Винсент (Венсан?) Декомб родился в Париже в 1943 году. Его произведения выходят на русском языке впервые. В сборник вошли две работы даровитого мыслителя: "Тождественное и иное" (1978) и "Философия грозовых времен" (1988). Издательское предуведомление было написано, очевидно, в большом подпитии. Ну и оставим его в покое. Введение автора к первому, более раннему труду заслуживает большего внимания. Французская философия, - авторитетно заявляет маститый ученый, - это философия, которая говорит по-французски. Ну что ж, с этим поспорить трудно. 1:0 в пользу зарубежного гостя. Современная французская философия, - продолжает исследователь, - это весь тот дискурс, который имеет место сегодня во Франции и рассматривается сегодняшней публикой как философский. 2:0. Но сегодняшнее поколение обязано расплатиться с долгами поколения предшествовавшего, потому мы рассматриваем период 1933-1978. Отцы и дети - это сильно, поэтому 3:0. Но этот самый дискурс производится в особом месте, которое называется "университетским пространством".

Об этом подробнее. Философия во Франции - это что-то вроде нашего диамата (точнее, наоборот). Ее там изучают чуть ли не с детского сада. На сей счет существует единая государственная программа по философии (по крайней мере, существовала в 1978 году), и преподавание философии во Франции целиком определяется "природой и функциями" этой программы. Преподаватель лицея и тем паче университета отбирается государством на конкурсной основе и является государственным чиновником, на которого возложена великая государственная миссия - транслировать государственный дух. Делать это можно по-разному, но в любом случае для этого необходима определенная политическая позиция. Выбор такой позиции "был и остается во Франции решающим испытанием, именно он призван раскрыть конечный смысл мысли". Таким образом, законченным философским высказыванием во Франции считается, например, не Cogito ergo sum, а что-то вроде "Cogito ergo sum, так голосуйте же за коммунистов". В результате все возможные философские высказывания поделены между политическими партиями, причем передел происходит регулярно. Складывается уникальная ситуация, когда философу как философу нечего сказать.

По-прежнему 3:0. Уже хорошо.

Попытаемся выразить это иначе. Обычно представляют дело так, что есть ученый, который работает с каким-то предметом и производит знание о нем, и есть философ, который, совершая акт мысли, впервые производит сам этот предмет или воспроизводит его на новых основаниях, подвергнув старые критике. Тогда следовало бы сказать, что французский философ (= преподаватель философии) в подавляющем большинстве случаев занимается тем, что выражает общее чувство по поводу чего-то, нечто смутное, витающее в воздухе эпохи. Можно было бы назвать это модой.

Франция - законодательница мод. Философ-кутюрье. Неплохо. 4:0.

"Философия в погоне за духом времени" - так называется первая глава более позднего сочинения непобедимого француза, "Философия грозовых времен", как уже было сказано. Дух времени мы условились называть модой в том смысле, в каком "модно" означает "в духе времени". Здесь ставится очень серьезный вопрос: что философия может дать моде такого, чего не смогут дать ей, скажем, индустрия красоты, автомобильная промышленность или беллетристика? Может ли философ быть модным - то есть ухватить дух времени - в каком-то ином, совершенно особенном смысле, нежели просто носить модный костюм и разъезжать на модном авто? В формулировке Декомба: "Каким образом философия может трактовать актуальность?"

Другими словами, может ли философ высказаться по поводу того, что есть, во-первых, именно как философ, а не как гражданин или потребитель, а во-вторых, не удваивающим образом, то есть сказать что-то о событии не как о событии и о вещи не как о вещи, а именно вот об этом событии и об этой вещи? Вопрос серьезный, если учесть, что именно удвоение и есть философский способ рассуждения по преимуществу. Сущее как сущее, мысль как мысль - не правда ли, есть чем гордиться?!

Все еще 4:0, но мы чувствуем, что моральное преимущество уже на нашей стороне.

Итак, что даст нам право квалифицировать высказывание о данном конкретном событии как философское? Из рассуждений Декомба можно понять приблизительно следующее. Мы неспособны в силу определенных обстоятельств рассуждать о частностях иначе, нежели подводя их под некий общий принцип. Все наши рассуждения - это явные или скрытые силлогизмы, а они, как известно, обязаны содержать хотя бы одну общую посылку. И вот эта посылка может быть либо пословицей, либо максимой. Пословица - это общее место культуры. А что же такое максима? С виду ее не отличить от пословицы, но использующий ее философ убежден, что в ней есть нечто, чего нет в пословице. Если культура - это определенным образом упорядоченная система пословиц и поговорок, тогда философ, высказывая максиму, воображает себя расположившимся за пределами любой культуры.

