Вот новый и неожиданный для нас Диккенс - автор "Истории Англии для юных", написанной как глава из "Всемирной истории низости и величия", каковой, видимо, является многовековая жизнь любой страны. Диккенс, в отличие от Борхеса, не напрягал фантазию - все уже было написано. Он только пересказал. Причем - пересказал для юношества (по легенде - для собственных детей).

То есть: перед нами книга, написанная умным, знающим и ироничным человеком для нормальных, а не взрослых - с мозгом, расслабленным научно-исторической фантастикой тогдашнего Фоменко или Льва Гумилева, - детей. Это во-первых. А во-вторых, для нас сегодняшних, до сих пор не решивших, а нужны ли нам вообще либерализм и демократия, именно адрес книги и делает ее не просто интересной, но - предельно актуальной.

Свое повествование Диккенс начал с 50 года до Рождества Христова, со времен друидов и печального для англичанина зрелища пустынного - без кораблей и лодок - моря; потом варвары-островитяне начали смешиваться с приплывающими туда иноземцами (финикиянами) "и возник один народ - дерзкий и отважный". А уж потом пошли все они - Генрихи, Ричарды, Эдуарды, Марии, Елизаветы и т.д.

В книге 37 глав, описывающих историю Англии от короля-сакса Альфреда (871-901) до Якова Второго (1685-1688). История страны как история королевских династий, заговоров и интриг, как история человеческих типов и характеров. Диккенс особо не вдается в вопросы становлений государственных институтов, в борьбу классов и прочие "движители" истории, и не потому, что он глупее Маркса. Просто его другое интересует. Он пишет историю людей, историю общества. Это ведь тоже предмет истории: то, как человек становился человеком, а стадо (клан, стая) - обществом. Естественно, он пишет про войны и про людей на войне; про религиозные противостояния - упоминает, скажем, про диких французов, устроивших себе Варфоломеевскую ночь, - слава богу, Елизавета в свое время не позволила религиозным страстям перерасти в бойню, уберегла своих "гугенотов" и тем сохранила свое английское и свое королевское достоинство, потому как не королевское это дело - поощрять истребление собственных подданных, кои дети твои, народ, вверенный на твое попечение. И "гугеноты" (ими в протестантской Англии были католики) отплатили тем же - соединившись с протестантами, как котят разнесли они испанскую "Непобедимую армаду", продемонстрировав верность стране и короне.

В одной из рекомендательных аннотаций книга была отнесена к жанру "занимательной истории" (что-то вроде "Занимательной Греции"). Некоторые признаки жанра, разумеется, есть: легкость и увлекательность повествования, юмор, выразительность характеристик и т. д., но грустно, если книга будет прочитана только как "занимательная". Перед нами труд, прежде всего, - педагогический, дидактический. Английский джентльмен воспитывает у юношества отношение к отечественной истории, а значит - к собственной стране, а значит - и к самому себе как английскому джентльмену. Диккенс, по сути, предлагает читателю этику взаимоотношений джентльмена с государством.

И вот здесь начинается самое интересное.

Что значит патриотизм для британца с развитым чувством личного достоинства? Предполагает ли этот патриотизм "биологическую основу", то есть деление на своих и чужих, и, соответственно, двойную шкалу оценок поступков своих и не своих. И предполагает ли этот патриотизм специальное отношение к первым лицам в истории, что-то вроде культивируемой у нас сегодня подобострастной завороженности особами государя и государыни, а также - принадлежности к дворянским и прочим громким родам. Оказывается, нет. Более того, не предполагает, а исключает. Английский джентльмен, это, простите, не Никита Михалков, отливший для народа в своем монументальном фильме новый канон патриотизма, должного проявляться исключительно в любовании особой государя императора, Соборной площадью Кремля, колокольным звоном и прочим а-ля-рюсовским ширпотребом. Для Диккенса как для британца, уважающегося себя и свою страну, исключается подобострастный (чтоб лишнего не видеть) прищур при взгляде на первых лиц отечественной истории. Исключается по причинам непоколебимой уверенности в величии и силе собственной страны, владычицы морей и умов. В этом бесстрашии Диккенса перед исторической правдой и заключается, если хотите, его гонор англичанина. Нам понятно, скажем, когда он с омерзением пишет о Ричарде III - тут традиция, именно в таком виде вытащил его на свет еще Шекспир (в реальности которого, кстати, Диккенс в отличие от нас нисколько не сомневается).

Но вот мы читаем про Елизавету, гордость английской истории: "Елизавета не была красавицей... но все же была недурна собой... получила хорошее образование, правда, писала, как бог на душу положит, была груба и не выбирала выражений. Умная, но вероломная и лживая..." Что отнюдь не мешает Елизавете у Диккенса быть на высоте в драматические для Англии моменты. Или: привычный нам по художественной литературе образ романтической бунтарки Марии Стюарт у Диккенса превращается в образ заурядной, неразборчивой в средствах интриганки, но при этом обладающей и силой характера, и трагизмом судьбы (когда после казни "ее окровавленную голову подняли, все увидели, что под накладными волосами, которые она давно носила, Мария совсем седая, словно семидесятилетняя старуха..."). Даже в описаниях одной из самых уважаемых автором исторических фигур - Кромвеля, содержится столько иронии, а порой и яда, что появись такое в нашей литературе, про наших отцов-реформаторов, автор автоматически был бы занесен в разряд цинично глумящихся над собственной историей. А у Диккенса это всего лишь навык англичанина (и отнюдь, кстати, не врожденный - нация выстрадала это право) смотреть на всех и вся, не сгибая колен, не припадая к земле. Так, как подобает джентльмену, не делающему никому никаких поблажек, и в первую очередь - самому себе.

Ну и, соответственно, на старинный русский вопрос из педагогики "зачем юношеству вольнолюбивые мысли внушаете?", автор этой книги ответил бы: "Для крепости и величия страны и нации". Увы, такая формула патриотизма до сих пор выглядит для нас слишком экзотичной. Нам бы чего попроще, из зоологии чего-нибудь, типа "Брата Данилы".