Русский Журнал / Круг чтения / Книга на завтра
www.russ.ru/krug/kniga/20001019.html

Памяти вдовы Энгельс
С.Рябиченко. Погромы. 1915 год: Три дня из жизни неизвестной Москвы. - М., 2000

Ксения Зорина

Дата публикации:  19 Октября 2000

Kнига могла бы называться так: "Три дня, когда в России было выгодно быть евреем". По очень простой, до омерзения ясной причине: в эти три дня в Москве громили немцев. А поскольку немецкие и еврейские фамилии очень похожи, толпа, шедшая 28 мая 1915 года по Мясницкой, Тверской, Петровке, Арбату, Кузнецкому мосту, останавливаясь около некоторых домов, прежде чем начать бить, обсуждала - не еврей ли хозяин. И если кому-то удавалось убедить, что еврей, - проходила дальше.

Главное достоинство работы Сергея Рябиченко, при всех ее видимых невооруженным глазом недостатках, - тема немецких погромов в отечественной литературе, кажется, еще не освещалась. Судя по всему, автор, выпускник академии им. Плеханова, занимаясь изучением дореволюционного московского городского бюджета, обнаружил в архиве несколько фондов, посвященных оценке понесенных от погрома убытков. Заинтересовавшись этим и добавив данные некой анонимной "периодической печати", он попытался создать максимально красочную картину происшедшего - "поулично". Как собиралась на Тверской проправительственная манифестация с трехцветными флагами и портретами государя, состоявшая почему-то исключительно из детей десяти-двенадцатилетнего возраста, как громили, аккуратно сверяясь со списком австрийских и германских подданных, Верхние торговые ряды,. как распоряжались непонятные вожаки с белыми нарукавными повязками, как отворачивались городовые, стоявшие на своих постах и следившие только, чтобы камни не летели в соседние "русские" дома, как начинали с демонстративного "уничтожения товаров", а закончили повальным грабежом, как какой-то интеллигент нарочно завопил не своим голосом "Казаки!" и толпа тут же рассыпалась, но, не дождавшись никаких казаков, через пять минут собралась снова, как убили на фабрике Шредера вдову потомственного почетного гражданина по фамилии Энгельс, как на все призывы к полиции и военным, исходившие прежде всего от гласных городской думы, отвечали, что нет людей и "не приказано", как в конце концов та же полиция, прибыв в конце концов на винный склад Гетцке, где после разгрома началась пьяная драка, нашла тридцать два трупа, как, наконец, на следующий день толпу загнали в Камергерский переулок и для острастки расстреляли - прямо напротив МХАТа.

Достаточно? Можно, конечно, сказать, что жертв было не так уж и много - во время еврейских погромов в каком-нибудь Кишиневе явно бывало больше. А тут действительно, кажется, более всего пострадала сама толпа, которую в очередной раз и очень умело, судя по манифестации подростков, использовали. (На обложке книги помещена фотография, запечатлевшая именно этот "крестовый поход детей".) Впрочем, списка жертв у Рябиченко нет - нет даже примерной оценки количества убитых. Зато есть огромный, из 688 пунктов, список домовладений, пострадавших от погрома, с указанием сумм - дань специфике изначального исследования.

К сожалению, специфика эта подводит автора, а вместе с ним - и читателя. По большому счету, верить в этой книге, кроме оценки экономического ущерба, ничему нельзя, - так как нет ни одной ссылки на источник. Источники перечислены валом, в конце - но на чем основывается то или иное утверждение автора, пользуется ли он заявлением потерпевшего, показаниями очевидца, донесением полицейского или просто раскавычивает газетную статью, понять нельзя. Как нельзя понять и что, собственно, по поводу самого главного - механизма, приводившего события в движение, - думает автор. Точка зрения автора может быть какой угодно: он может сгорать от стыда за наше позорное прошлое, может ненавидеть немцев и считать, что так им и надо, может восхищаться действиями правительства, так ловко решившего щекотливый вопрос, - но желательно все-таки, чтобы авторская позиция была хоть как-то заявлена. Должен же у него быть свой собственный взгляд на то, что произошло. В данном же случае автор, что называется, начал за здравие, кончил за упокой: материал он, верный нынешнему западному принципу беллетризации, излагает "от себя" (что действительно делает книгу интересной и вполне читаемой), какая бы то ни было критика источников напрочь отсутствует, оценки все свалены в кучу и не понять, какая из них принадлежит автору, какая - журналисту-современнику, какая - шпику из наружного наблюдения или просто обыкновенному доносчику (хотя некоторые предположения по тону этих оценок все-таки сделать можно). Вершиной подобного подхода, пожалуй, можно считать фразу "Приведу выдержку из этого обращения, не нуждающуюся в каких-либо комментариях". Еще как нуждающуюся, если учесть, что речь идет об анонимном письме, написанном то ли действительно крестьянами, то ли их доброжелателями из числа полиции, и касается оно событий в Московском уезде, с которыми уж точно ничего не понятно: если верить источникам Рябиченко, получается, что немцы Московского уезда погромам страшно радовались.

Какие-то выводы Рябиченко все же делает: что по сути дела был объявлен "день открытых убийств" - призывы к расправе с указанием даты где-то вывешивали заранее; что списки были составлены; что полиция получила соответствующее распоряжение - не препятствовать. Градоначальник Андрианов лично участвовал в первой манифестации на Мясницкой. "После окончания погромов, - пишет Рябиченко, - власти стали, наконец, принимать кардинальные меры. С первого июня вступил в силу закон о немецком засилье, согласно которому все торговые предприятия, принадлежащие подданным воюющих с Россией государств, должны быть закрыты и все немцы должны быть уведены с фабрик и заводов". "Войти в силу" - это означает, что он был опубликован 1 июня? Означает, что вся акция была спланирована, чтобы оправдать издание такого закона? Таким образом, в конце концов все становится на свои места: вопрос о немецких погромах превращается в вопрос о праве и/или обязанности правительства интернировать подданных враждебного государства - жестокость ли это, милость ли по отношению к ним? Вопрос этот находится в непосредственной связи с той самой изначальной спецификой исследования - ведь не от человеколюбия же немецкие предприятия и магазины не закрыли непосредственно 1 августа 1914 года? По одному только количеству перечисленных Рябиченко объектов видно, насколько российская экономика была зависима от присутствия иностранного, в том числе немецкого, капитала. Где будет чистая публика покупать платья, конфеты, посуду, если закрыть немецкие магазины? Где - если даже рабочие в толпе кричали, что Феррейна во время войны громить нельзя, у него все лекарства? Экономический аспект - зависимость и независимость от немецких поставок, налогов, взяток; в конце концов, вопрос о том, почему в 1916 году посчитали, что без всего этого уже можно будет обойтись - вновь выходит на первый план. Этот аспект автору должен быть ближе, но он-то и не рассматривается. В таких случаях принято говорить, что нельзя объять необъятное - в особенности в первой работе, выпущенной, судя по всему, без чьей-либо помощи, на голом энтузиазме То, что тема заявлена, документы, пусть глухим указанием фонда, в оборот введены, направления для дальнейших размышлений намечены, заслуживает только благодарности. В конце концов, перед нами и не монография: при всей сложности темы книга откровенно заявлена как краеведческая; надо радоваться тому, что есть.