Из аннотации на "АСТовской" обложке читатель узнает содержание романа: некий делец купил остров Уайт и превратил его в грандиозный "тематический парк".

Поясним: не просто в парк, а в дорогущий аттракцион-театр, где обладатели "вечнозеленых долларов и длинных иен" (как называют их герои) могут без ненужных хлопот и долгих переездов получить порцию настоящей Англии согласно купленным билетам: обойти Вестминстер (благо он - в половинную величину), поприветствовать короля, хлебнуть эля в настоящей таверне, насладиться умной беседой с "ханом поэтов" доктором Сэмюэлем Джонсоном и, натурально, полюбоваться, как в Шервудском лесу всамделишные "вольные стрелки" жарят на вертеле целого быка. А чтобы это зрелище не вызвало протеста "зеленых", монах Тук охотно объяснит: бык на самом деле соевый и полит клюквенным соком.

Впрочем, все не так уж весело и просто: корпорацию "Англия, Англия" подтачивает изнутри абсолютно не предусмотренный червь, готовый разрушить процветающее предприятие.

Словосочетание "Англия, Англия" должно, по замыслу создателей проекта и самого Джулиана Барнса, отсылать к американской патриотической песне America, America. Однако в переводе аллюзия не так очевидна, и название ассоциируется скорее со схоластом Оккамом, призывавшим не умножать сущностей без необходимости. В романе Барнса речь как раз об удвоении такой сущности, как Англия - и о необходимости, это удвоение обусловившей.

Эту необходимость можно проиллюстрировать вовремя подоспевшим примером. Сейчас, когда я пишу эту рецензию, весь "цивилизованный мир" выражает страшное возмущение по поводу начатого талибами уничтожения монументальных памятников доисламского искусства. Афганских фундаменталистов называют фанатиками, варварами и средневековыми людьми. Последнее определение кажется мне вполне подходящим - но не в ругательном, а в дефинитивном смысле.

Бесчувственность талибов к "сокровищам истории и культуры" свидетельствует о том, что для них еще не существует самого понятия "история". Нет никакой истории, идет жизнь, и если что-то в ней мешает или не соответствует, это что-то следует просто подправить: талибы - не многим большие варвары, чем Катон, призывавший разрушить Карфаген, или Екатерина II, приказавшая разобрать за ненадобностию чудесный Коломенский деревянный дворец царя Алексея Михайловича.

Роман Барнса повествует о мире, к которому мы стремительно идем (и потому неслучайна отсылка к America, America) - мире, где живая жизнь прекратилась давным-давно, и люди вообще забыли, что история может быть частью повседневности, а не видом индустрии развлечений.

Однако Барнс не был бы Барнсом, если бы ограничился злым памфлетом на "общество потребления" эпохи "конца истории". "Англия, Англия" (1998) соотносится с самым известным сочинением Барнса - "Историей мира в 10½ главах" (1989) - примерно так же, как соотносятся годы их создания: цифры вроде бы те же, но последовательность сообщает им разные смысловые оттенки.

"Историю..." невозможно назвать романом: автора волнует некий круг тем, и он развивает их перед читателем в цикле текстов, колеблющихся по жанру от чистого эссе до "обыкновенного" рассказа, причем в каждом тексте все эти темы даны с различной степенью явности.

"Англия, Англия" - безусловно, роман, и роман, на первый взгляд, вполне традиционный: в нем есть главная героиня, Марта Кокрейн; есть антагонист - суперделец сэр Джек Питмен; есть целостная индивидуальная хронология: детство - зрелость - старость.

Но на пути героини от детства к старости сюжет изгибается настолько круто и неожиданно (почему я и стараюсь его не пересказывать), что пять частей книги кажутся пятью отдельными романами. Только ближе к финалу (или даже в самом финале) читатель начинает понимать, что объединяет эти пять частей, какие силовые линии проложены между этими как будто совершенно разными историями: историей "воспитания чувств", камерным "служебным романом", детективом на шантажном ходу, злейшей размашистой сатирой и, наконец, тихой-мирной антиутопией.

