Бог умер; но оказалось, что всем на это наплевать. "Наука, власть, рабочий класс, армия, семья, церковь, партии и т.д. уже перестали функционировать на глобальном уровне, как абсолютные и неприкосновенные институты; никто в них больше не верит, никто в них больше не вкладывает ничего". Но от этого опустошения больше нет ни отчаяния, ни ощущения бессмысленности. Равнодушие, а не мировая скорбь. Предлагаемый Липовецки образ человека современности - Нарцисс. Занятый своими делами, персонализирующийся. Но personne по-французски - человек, лицо, особа; но также и никто, кто-либо. И персонализация - не только индивидуализация, но и превращение в ничто, опустошение. (Не об этом ли говорил по-русски Бродский, определяя себя: "совершенный никто"?)

Производство - уже не конвейер с восьми до пяти, а работа по гибкому личному графику или вовсе дома, при общении с коллегами через компьютер. Человек становится хозяином своего времени - что раньше было привилегией художника или писателя. Но у свободы есть неизбежный спутник - и одиночество тоже становится общим достоянием. Потребление при огромном выборе очень разнообразно. Выбор превращает каждого в оператора свободных комбинаций, требует брать на себя инициативу, быть осведомленным, критиковать. Каждый сам себе диспетчер, информированный и наделенный ответственностью. Отсюда и неврозы. Каждый пятый немец лечится у психиатра, каждый четвертый страдает бессонницей.

Толкователь тоже умер, каждый исследует себя сам, уже нет претензий объяснить человека через подсознание или классовую борьбу. И чем больше человек вглядывается в свое "Я", тем меньше его понимает. Современный Нарцисс "уже не стоит неподвижно перед собственным отражением, у него нет даже этого отражения, остается лишь нескончаемый поиск самого себя". Новый тип личности, неопределенной и колеблющейся. "Плавающее пространство, не имеющее ни постоянного места, ни ориентиров... резерв в чистом виде, приспособленный к быстрым комбинациям, к неустойчивости систем". Мирное сосуществование противоположностей, лоскутное одеяло. Человек озабочен своим здоровьем - и рискует жизнью на автодорогах. Обитает в научном мире - и подвержен эзотерике и парапсихологии. Ненавидит нормы и приказы - и задает их себе сам, строго соблюдая всего лишь режим ради похудения. Религия тоже подверглась персонализации. "Люди верят, но выборочно; сохраняют одну догму, но отметают другую, путают Евангелие с Кораном и дзен-буддизмом... Какое-то время обыватель - христианин, какое-то - буддист, несколько лет - последователь Кришны или Магараджи Джи".

Это безразличие - одновременно огромная активность выбора из различных возможностей, поиск индивидуальности среди стандартов потребления. До всего прочего у Нарцисса просто руки не доходят. Апатия учащихся, внимание которых рассеяно, а отношение к знаниям скептично. Апатия избирателей, половина которых не голосует. "Каждый второй студент полагает, что быть активистом - значит утратить свободную волю". Существование, безразличное к смыслу жизни, проявляющее себя без патетики и трагизма. "Конец эпохи воли", исчезновение великих целей и великих начинаний, ради которых можно пожертвовать жизнью. Новый лозунг: "все и сейчас же".

Но эта непринужденная апатичность - преграда на пути фанатизма и гигантских параноидальных проектов. Революция угасла не от предательства бюрократов, а от персонализации. Мир прохладных личностей оказался свободнее. "Все имеет право гражданства и общественного признания, где больше ничто не вправе надолго утверждать себя, прибегая к повелительным интонациям". И не законы, а персонализация покончила с дуэлями и вендеттой. Честь, "потеря лица" менее значимы, чем личное благополучие. Равнодушие не обращает внимания на вызов. Нарцисс, все более погруженный в собственные дела, становится все более мирными - не по этическим причинам, а в силу чрезвычайной занятости самим собой. Разрушен культ героя, снято осуждение с чувства страха, с отхода от общественной жизни. И самоубийство оказалось слишком радикальным для безразличия, стало неуверенным. Поглощают содержимое своей аптечки, чтобы тотчас же обратиться за медицинской помощью.

Идиллия не наступит, конечно. Война классов превращается в "войну всех против всех". Каждый преследует собственный интерес, не заботясь ни о ближних, ни о последующих поколениях. "Битва за признательность не прекращается; она скорее приватизируется, проявляясь главным образом в интимных кругах... Агрессивность индивидов, желание доминировать и раболепие сегодня наблюдается не столько в групповых отношениях и социальных конфликтах, сколько в сентиментальных межличностных отношениях". Другому типу личности соответствует другая преступность - больше для самоутверждения, чем для выгоды. Вооруженные ограбления ради смехотворных сумм. Вандализм, драки болельщиков, поджоги. А утратившие воинственность и боящиеся насилия индивиды сами желают полицейского государства, хотя и жалуются на его репрессии. "Чем свободнее чувствуют себя обыватели, тем громче они требуют надежной защиты со стороны государственных органов".

Гедонизм, культ знаменитостей поощряют планы, выполнение которых непосильно - и человек начинает презирать себя. Стараясь стать неуязвимым, Нарцисс стремится не придавать межличностным отношениям большого значения, вырабатывает в себе невосприимчивость к эмоциям - откуда приходят неспособность чувствовать и переживать. "Чем более гуманным становится общество, тем явственнее ощущение собственной безликости; ... чем меньше мы трудимся, тем меньше нам хочется работать; ... чем больше увеличиваются возможности налаживания контактов и личных отношений, тем большее число людей чувствует себя одинокими".

Однако сдержанность персональна - она устраняет мелодраматичный кич. Никакого напряжения, выводящего из себя; скрытность, а не романтическое самолюбие. Ценятся спонтанность, раскованность, free style. Юмор, который "не позволяет индивиду слишком серьезно относиться к себе и считать себя выше всех, быть надменным, импульсивным или резким - человеком, который не всегда в ладах с собой... Юмор устраняет причины трений, в то же время утверждая индивидуальную оригинальность". Не высмеивать чужую логику, а просто создать обстановку раскованности. И реклама вынуждена стать юмористичной. "Наиболее тонкая реклама ни о чем не говорит; она лишь забавляется; подлинная реклама подшучивает над рекламой". Тем более что индивидуальный выбор, в конечном счете, необъясним. И мы все становимся смешны друг другу в своих занятиях. Человек человеку - забавная игрушка, межличностные отношения очищаются от серьезности. За что тоже немедленно следует расплата. "Тот, кто обладает достаточной глубиной познаний, рискует потерять атмосферу доверия и сопричастности... Все теперь "сплошная умора"... Нынешнему юмору более не нужна интеллигентность и утонченность. Необходим комический эффект со скидкой на уровень аудитории, отрицающий всякое неравенство".

Нарцисс двулик. Самоконтроль, самонаблюдение - и отказ от каких-либо усилий, десоциализация. Подвижность - и безответственность. Искренность - и тяга к дешевым украшениям. "Под прожекторами ночных клубов вертятся самостоятельные личности, активные существа; больше никто никого не приглашает танцевать, девушки уже не "подпирают стены... Остаются лишь молчаливые монады, чьи замысловатые траектории пересекаются в групповом движении под колдовские звуки музыки". А чуть дальше - музыка через наушники, не одна для всех в особо выделенном месте, а своя у каждого. Ни одной из тенденций не принадлежит все будущее - сохраняющее противоречия, уничтожающее ограничения, увеличивающее возможности выбора. Нарцисс все менее предсказуем; единообразие, монотонность и скука не угрожают его пустыне.