Русский Журнал / Круг чтения / Книга на завтра
www.russ.ru/krug/kniga/20010731.html

Комплекс вуайериста
П.И.Чайковский. Дневники. - М.: Наш дом - L'Age d'Homme; Екатеринбург: У-Фактория, 2000 (серия "Песочные часы"). - 304 с., 2 илл.; тираж 5000 экз.; ISBN 5-89136-015-2 ("Наш дом - L'Age d'Homme"), ISBN 5-89178-164-6 ("У-Фактория")

Софья Дымова

Дата публикации:  31 Июля 2001

Дневники великих людей делятся на две категории. К первой - но отнюдь не самой распространенной - относятся те записи, которые не предназначены для посторонних глаз, и потому полны недосказанностей, условных обозначений. Про вторую категорию очень метко сказала Марлен Дитрих: эти дневники "написаны с задней мыслью, что когда-нибудь они будут опубликованы". Здесь все разжевано до последнего слова.

Дневники Чайковского, выпущенные московским издательством "Наш дом - L'Age d'Homme" еще в 2000 году, но в широкой продаже появившиеся только сейчас, принадлежат к первой категории. Читаешь их - и чувствуешь себя вуайеристом. В изначальной ошибке - самом факте издания - нужно, впрочем, винить не себя, а Ипполита Ильича Чайковского, брата композитора, нагревшего руки на популярности родственника в 1923 году. Именно это издание 1923 года и легло в основу нынешней книги. Потом дневники вошли в полное собрание сочинений вместе с другими частями литературного наследия композитора - письмами, критическими статьями и рецензиями - где затерялись. Теперь - вышли на всеобщее обозрение отдельным, хорошо оформленным томом, тиражом в пять тысяч экземпляров.

Впервые открывая эту книгу, испытываешь странную гамму эмоций - почти детское любопытство, смешанное со стыдливостью, когда хихикаешь и предвкушаешь: сейчас я узнаю такое, такое!.. Самое страшное в этих дневниках, что каждый найдет в них то, что хочет найти. Скептики - привередливого, мнительного человека, для которого неудобный матрас в отеле становился причиной плохого настроения на неделю:

Цитата. Дневник #4, 13 февраля 1886 года: Чай в семье Юргенсонов. Отъезд. Больной косматый толстяк и его противная жена, занявшие все места. Жара невыносимая и в довершение всех бедствий невыносимый В.И.Танеев. После Подсолн[ечной] разговор с ним о литературе. По его мнению, Толстой - бездарность, но зато какой-то Слепцов - гений. Скрытое полное мое бешенство. Дома. Обед. Прогулка. Приставание попрошаек всех возрастов и полов. Старуха и пуд муки. Осип и Саша. Дома. Чай. Дремота. Письма. Ванна. Отвратительная ночь.

Сплетники лишний раз получат подтверждение того, что Петр Ильич был неравнодушен к мужчинам... (я не буду цитировать, хорошо?). Почитатели творчества из гущи бытовых зарисовок выудят пару совершенно потрясающих и уникальных по своей оригинальности:

Цитата. Дневник #8, 29 июня 1886 года: Когда читаешь автобиографии наших лучших людей или воспоминания о них, - беспрестанно натыкаешься на чувствование, впечатление, вообще художественную чуткость, не раз самим собою испытанную и вполне понятную. Но есть один, который непонятен, недосягаем и одинок в своем непостижимом величии. Это Л.Н.Толстой. Нередко (особенно выпивши) я внутренне злюсь на него почти ненавижу. Зачем, думаю себе, человек этот, умеющий, как никто и никогда не умел до него, настраивать нашу душу на самый высокий и чудодейственно-благозвучный строй; писатель, коему даром досталось никому еще не дарованная свыше сила заставить нас, скудных умом, постигать самые непроходимые закоулки тайников нашего нравственного бытия, - зачем человек этот ударился в учительство, в манию проповедничества и просветления наших омраченных или ограниченных умов? [...] Прежний Толстой был полубог, - теперешний - жрец. [...]

По моему глубочайшему убеждению, Моцарт есть высшая кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки. В Моцарте я люблю все, ибо мы любим все в человеке, которого мы любим действительно.

Впрочем, человеку, относящему себя к почитателем Чайковского, трудно будет взять в толк, почему так мало место уделено знакомым по биографиям композитора "важным людям", сыгравшим в судьбе композитора значительную роль - Антону Рубинштейну, Надежде Филаретовне фон Мекк, брату Модесту, Сергею Ивановичу Танееву. Они словно ничего не значат для автора дневников - их имена исчезают в круговерти дат, названий, эпитетов и определений и сливаются с толпой, столь ненавистной Чайковскому. К несчастью, дневники пропускают переломные моменты в жизни композитора - его катастрофически неудачную женитьбу в 1877 году, душевный срыв, создание Четвертой симфонии, начало "письменного" знакомства с меценаткой Надеждой фон Мекк, благодаря щедрой финансовой помощи которой Чайковский мог безбедно существовать долгие годы. Нет и последних месяцев жизни, описания которых хоть как-то могли бы прояснить загадочную смерть. В результате - опять же разочарование...

Трудно придется тем, кто с литературным наследием Чайковского никогда не сталкивался. Дневники композитора поставят в явный тупик. Как все это не вяжется с музыкой. Ведь нельзя сопоставить эти мелкие, пунктиром, мысли (или "мысленки", как их называет сам Чайковский) - и свободное дыхание симфонических тем... Чайковский - крупнейшая фигура в истории музыки, а эти записи предательски выдают в нем истеричного пессимиста.

Мысль моя закономерно движется к неизбежному финалу, - "читать не рекомендуется". Но вот парадокс, - прочитав эти дневники, я сама много для себя открыла. Открыла, в частности, то, что Чайковский, музыку и письма которого я, казалось, неплохо знала, мне абсолютно незнаком. Открыла и то, что жизнь этого странного человека протекала словно в нескольких измерениях, и тот мизантроп, который в долгие дни странствий вел дневник, абсолютно не похож на того, кто писал нежно-сентиментальные письма родственникам и просил передать несчетное число поцелуев, а последний, в свою очередь, не имеет ничего общего с автором "Пиковой дамы", "Щелкунчика" и Шестой симфонии... Так что никаких рекомендаций выдавать не буду. Хотите, - читайте. Главное - преодолейте в себе комплекс вуайериста. Ведь дневники написаны не для вас.