На мой взгляд, главная силовая линия, главная тема книги - потеря и обретение подлинности. Ее-то напряженным поиском и занята на протяжении всего романа Марта, и именно неудержимое стремление к подлинности оказывается тем червем, что ставит под угрозу налаженный в глобальном масштабе турбизнес.

Так же, как и в "10½ главах", автор исподволь "протаскивает" волнующую его тему на разных уровнях. (Впрочем, не только исподволь: по тексту разбросаны пространные культурологические лекции, в которых проскакивают термины вроде "симулякр" и пассажи типа "количество человеко-минут, проводимых перед копией, при любой методике подсчета значительно превышает количество человеко-минут перед подлинником".)

Чтобы не раскрывать интригу, приведу лишь некоторые второстепенные примеры.

В кабинете главы корпорации, расположенном в самом центре огромного здания, имеются окна-обманки; сэр Джек, к удивлению Марты, распахивает их - и оказывается, что они выходят на настоящее болото - правда, искусственное: устроенное в атриуме этого самого здания.

Нанимаясь на службу, Марта пишет в резюме, что ей сорок. На собеседовании же выясняется, что ей тридцать девять: "Если бы я написала, что мне тридцать девять, вы наверняка решили бы, что мне сорок два или сорок три, а вот если я напишу, что мне сорок, вы скорее поверите".

Сэр Джек Питмен - натурализовавшийся британец, сын венгерского фабриканта и англичанки. Правда, поговаривают, что настоящий его отец - английский же шофер, так что сэр Джек - стопроцентный англичанин. А еще поговаривают, что хитрый Питмен придумал себе отца-фабриканта и имитирует дефекты в произношении из чистого щегольства, а на самом деле он сын заурядных британских обывателей.

Однако самую эффектную "двойную обманку" Барнс вынес за рамки повествования. В списке "Пятидесяти Квинтэссенций Самого Наианглийского" присутствуют футбольный клуб "Манчестер Юнайтед", телесериал "Джейн Эйр" и стадион Уэмбли, но напрочь отсутствует все, связанное в английской культуре с рок-музыкой, "свингующим Лондоном" и тому подобным. Отсутствуют вариации на эту тему и среди аттракционов "Англии, Англии".

Конечно, заказывая опрос, чтобы выяснить пятьдесят самых популярных ассоциаций на слово "Англия" у предполагаемых покупателей туров, сэр Джек особо подчеркивал: "Солидные фокус-группы. О детях и их любимых певунчиках слышать не хочу". Но все же странно: роман-то написан в 1998 году, и выросшие на "певунчиках" дети (сверстники 53-летнего Барнса) успели стать президентами и премьерами.

Только в самом конце, в описании скромного сельского праздника XXI века, возникает мимолетный намек. Деревенские жители гадают, что это за песенка такая, "Правь, Британия, морями"? Кажись, ее битлы пели?

Можно, конечно, счесть, что Барнс относит рок-музыку к американизмам. Но, по-моему, это зияние, а также мелкие намеки на династические дрязги в королевской семье, с трудом стыкующиеся с известными нам из газет фактами, объясняются совсем по-другому: действие романа происходит не только в некотором будущем относительно года написания, но и в некоей альтернативной, подставной Англии, где "Битлз" так и не стали тем, чем они стали в нашей реальности.

Тем занятнее, замечу мимоходом, что в романе с легкой руки переводчицы порой проскакивают словечки и обороты, которые иначе как хипповскими не назовешь: "гопник", "отмазка", "друг, товарищ и сестр" и тому подобное. Насколько они соответствуют изощренной барнсовской игре в обманки с тройным дном - не имея под рукой оригинала, определить трудно. Трудно также понять, насколько адекватны постраничные примечания переводчика, изложенные подчеркнуто неакадемическим, личностным языком.

Заканчивается роман тем, что Марта все-таки обретает подлинность. Является ли она "подлинной подлинностью" или же омерзительной подделкой, - сказать не берусь. Ведь я сам тоже живу в мире, где подлинная история уже кончилась и стала музейным экспонатом, а не в том, где отживший пласт культуры можно просто перевернуть дерном вниз, точно отработанный слой плодородной почвы.