Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Книга на завтра < Вы здесь
Улитка под столом
Чарльз Буковски. Хлеб с ветчиной / Пер. с англ. Ю.Медведько. - СПб.: ТО "Новое культурное пространство" при содействии Гуманитарного информационно-издательского агентства "Литера", 2000

Дата публикации:  2 Ноября 2000

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Не люблю маргиналов, ни в жизни, ни в литературе. Эти "маленькие", "бедные" люди, расплодившись в "Шинели" Гоголя, расползлись по мировой литературе как вши. Вечно пьяные, обдолбанные, воняющие мочой и перегаром. Их откровения банальны и до жути предсказуемы: тяжелое детство, бомжовая юность, алкоголь, наркотики, "весь мир бардак, все бабы...". И жуткая, всепоглощающая черная зависть к тем, кто хоть чуточку лучше, талантливей, богаче.

К сожалению, среди них - не только бездари; встречаются и безусловные таланты. Эти умело, даже с блеском выворачивают на страницах книг свои души, но это мелкие, поганые душонки, в которые, как в заблеванную урну, даже плюнуть противно. Их читают и любят или извращенные снобы, которых, кроме грязи и дерьма, уже ничто не возбуждает, или такие же ублюдки, как сами авторы.

К Чарльзу Буковски все это не имеет никакого отношения.

Это не маргинальная - это просто очень хорошая литература. Буковски причисляют к натуралистической школе. По мне, так это очередной наукообразный ярлык, который зашоривает восприятие и мешает видеть очевидное: то, что романы Буковски - никакой не натурализм и даже не реализм, а лирика в чистом виде, настоящая проза поэта. Да, его текст жесток и совсем не похож на рождественскую сказку. Но что же поделаешь, если окружающая жизнь такая сволочная, что лирику надо очень глубоко прятать, чтобы мы смогли ее воспринять. Это наша грязь и наш гной, автора нам винить не в чем.

(Очень сложно не запутаться, когда пишешь о таких текстах, как "Хлеб с ветчиной". Хочешь сказать об авторе - сворачиваешь на героя, рассказываешь о герое - вылезает сам автор. Ну да читатель у нас умный, разберется.)

Мы привыкли к штампу "счастливое детство", хотя мало у кого оно было по-настоящему счастливым. Эта книга - о детстве; сказать честно - о поганом детстве. Да и герой - совсем не херувимчик. Буковски с охотой рассказывает о нем (или все же - о себе?) всевозможные гадости. На первый взгляд, это обычный душевный стриптиз, который так любит маргинальная литература. Стриптиз действительно есть - да только наоборот. Если маргиналы с удовольствием раздеваются и демонстрируют всю грязь и мерзость своей души, то Буковски в эту грязь и мерзость свою душу одевает. Как улитка в раковину, прячется в них от враждебного мира.

Главный конфликт романа - столкновение личной любви к миру, к людям и тотальной нелюбви в ответ. Роман начинается со сцены, в которой годовалый мальчик прячется под столом от опасных и страшных взрослых. Он и дальше будет прятаться по мере взросления: в болезнь, в браваду, в алкоголь, мат, драки. Автор очень осторожно, даже застенчиво, мимоходом показывает то светлое, что есть в герое. Даже не показывает, а намекает, как в детской игре "казаки-разбойники". Тоненькая белая стрелка на заплеванном асфальте. Теплее, теплее, холодно, холодно... Автор словно боится за героя: высунешься из панциря, покажешь свою любовь к миру - тут-то он тебя грязным сапогом и раздавит. По панцирю-то пусть бьют - не больно. Но это тоже ловушка, тупик. С каждым годом раковина все прочнее, тверже, уже и захочешь ее расколоть изнутри, а не получится, и вот герой избивает единственного друга, он уже не может по-другому общаться.

Самое поганое, что есть в американской культуре, - это ее универсализм и всеядность. Она с легкостью переваривает и заставляет служить себе даже то, что, казалось бы, должно вызвать у нее несварение желудка. Так она прожевала и выплюнула в глянцевой упаковке рок-н-ролл, хиппи, кислотную культуру. Она переварит, если уже не переварила, и Буковски. Мажорные мальчики яппи в престижных университетах уже, наверное, пишут курсовые по его романам. Пресытившиеся снобы употребляют его тексты в качестве пикантной приправы, а непризнанные гении молятся на новую икону. Ведь его судьба - тоже вариант великой американской мечты: "он был таким же, как мы, и стал знаменитым и богатым". Врете, сволочи. Он никогда не был таким, как вы.

P.S. А стихи в конце книги - чудо как хороши, даже лучше романа.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Иван Давыдов, Новые фигуры на старых фотографиях /01.11/
Модест Колеров. О необратимости настоящего: Фрагменты 1994-2000 годов. - М.: Дом Интеллектуальной Книги, 2000.
Дмитрий Ольшанский, Сын отечества /01.11/
Модест Колеров. О необратимости настоящего: Фрагменты 1994-2000 годов. - М.: Дом Интеллектуальной Книги, 2000.
Андрей Левкин, Плерома из папье-маше /31.10/
Апокрифические Евангелия. - СПб.: Амфора, 2000.
Олег Дарк, Обреченные победителями /30.10/
Миф о Дон Жуане: Новеллы, стихи, пьесы. - СПб.: Corvus, Terra Fantastika, 2000.
Дон Жуан русский: Антология. - М.: Аграф, 2000
Ксения Зорина, Гусарская баланда /26.10/
Алла Бегунова. Повседневная жизнь русского гусара в царствование Александра I. - М.: Молодая гвардия, 2000.
предыдущая в начало следующая
Игорь Третьяков
Игорь
ТРЕТЬЯКОВ
litlbear@rambler.ru

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Книга на завтра' на Subscribe.ru