Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Книга на завтра < Вы здесь
Инь и ян по-европейски
Она. Новая японская проза: Сб. новелл / Пер. с яп.; сост. М.Нумано, Г.Чхартишвили; предисл. Г.Чхартишвили. - М.: Иностранка, 2001. - 526 с.; тираж 8500 экз.; IBSN 5-94145-020-6
Он. Новая японская проза: Сб. новелл / Пер. с яп.; сост. М.Нумано, Г.Чхартишвили; предисл. М.Нумано. - М.: Иностранка, 2001. - 540 с.; тираж 8500 экз.; IBSN 5-94145-019-2


Дата публикации:  1 Августа 2001

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

"Здесь, на Земле, жизнь подчинена законам порочного круга, и сон - единственная возможность хоть на миг разорвать его. Дом - это место, где смотрят сны. Во сне земной человек становится свободным как ветер".

Япония - страна созерцательная, аккуратная, придерживающаяся традиций, полная иносказаний, намеков и простоты. Поэтому можно наблюдать за сменой времен года, причем не сезонов, а полутонов - как переходит ранняя весна в собственно весну и далее - в позднюю весну. Когда глаз способен замечать множество оттенков, вплоть до цвета камней в сухую и дождливую погоду. "У слова "курэососи" - "поздний закат" - есть еще одно значение. Это поэтическое название сезона весны." И "сиоманэки" - не только название маленького сухопутного краба, но и "прилив сладостных воспоминаний", а "на языке поэзии этим словом называют весну." Таковы классические представления о восточной литературе у большинства европейцев. То, что сейчас эти представления далеки от истины, пытаются доказать составители этого двухтомника. Новая японская проза по содержанию ни в чем не уступает европейской. Разделение сборников на "Он" и "Она" - всего лишь по половому признаку авторов. Женская линия почти ничем не отличается от мужской - та же спокойная (достойная) повествовательность, много фантастичного, некая доля "странного", и умеренная доза морализма. Здесь собрана та литература, что создавалась в Японии в 80-90-х годах двадцатого века. И оказывается, что сосредоточенность и созерцательность умеют быть достаточно динамичными. Многое происходит в сознании - в том медленном погружении в окружающую среду, что приводит к растворению и ощущению себя мельчайшей каплей на бамбуковом стебле. Эта проза позволяет читать себя долго, улавливать очертания силуэтов и оттенки значений. Поэтому нетрудно представить себе прогулку и беседу с галантным медведем или привилегию иметь дома собственного динозавра.

В "бытовых" рассказах все тот же интернациональный антураж - гомики на улицах, мафиози в автомобилях, продажные женщины в барах. Такое ощущение, что это обыденное описание подчеркнуто европейского времяпровождения, именно уличные сценки ночной жизни и ее подчеркнутый прозаизм и привлекают внимание некоторых новых прозаиков.

Другая проза - легкая, почти невесомая, как паутина в осенний день, и прозрачная до голубизны. Это мир без больших подводных камней, вторых планов, темнот и мощных глубинных течений, где каждый "таскает свой водяной мешок", то есть просто живет. Жители деревни Пингвинки - видят сны; учитель борется с забывчивостью, собираясь в школу, где нет ни одного ученика; Парзан, потомок Тарзана, служит неким информбюро, наблюдая за жизнью вокруг; супермен, похожий на бродягу, формулирует свое состояние почти по Сократу - "я ничего не знаю". Их существование таково, что сон давно вытеснил реальность, а реальность стала напоминать сон. Да и "сама деревня Пингвинка уже вся ушла в сон." Или зрение человека, пришедшего ниоткуда - выброшенного на песчаный берег лазурного рая после второго всемирного потопа, проводящего время в поиске своего времени и восстанавливающего память всей исчезнувшей Земли по размокшему дневнику японской девочки. Здесь и свои разборки со временем. "Учитывали все: искривление времени, его сжатие, затвердение (ну когда оно становится вроде бородавки), закругление, вспухание (когда его внезапно становится очень много)".

Герои живут, почти не касаясь ногами почвы, обретая жизнь в воздушной пустоте, что окружает тело, взлетевшее в высоту. Эти существа - то ли бывшие небесные ангелы, то ли пришельцы из других пространств. "Мое тело поворачивается легко и плавно. Как будто не я вращаюсь, а вселенная вращается вокруг меня, разбегаясь на все четыре стороны. Оторвавшись от пола, от всего, что меня окружает, медленно вращаюсь, сохраняя связь с одной только воздушной стихией".

