Стихи Айзенберга не просты и не сложны, они вне этих категорий. Простота, как правило, подразумевает скрытую сложность (часто - в хорошем смысле), а сложность - неявную простоту (часто - в плохом). В то время как Айзенберг не затемняет смысл нарочно, хотя при этом и не навязывает себя не только в друзья, но даже и в знакомые. Он совершенно спокойно может обойтись без "лишних людей", сам - не являясь лишним. Лишними, выспренними не кажутся в его текстах и высокие слова (например "душа"). "От вон той черты до вон той черты" и вправду объемлет все (включая душу).

Грань между некоторой позой и открытой лирикой у Айзенберга тонкая. Трудно произнести "Спаси и помилуй братцев моих", - звучит скороговоркой, да и получается это произнести естественно, только если - скороговоркой. А иначе... ведь не молитва же. Как и "только с тобой, только в твоих касаньях". Айзенберг зачарован высоким слогом и не скрывает этого. Он вообще ничего не намерен скрывать: "Не боюсь признаться в червоточине".

На различных гранях поэт балансирует постоянно. Основная - между привычной жизнью и жизнью иноприродной. Перечитайте стихотворение "Внутри кита". Проглоченность; человек вроде бы замурован заживо. Нет-нет, - успокаивает автор, - не волнуйтесь, "привела меня сюда / боязнь открытых помещений"; я, наверное, сам виноват в своей "жабе грудной", в "духоте... сжимающей грудь"; конечно, нелегко, но терпимо. Но автору как-то не очень веришь. Ощущение чрева кита или стены, за которой находится говорящий, вас не покидает. Конечно, это эксперимент на выживание (выживание перед лицом обступающей со всех сторон, слишком реальной реальности - тема не только стихов, но и статей Айзенберга).

Здесь за все нужно говорить "спасибо". Интонация при этом может быть сдавленная или чуть насмешливая, сквозь зубы ("А еще какие будут указания?"), - но стена остается стеной. И насмешливость - не от природной невоспитанности автора, а скорее из-за принужденности и попытки эту принужденность скрыть.

В книге есть тексты и ранние, и недавние; это позволяет их сравнить. Ранние стихи Айзенберга... нет, не были туманны, но, как пишет Владислав Кулаков, напоминали зашифрованное послание. Со временем Айзенберг пытается послание расшифровать, но не ради общепонятности, не для других, а только для себя. Он настаивает на "простых вещах", и это не усталость от прежней - скажем фигурально - неясности, а выяснение (прояснение) смысла в борьбе с самим собой. Исключительно "тяжбой с собственной душой" занят автор, и стихи это подтверждают. Борьба ведется на всех уровнях, и в первую очередь - на уровне ритма.

Раньше: "Ах, это было здорово! весело, весело" и "Здрасьте-здрасьте! / Битте-дритте! - пели ножницы", - чувствовался некий разбег (очень осторожный), бралась высокая нота и на этой ноте стихотворение держалось. Теперь: нет и подобия разбега, все выверено до последнего "тающего звучания". И показательно, что звучание - тающее. Был вроде лед, а теперь - "перелетная вода"; консистенция незаметно изменилась. Лед превращается в воду по вполне понятным причинам. "Слова... горячо радуются счастливой встрече друг с другом" (из статьи "Уже скучает обобщение" - единственной в книге).

Итак, ритм стал другим. Появилась, с одной стороны, некоторая эпическая размеренность ("Поименно вызываю все, что вспомнится"), с другой - напев стал пронзительней и откровенней, но без надрывности: "И обмороженных белых цветов / нет, если я не оставил". Или: "Девочка решила, что она пропала". "Решила", "пропала" - слова падают в звенящую пустоту и горько замирают там. Звучание стихов сравнимо с чеховским звуком лопнувшей струны. Правда, при обязательной сноске на десятикратное эхо ("Жизнь была когда-то справками богата. / Говорила скучно: / не ходи туда-то").

Да, сноска; Айзенберга постоянно сносит ("Так меня бы несло, заносило - привет!..") в те области, где царят беда и разлад. Повторюсь: не только с миром, но и с самим собой. "Мир такой, что ни взять нельзя его, / ни оставить таким как есть". Айзенберг и не делает ни того, ни другого. Это уклонение от скучной обязанности - но не от долга. Долг выполнен: перед нами - тексты.

...Черт заиграет, назад не отдаст
ропот и щебет.
Не угадаешь, ну как там без нас
Бог ее лепит.

Бог, может, и без нас, но мы - тут, мы никуда не деваемся. Мы читаем "параграф пятый"; мы говорим о жалости; мы попросту говорим.