Но это нынче считается невозможным. Выходит, если философичность высказывания определять содержащейся в нем максимой, то философии вообще не существует, так как любая максима является пословицей. Кстати, сам Декомб пользуется в данном случае расхожей пословицей о невозможности внешней позиции по отношению к культуре, мысли, языку и так далее. Рассуждение получается примерно такое: можно лишь воображать себя философом, оставаясь при этом полным говном.

И вот тут было бы 4:1, но соперник оказывается хитрее, чем мы могли предположить.

Все это ерунда, - говорит он, - про силлогизмы, максимы и все такое прочее. На самом деле крут был старик Кант, когда четко показал, что философу как философу нечего сказать о событии. Философу мало проку наблюдать за происходящим на сцене, но зато ему может быть интересна эстетическая реакция зала. Давайте оставим событие его участникам, давайте лучше проанализируем нашу зрительскую реакцию. И сделаем выводы.

То есть извлечем мораль. Мы - как зрители - вольны высказывать любые моральные суждения, которые носят, как известно, универсальный характер. Но мы не можем дать универсальную политическую оценку, у нас просто нет на это права, так как мы - если мы не облечены властью - не несем никакой ответственности за наши суждения.

Однако Кант полагает возможным такое политическое суждение, границы которого будут совпадать с границами отдельных национальных государств. Вот пример такого суждения, которое могло бы быть высказано по какому-нибудь поводу: "Народ имеет право потребовать уважения его независимости от своих соседей, если ему удастся заставить их уважать себя, и если ради этого потребуется сохранить монархический строй, то следует его сохранить". То есть философия конкретного события появляется тогда, когда нужно предъявить философские основания для предпочтения той или иной интерпретации этого события.

Все верно, но можно и возразить. Ведь интерпретация - это оценка, совершаемая вовсе не на философских основаниях, а в силу все тех же общих мест. То есть философские основания - это воображаемые основания. Ну что философского - читай: универсального - в утверждении "Всякий народ имеет право на независимость"? Общее место локальной и совсем молодой еще культуры - только и всего.

4:1. Можете не соглашаться, но тут я сам себе судья.

Однако на с. 330-336 Декомб предпринимает отчаянную попытку реванша (поскольку, как вы понимаете, наш один стоит поболее их четырех) и разворачивает совершенно фантастическую картину в духе средневековых аллегорий. Представьте себе благородное собрание, во главе которого сидит Свободная Воля при всех регалиях, а вокруг, почтительно склонив головы, собрались Советники - один по Экономике, другой по Политике, третий за Совесть отвечает и так далее. Разрабатывается некая операция. Вначале советник по Физике излагает то, как она будет проходить объективно, так сказать, а затем прочие советники излагают свои за и против. Операция может оказаться политически выгодной, экономически разорительной, а с точки зрения Совести - бессовестной и так далее. Свободная Воля слушает, слушает, а затем говорит "Стоп" и принимает решение. Философ, как можно себе вообразить из этих путаных замечаний, напоминающих скорее очередной сон Веры Павловны, должен сыграть роль секретаря Свободной Воли, а именно: составить регламент, ограничить выступления временными рамками, нашептать Свободной Воле на ушко, чьи замечания представляют собой ценность, а кого можно лишь вежливо выслушать, не более. Этакий хитрый и проницательный администратор при сумасбродном президенте. Ограничить произвол Свободной Воли - вот задача нашего героя.

Эта немного утопичная - в точном смысле слова, поскольку непонятно, где все происходит - картина, как водится, скорее ставит вопросы, нежели отвечает на них. Почему воля - непременно Свободная? Кто такой этот философ, коль ему дано право составлять Иерархию Ценностей? Ну и много еще подобных вопросов - они почему-то напоминают мне вопросы терпеливого, но вместе с тем дотошного доктора к пациенту психиатрической больницы, который до этого бредил наяву в течение нескольких часов.

Не знаю как вам, а мне кажется, что справедливо будет присудить ничью: 4:4. Специалисты по логике и по теории игр, возможно, возразят: как же так, ведь только что было 4:1. Мне их мнение интересно и ценно, но я как философ и по совместительству человек в некоторых отношениях свободный, полагаю, что именно такое решение будет правильным. Вот на нем и остановимся. А что касается практических рекомендаций будущим преподавателям философии, то задача у них одна: забыть философию как кошмарный сон, если они желают на своих лекциях иметь что сказать. Что самоцелью, кстати, не является. Большинству как раз нечего сказать, с чем мы их и поздравляем.

Еще раз для тех, кто не слышал: счет в нашем дружеском матче ничейный - 4:4!