Забвение, утрата имени, дождь или другая вода, полностью смывающая память о прошлом - не только личном, но и памяти всей планеты. Потеря всего даже не как утрата, а как переход в иное состояние. "Память не сохранила почти ничего - ни какой это был день, ни какой месяц. Не помню, где я бродил, что делал. Мне запомнилось только, что однажды я взглянул на Луну - она показывала мне пепельно-лиловый язык. У меня нет ни семьи, ни положения в обществе. Прошлое начинает стираться в памяти".

Современные японские писатели, подобно Борхесу или Павичу, создают миры, в которых мало от традиционной японской многослойности (и вместе с тем простоты) фразы, а есть только мир, разворачивающийся со страницы и живущий по своим странным законам, а иногда и вне всякой логики, изобретая свои причины и выводы, ставящие с ног на голову жителей этого странного мира. Во многих рассказах нет даже и намека на какие-то этнографические детали. Даже если и упоминаются японские названия или имена, это скорее внешнее обозначение пространства, в котором пребывают персонажи, оно может быть заменено на любое другое. Ведь небо остается небом в любой точке земного шара, как и звезды, вода, песок, или длинная протяжная песня бывшего небесного жителя. "Когда у ангела нет ни имени, ни определенного облика, ни памяти, ни возраста, появляются воля и память, когда в своих рассуждениях он начинает руководствоваться логикой, тогда он перестает быть ангелом. Настоящие ангелы не рассуждают, а поют, не страдают, а просто существуют". А среда обитания человечества - Лабиринт. Может быть, поэтому так ценен для бывших ангелов их земной опыт, в котором есть не только воля и логика, но и непредсказуемость, и множество способов распоряжения своей судьбой.

Такой прозе не хватает, как ни странно, нелогичности. Авторы стараются все объяснить, не оставляя ни одного тайного уголка недоговоренности и произвольности, скрупулезно отвечая на каждое "почему", могущее возникнуть при чтении, не довольствуясь простым ответом "а потому". Они как бы стараются доказать читающему и самим себе, что объясненное - существует, как бы не догадываясь, что чем меньше существующее имеет прав на существование, тем более реально его существование.

(Я намеренно не называю имен, вряд ли российскому читателю они сейчас что-либо скажут. Пока это общий взгляд, когда лучше говорят названия: "Когда дождь кончится", "Я, чайка", "Капли воды", "Поминальное двухсотлетие", "Водяной мешок", "Букашка, ползущая по земле".)

Но не отпускает ощущение, что все вымыслы и странные реальности новых японских прозаиков - нечто вроде игры в европейскую литературу. Не случайно в предисловии к одному из сборников постоянно упоминается термин "римейк". Или наоборот, лукавое отграничение, жизнь не всерьез или чрезмерная серьезность даже в самой простой игре, восприятие реальности лишь как увеличительного стекла в поисках темы для текста уводят читателя в некие более тонкие материи, которые не под силу рассмотреть европейцу?

"Труднее всего бывает отделаться от врожденных привычек: отучиться открыто проявлять свое любопытство, совать нос в чужие дела; отвыкнуть хранить в памяти то, что есть, и то, чего нет; слоняться повсюду без цели и дела. И еще вспоминать. О том, что когда-то ты был небесным ангелом. Когда же померкнут в памяти воспоминания о жизни на Небесах, придет смирение".


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Софья Дымова, Комплекс вуайериста /31.07/
Книга на завтра. П.И.Чайковский. Дневники.
Линор Горалик, Страшная сила /30.07/
Книга на завтра. Дэ Сижи. Бальзак и портниха китаяночка.
Владимир Олейник, Физиология бардака /26.07/
Книга на завтра. Веллер М. Гонец из Пизы, или Ноль часов.
Роман Ганжа, Апология бесформенности /25.07/
Книга на завтра. Ямпольский Михаил О близком (Очерки немиметического зрения); Барикко Алессандро Море-океан: Роман. Шелк: Роман; Бейнбридж Берил. Мастер Джорджи: Роман.
Денис Иоффе, Еврейский ответ на еврейский вопрос /24.07/
А. И. Солженицын. Двести лет вместе (1795-1995). Часть Первая.
предыдущая в начало следующая
Галина Ермошина
Галина
ЕРМОШИНА
ermoshg@mail.ru

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Книга на завтра' на Subscribe.ru