Русский Журнал / Круг чтения / Книга на завтра
www.russ.ru/krug/kniga/20001101.html

Сын отечества
Модест Колеров. О необратимости настоящего: Фрагменты 1994-2000 годов. - М.: Дом Интеллектуальной Книги, 2000 (серия "Тетради по философской эссеистике. Тетрадь третья")

Дмитрий Ольшанский

Дата публикации:  1 Ноября 2000

В начале сороковых годов немцы во Франции арестовали почтенного, с длинной бородой, философа-националиста (в ту пору) Петра Струве. Донес сосед - дескать, Струве был дружен с Лениным. Спасло то, что кто-то из немцев знал русский - Петр Бернгардович указал на том из ленинского собрания сочинений. Посмотрели, что пишет Ильич про "друга", и немедленно отпустили.

Струве - один из главных героев публицистического сборника Модеста Колерова, посвященного проблемам политическим, историческим и экономическим - в их логическом единстве. Надо сказать, что книга Колерова - лишь одно из сочинений неоконсервативного толка, появившихся недавно. Среди прочих - "Поэтические воззрения россиян на историю" Максима Соколова, "Две реформации" Дмитрия Шушарина. Всех этих публицистов объединяет, помимо интеллектуального обоснования нашего "нового царствования", то, что они преподносят себя в качестве "либеральных консерваторов" - лиц, настаивающих, пусть мягко и цивилизованно, на сохранении имеющегося порядка вещей. На величии России как она есть.

Главная мишень книги Колерова, известного историка русской философии, а также газетно-журнального автора, - социализм в разнообразных его проявлениях, тематика - от сборника "Вехи" до бомбардировок Косово, от Умберто Эко до Чечни. Надо сказать, что в своей первой, изначальной посылке пафос Колерова представляется вроде бы законным и заслуживающим одобрения - действительно, частная собственность и свобода личности как определяющие ценности вряд ли могут вызвать сомнения. В своей развернутой критике социализма Колеров неявным образом опирается на одну из лучших политических и экономических книг двадцатого столетия - "Дорогу к рабству" Фридриха фон Хайека, решительно выступившего против социалистических доктрин еще полвека назад.

Но далее в своих суждениях Колеров совершает колоссальную смысловую подмену. Рассуждая о либеральном консерватизме (с привкусом свободы), мы не должны забывать о том, что именно подлежит консервированию. Подобного рода британская философская мысль основана на тех демократических институтах, что существуют в Англии, и только в ней, с незапамятных времен, - и потому подобный либеральный консерватизм в любой другой стране не может быть произведен естественно, а только пересажен черенком с британского древа. Австрийцам фон Хайеку и Попперу, чтобы сделаться идеологами "открытого общества", понадобилось сперва забыть об имперской истории родного государства, более того, пришлось, вообще говоря, оттуда сбежать. Колеров же предлагает выстроить "либерально-консервативную" идеологию, опираясь на вековые традиции земли русской - иначе говоря, возвратить к жизни такие фундаментальные образцы отечественного консерватизма, как крепостное право, битье батогами и еврейские погромы. Как справедливо заметил Булгаков, - "ежели шомполами, то при чем тут красные банты, а ежели красные банты, то бить надо никак не шомполами". Действительно, британское уважение к правам личности и частной собственности никак не согласуется с русским самодержавием и русской общиной. Консервировать в России, увы, решительно нечего, создавать нужно с нуля - а новшества Колерова не устраивают. "Верная дорога классической русской философии" приводит его к таким, например, мыслям: "Государство - вещь органическая, зиждущаяся на религиозных ценностях и абсолютно-потусторонних и относительно-посюсторонних: семье, собственности, внутренней свободе личности". Однако государство, построенное на религиозных ценностях, - это, к примеру, Иран, в то время как в иных странах существует свобода вероисповедания, в том числе свобода быть атеистом и вместе с тем - не подозрительным лицом, как атеисты в царской России, но вполне добропорядочным гражданином. Колерова же атеизм как социальная позиция не устраивает. "Человек русской культуры, выяснивший для себя вопросы веры и Бога, почти не имеет выбора: в отношении какой религии определять ему свою личную религиозную жизнь", - с удовольствием пишет он. Надо думать, что человек, как-то иначе решивший для себя "вопросы веры и Бога", русским уже никак не является.

Что же до свободы, то здесь Колеров обнаруживает особое лицемерие - толкуя о "свободе внутренней". Говорить в извечно тоталитарной России о внутренней свободе - такая же низость, как рассуждать о пользе диеты перед голодными детьми. Внутренняя свобода - дело интимное, с ним человек уж как-нибудь разберется сам, а борьба за свободу внешнюю - действительный, патетично выражаясь, долг политика или публициста. И тут, пользуясь излюбленной колеровской аналогией - историей России начала ХХ века, - образцом может быть никак не любитель виселиц П.А.Столыпин, всесильный премьер-министр, бросавший избранным парламентариям "Не запугаете!" (почти как матрос Железняк - "Караул устал!"), но кадетский лидер В.Д.Набоков, боровшийся за оправдание Бейлиса: дело, надо полагать, малозначимое по сравнению с "внутренней свободой" и торжеством "исторической неизбежности православия в России" - державными тезисами публициста Модеста Колерова.