но сейчас-то зачем? Страницы с ним нужно просто выдрать к чертям собачьим.

И учесть вот что. Голдман писал, безусловно, рассчитывая на восприятие подготовленной - в том числе и сусалами и олеографиями, а отнюдь не только "вдумчивыми исследованиями" вроде, например, книги Энтони Фосетта - аудитории. Ясно, что у него были собственные амбиции, и ясно, что не в его интересах было добавлять еще одну ложку патоки в этот сироп (не тот эффект!). Отстранение - самый испытанный и верный в таких случаях путь. И он пошел по нему: собрал свидетельства разных периферийных людей ("новый материал") и провокативно демонизировал Леннона ("новый взгляд"), - но. Выводы он благоразумно оставил за собой - вроде, например, того, что все члены ленноновских банд (band'ов) были ипостасями его собирательной личности и что Битлз не составляли здесь исключения. Наблюдение не без изящества мысли (правда, вскоре по тексту оказывается, что оно производное) и уж точно никак не вяжущееся с задачей опоганить Леннона. Как и это, об "I Am the Walrus": "Нигде более он не достигал такого идеального равновесия между языком как средством выражения мыслей и языком - инструментом действия". Явно слишком длинная мысль для обывателя: не перекусит. А значит, книга не для него писана.

Для кого же тогда?

Моя версия причины, приведшей Голдмана к демонизации Леннона, вернее - к назойливому акцентированию всегдашней чреватости срывами двойственности его натуры, это - Йоко. Чтобы контраст между ними не был слишком уж вызывающим (иначе их связь вообще никак не объяснишь), Голдман выборочно прошелся черной краской по Леннону, чтобы уж потом с наслаждением вымазать в ней ее - густо и с головы до ног. Как прием это, безусловно, шаг вперед по сравнению, скажем, с трактовкой Маяковского в контексте соцреализма, где Бурлюки и Брики однозначно малевались как бесы, стремившиеся оседлать бабочку поэтиного сердца.

Так что именно Йоко Оно - настоящий адресат книги Голдмана.

Годами слушая про нее песни протеста, я теперь вообще не могу представить, какой должна быть подруга Леннона, чтобы удовлетворить требованиям односторонних его поклонников (вроде тех, что писали на магнитофоны с "Double Fantasy" только песни Джона или не писали с "Белого альбома" "Revolution # 9"). Думаю, тут не обойтись без консультаций у доктора Фрейда.

Исторически вышло, однако, так, что поклонники не поняли даже этого (то есть во имя чего Голдман позволил себе кощунствовать) и решили, что пасквиль - все его писание чохом.

На моей памяти от Битлз отпадало несколько слоев поклонников ансамбля - после "Rubber Soul", после "Revolver", после "Сержанта Пеппера" - т.е. по мере того, как музыка становилась все более непредсказуемой, они и отваливались. Но они посыпались просто как штукатурка, стоило только в жизнь Джона (и Битлз так или иначе) войти Йоко. Оказывается, эти ребята испытывали по отношению к Битлз родительские чувства: во-первых, Битлз для них всегда должны были оставаться восхитительными детьми, а во-вторых и следовательно, - водиться с этой девицей приличным мальчикам никак не пристало. Тогда-то и начали мотать битловское время назад, чтобы нарыть компромат, который бы показал, откуда растут у Леннона уши греха.

В результате творческой обработки этой схемы Леннон у Голдмана вышел этаким Шивой, сколько разрушителем, столько и созидателем, а Йоко - бескомпромиссной Дургой безо всяких там Парвати и Сарасвати. То есть получилась мало что проекция мифа, так еще и кастрированного; тем не менее, направление мысли Голдман выбрал верное: у Битлз должна быть не биография, но рассказанная на разные лады сказка.

Сказку Альберта Голдмана "Джон Леннон" ("The Lives of John Lennon") надо читать на ночь и выключив свет.

Теперь несколько неизбежных слов о качестве перевода: видимо, на троечку с минусом. Писать "Джимми Хендрикс", когда исходно имеем Jimi, никуда не годится. Писать "Йи-кинг", когда есть "И-цзин", - это махровое бескультурье. Переводить "после хриплого Дасти Спрингфилда", в то время как Дасти Спрингфилд - очаровательная блондинка, это вполне "в букве" одной погромной советских времен книжки об ихнем авангарде, где было сказано: "Йоко Оно - японский художник..." Писать "забили косяка" - значит обидеть всякого уважающего себя наркомана, поскольку приравнивает священнодействие к "забиванию козла". Писать "Меллотрон" в кавычках и с большой буквы - то же самое, что писать "Скрипка" или "Фортепиано". Назвать вокалиста Бич Бойз именем Май Лав - значит обессмыслить популярный каламбур конца шестидесятых (Mike Love Not War). Приписать Аллену Гинзбергу авторство поэмы "Вой" - значит оспаривать лавры у переводчика одного из "больших интервью" Иосифа Бродского, который сделал Заболоцкого автором сборника "Свитки". Не считая мелочей вроде Стокхаузена, Энди Уорхолла или Маршалла Маклугана.

