|
||
/ Круг чтения / Книга на завтра < Вы здесь |
Тот самый дом Сатуновский Я. Среди бела дня. - М.: ОГИ, 2001 г. - 112 с. Дата публикации: 31 Мая 2001 получить по E-mail версия для печати
Этот голос, действительно, откуда-то оттуда. Из-подо льда, из-под асфальта. Яков Абрамович Сатуновский - из тех, кто протаивал окошко в бестолочи и маразме тогдашней жизни. При понятном отношении к системе он не был, строго говоря, антисоветчиком, он просто был нормальным человеком с нормальными человеческими реакциями. Ведь написать "освежила душу война-военщина", зарифмовав это с "толстовщиной" и "достоевщиной", означает одним "смертельным намеком", но без всякого нажима остановить любого умника в рассуждениях о "непобедимости", "силе и славе", "слове и деле" и т.п., и т.п., и т.п. А только и правда, убивают - казалось бы, это самое ясное
но когда о самом ясном сказано самыми ясными словами, то приходит ощущение не просветленности князя Андрея перед смертью, а просто удивления и оторопи : бывает же такое! Немножко не веришь собственным глазам, когда читаешь Сатуновского. Я в начале написала, что он "откуда-то оттуда". А может, он, как его Андрей Платонов - "Мужик с желтыми глазами, / прибежавший откуда-то / из полевой страны"? Вы можете возразить: какая еще "полевая страна", когда все просто: "Попробуйте меня от века оторвать, - / Ручаюсь вам - себе свернете шею!" ("Умер Осип Эмильевич, умер".) Сатуновский и не похожий ни на кого: "гиперболы, метафоры, литоты" для него - "вторичные половые признаки Поэзии", но имена, называемые им, сразу определяют топографию местности. Отпевая Мандельштама, говоря о единственности Маяковского, о невозможности воскресения Хармса и Введенского, упоминая Блока и Пастернака ("Вот и Блока нет, Пастернака нет, / одиноко мне в ледяной стране"), Сатуновский оживляет их, они становятся близкими и родными, совсем не классиками, а "тоже современниками". При всей видимой простоте "речевой" (Всеволод Некрасов) интонации - Сатуновский не чужд и возвышенности, даже некоей торжественности тона, он не боится хлестких слов и восклицательных знаков.
Сатуновский - "убитый, но живой", и речь не о том, что "жизнь она того / любого достанет" (И.Ахметьев), а о том, что поэт - "летатлин", и это для него обычное слово (как и "крылышкуя"), ведь Хлебников - учитель. Действительность крылышки подрезает, толпы наступают, и совсем неудивительно, что добрый, замечательно чуткий человек сомневается, все ли люди звери. Неуютно поэту было и из-за его национальности. Он обостренно чувствовал свое еврейство, и свойственная ему одному ироническая полуулыбка не смягчает, а усиливает мотив оставленности.
Стихи Сатуновского - лекарство не от скорби, но от любого вида оголтелости. Что делать, жить тяжело (и это не банальность, а правда), однако вот был же человек - и похожий, и не похожий, и такой, да не такой. Он мог написать про душу, играющую босиком на облаке в бадминтон, мог про закат ("не на закат смотрю / в закат"), мог про себя, что трус, но "не в ритме дело, и не в рифме", а в том, что жил поэт-человек Яков Абрамович Сатуновский. Хочется поблагодарить составителей книги Ивана Ахметьева и Михаила Айзенберга (кстати сказать, автора точных слов о поэте в статье "Некоторые другие"; можно привести такую цитату: "Опыт Сатуновского уникален: он в одиночку открыл совершенно новый, как бы внестиховой, способ бытования поэзии"). Книга вышла своевременно, так как первые две, изданные небольшим тиражом, уже разошлись. Сатуновский, наверное, был бы доволен.
поставить закладку написать отзыв
|
|
|
||