Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Книга на завтра < Вы здесь
Улло, чудо памяти
Яан Кросс. Полет на месте: Роман / Пер. с эст. Эльвиры Михайловой. "Дружба народов", 2001, ## 1, 2

Дата публикации:  12 Марта 2001

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

A ведь Кросс даже и не скрывает, что пишет мемуары. На самом деле. В основе "Полета" - расшифровка бесед с умершим много лет назад другом, неким реально существовавшим Улло Паэранде. Кросс познакомился с ним еще в гимназии, потом встречался время от времени в разных жизненных ситуациях, вел беседы, которые фиксировал в тетрадке. И сейчас, когда друг умер, Кросс воскрешает его в романе.

Улло - обыкновенный человек, которому волей судьбы пришлось соприкоснуться с ключевыми моментами эстонской истории ХХ века. При каком-то очередном премьер-министре он служил кем-то вроде посыльного или секретаря, потом попал в подполье, немного сидел и притеснялся фашистами. Но большую часть жизни провел на чемоданной фабрике, чемоданы клеил. Ага, вы уже решили, что тема текста Кросса - большая история глазами маленького человека, но, точно как и я, ошиблись.

В этом, кажется, и заключается основное достоинство "Полета на месте": он обманывает какие бы то ни было сюжетно-жанровые ожидания. Начинается как обаятельно-обстоятельное повествование о детстве, а затем мы втягиваемся в неторопливое описание взросления и мужания. Почти стилизация под роман воспитания. Потом конспективно пробегаемся по важнейшим общественно-политическим событиям 30-40-х, и это тоже образует историю в истории. Этакое чуть сдувшееся "Красное колесо". А финал - скомканный и бесцветный рассказ в духе "вы чье, старичье" из разряда "городская проза".

Кросс избегает не только стандартных сюжетных ходов, но и естественных для текстов такого рода тем. Нет здесь политики, проклятий фашистскому ли режиму, большевистской ли оккупации. Не так уж важны автору обстоятельства личной истории Улло. Не существенны и перипетии судьбы зажатой меж равно отрицательных монстров родины. Писатель не исследует возможностей жанра (жанров), не выстраивает какой-то особенной интриги, хронотопа, просто вспоминает, как на душу легло. Одна голая процессуальность: "скрипи, скрипи, перо, переводи бумагу..." А оторваться все-таки сложно.

Может быть, потому, что обилие имен и названий с двойными гласными-согласными выглядит весьма эзотерично: что нам Гекуба? Странный, тесный, кафкиански закупоренный мирок, любые проявления которого будут априори чужды нашему читателю. Кажется, будто все здесь, в Эстонии, случается как-то понарошку. Например, Улло попадает в тюрьму по доносу коллекционера марок. Ну да, из-за знаков почтовой оплаты. А после по счастливому недоразумению выходит. Фашисты, националисты, большевики, группа "Третья возможность", игра в независимость, игрушечная радиостанция, техничка, принимающая ванны в апартаментах премьер-министра...

Все эти события могли происходить на самом деле, а могли быть и выдуманы изощренным авторским сознанием. Или фантазийно выписаны поверх существующих реалий. Так, скажем, поступает с российской историей романист Владимир Шаров. Среднестатистический читатель "Дружбы народов" вряд ли разбирается в тонкостях политического устройства Эстонии после первой мировой или знает классиков местной лит-ры - каких-нибудь Альвре Бетти или Санг Аугуст.

Меланхолическая, отстраненная манера повествования этой неопределенности только способствует. Хорошо помню схожий эффект в многочастном романе Яана Кросса "Императорский безумец". Только там события происходили в достаточно отдаленные времена, отчужденность легко объяснялась исторической перспективой. Здесь же рассказ идет про недавнее, с точки зрения вечности, прошлое, потому-то густота имен и названий включает фамилии и топонимы (Тарту, Таммсааре), где-то и когда-то слышанные. Или в той же "Дружбе народов" читанные.

Вот и получается нечто вроде произведений латиноамериканского магического реализма - растущий, разрастающийся куст текста, пожирающий жизни и обстоятельства персонажей, - с поправкой на скандинавские реалии, разумеется. В Советском Союзе эстонская литература, между прочим, и являлась странным проводником, сколом, клоном именно что латиноамериканского фольклорно-фантазийного фейерверка. Вспомним русалочьи исследования Энна Ветемаа, или роман-гротеск Эме Бээкман про институт изучения свободного времени, или уже тогда возвышавшегося над всеми ними нобелевского выдвиженца Яана Кросса с его "Имматрикуляцией Михельсона" и "Императорским безумцем"... Можно, конечно, говорить о традициях барокко и европейской сатирической словесности, об изначальном смешении исторического и фантастического в культуре Севера, но...

Европа близко, да мы и сами вроде бы - часть Европы. Несмотря на это эстонцы всегда казались чем-то принципиально иным. Инородным. Как Гарсиа Маркес. Или Фуэнтес. Что одни, понимаешь, - чужаки, что другие... География не в счет. Она лишь усиливает парадокс. Так и теперь, читая "Полет на месте" автоматически попадаешь в те самые ощущения турбулентности 15-летней выдержки. И они ярко окрашивают конечное суждение, возникающее в моей читательской голове.

Ибо на самом деле главная тема Кроссова романа - память. Которая и есть - бег, полет, передвижение на месте; странная субстанция, делающая нас нами, но при этом от нас совершенно не зависимая, не зависящая; утекающая сквозь пальцы вместе с обстоятельствами, иссякающая вместе с жизнью. У заурядно-незаурядного Улло была только одна особенная черта - выдающаяся память. Как в новелле Борхеса про чудесного юношу Фунеса.

Но Улло умер. Унес с собой свой феноменальный талант: не столько умение помнить, сколько умение дружить. Дружба, в отличие от сиюминутно выжигающей изнутри страсти, основана на спокойном чувстве обратной перспективы.

Старому писателю Кроссу трудно без старого друга Улло. Вот он и пытается лететь на месте, воскрешая ушедшего на чуть-чуть - долгим-долгим текстуальным усильем.

Пока пишу, помню. Пока помню, надеюсь.

г. Челябинск


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Дмитрий Бавильский, Жизнь насекомых /07.03/
Лев Усыскин. Полет шмеля: Рассказы. "Урал", 2001, # 2
Александр Уланов, Кулинария /07.03/
Виктор Соснора. Девять книг. - М.: Новое литературное обозрение, 2001.
Михаил Визель, История подлинности в 5 главах /06.03/
Джулиан Барнс. Англия, Англия: Роман / Пер. с англ. Светланы Силаковой. - М.: АСТ, 2000.
Александр Скидан, Стенка на стенку /05.03/
Locus Solus: Антология литературного авангарда XX века. - СПб.: Амфора, 2000.
Анна Кузнецова, Фигура умолчания /28.02/
Елена Шварц. Дикопись последнего времени: Новая книга стихотворений. - СПб.: Пушкинский фонд, 2001.
предыдущая в начало следующая
Дмитрий Бавильский
Дмитрий
БАВИЛЬСКИЙ
modo21@yandex.ru

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Книга на завтра' на Subscribe.ru