Впрочем, черт с ними, с мелочами. Не было еще сказано о главном - для нас, родившихся здесь. Голдман - noblesse oblige! - не преминул сказать свое "нет" и по этому поводу: "Все разговоры о роли "Битлз" в пробуждении сознания своего поколения безосновательны..."

Если бы это было действительно так, мне пришлось бы переписывать свою биографию заново. Но, слава богу, есть гораздо более бесспорные вещи, чем моя сомнительная биография.

Общий, так сказать, тезис: люди, конечно, не стали благодаря им добрыми во всем, но те, для кого Битлз и специально Леннон что-то да значили, становились добрее, стоило в разговор или ситуацию вплыть теме Леннона или Битлз. Не стану пытаться трактовать это явление социологически (типа, через референтную группу), приведу лучше некоторый пример из жизни.

С начала 80-х, после того как Леннон был убит, я начал справлять дни его рождения. Задуманы они были как безразмерные контркультурные мероприятия - этакие "квартирники", где на 40 метров жилплощади собиралось человек 50, чтоб делиться друг с другом всяким самостроком - текстами, фильмами, музыкой, "хорошими вибрациями". Люди приезжали в Таллин из Москвы, Риги, Ленинграда - и не цивильно, поездом, а как положено - автостопом.

Этот конкретно случай произошел году, наверное, в 83-м. Три пары из Москвы на тот момент уже были на месте, а для четвертой - Андрея Полонского с бывшей его женой - прошли все сроки: время за полночь, октябрь, темень, прибалтийский осенний затяжной дождь - в общем, их если и ждали, то скорее на следующий день. Тут, понятно, и подоспел звонок в дверь: но за нею стояло не двое, как ожидалось, а четверо. И вот история, которую отчасти рассказали они сами, а отчасти наблюдали все при сем присутствовавшие.

Переночевав в Питере, Полонские в более или менее обычном режиме добрались до того места Ленинградского шоссе, где в него впадает выезд из Кохтла-Ярве (шахтерского, по преимуществу русскоговорящего города) и там, что называется, "зависли". Наконец в этой самой темени и под этим самым дождем им удалось остановить какую-то легковуху, вывернувшую из Кохтла, в которой сидели двое парней, объявивших, что ехать им всего километров десять и вообще в другую сторону. Какого-то рожна, однако, они еще спросили - а зачем это Полонским надобится в Таллин? Когда им ответили - мол, день рождения одного человека, некоего Леннона, и все такое - парни резко сменили азимут, посадили их в машину и покатили в Таллин. 155 километров, между прочим.

Когда они привезли парочку и вошли в дом, то попросили угостить их чаем и поставить "Сержанта Пеппера". Затем выпили чай, внимательно прослушали первую половину пластинки, сказали "спасибо" и отправились восвояси. Представляется, что наилучшей моралью здесь будет: no comments.

Хотя не удержусь-таки от комментария к книге - в целом. Тоже, увы, случай из жизни, ценный, правда, тем, что он хотя бы не мозговая поллюция. Как-то в стародавние уже времена приехали к нам Настя и Никита Михайловские. И сразу наутро после их приезда мне взбрендило усадить Никиту слушать в наушниках двойник Йоко Оно "Fly" - как раз такой, где она, по общему мнению, - и Голдмана, понятно, тоже - воет, визжит, верещит, "выводит какие-то трели" и т.д. Никита, который весь был воплощенное необщее мнение, вышел, когда прослушал альбом до конца, и сказал: "Да!"

Настя потом, когда мы остались вдвоем, спросила: "Что, тест на клевость?" - "Вроде того", - согласился я.

Клевые люди, как водится, и умирают раньше, чем неклевые. Впрочем, это наблюдение можно считать и производным - либо от тенденциозной статистики, либо от иллюзии.

"Бесчисленные Будды происходят из числа людей,
Но их трудно встретить, так же как слепую
черепаху, плывущую на бревне".
("Сутра Совершенного Пробуждения")

P.S. 9 октября сего года Джону Леннону исполнилось бы 60 лет со дня рождения. Союзнические поздравления всем, кому это не безразлично.