Русский Журнал
/ Круг чтения / Книга на завтра www.russ.ru/krug/kniga/20010821.html |
Воздушное руно Иоффе Л. Короткое метро. - М.: ОГИ, 2001. - 104 с. Елена Гродская Дата публикации: 21 Августа 2001 В стихах Леонида Иоффе все слитно-нераздельно, как в моменты наполненной до краев жизни: кажется, что еще капля - и хлынет через край.
Слова-мысли, слова-чувства. Оказывается, можно выразить и невыразимое, если "отпустить слова на волю" (М.Айзенберг). Отношение к слову как к родственнику (и собственному, и других слов) отличает Иоффе от многих современных поэтов, радующихся всевозможному отчуждению. Назвать стихи Иоффе зарифмованным потоком сознания соблазнительно, но не совсем точно. Это скорее поток дыхания.
Внешнее и внутреннее у Иоффе взаимопроницаемы, и непонятно, где, например, кончается рука и начинается воздух. Так, это я, а это уже не я или еще я? "Скорее выпростать себя, / опорожнить как обезвредить", "И чтоб краса наличная земная / соразмеримо вытянулась в рост, / на чистый курс ложится речь простая, / взяв птичий клин за бодрствующий пост." В стихах Иоффе есть переживания, боль, сожаления и другие элегические чувства, но есть и чувство, что, тем не менее, "все вышло правильно". "Солнцекрутильное жженье" заставляет уходить от себя, возвращаться обратно, вставать с колен, становиться на колени, а "маленькое счастье" "обугливает дни", и хочется говорить, говорить, говорить. О чем - в сущности, неважно, важна льющаяся, трепыхающаяся, спотыкающаяся, бурливая речь, важна прелесть артикуляции, кривизна и взаимное отражение зеркал. Это существенно для всех: "Ведь нес я братьям челобитную во имя / того сплочения, которому дна нет". Природа - "соучастник во всем", в ней тот же хаос и та же упорядоченность (одновременно), что и внутри.
"Блаженное, бессмысленное слово"... Не совсем так. Стихи Иоффе изощренно, ассоциативно продуманны. Михаил Айзенберг (составитель книжки, принадлежащий в конце 60-х - начале 70-х к одному с Иоффе поэтическому кругу) писал про этого автора: "Удивительно сочетание зыбкости и выстроенности, сочетание взмывающего ритма и стиховой скорости с трижды обдуманным, трижды весомым словом". В самом деле, очевидны выверенность ходов и абсолютная свобода. Как известно, свобода и есть осознанная необходимость, добровольное подчинение этой необходимости. "Когда строку диктует чувство, / оно на сцену шлет раба..." И, наверное, неслучайны тот же ямб и тот же раб.
Точно не скажешь, что диктует Иоффе строку: "чистый ветер", "грусть и воздух", "бунт пород", "панцыри злых одиночеств" или "ежедневная любовь". Стихам удается балансировать на грани естественности, органичности, непосредственности и рефлексии по отношению к тому, как они сделаны. (Часто ведется речь о речи.) Некоторая экзотичность словаря, звуковая причудливость (особенно в ранних стихах) делает каждое стихотворение праздничным радужным осколком речевой действительности. Причем эта действительность ни в коем случае не замкнута, вбирает в себя "чьи-нибудь сердца и руки". Правда, горечь поздних стихов ("уже не жив еще не мертвый") не празднична совсем.
Однако единый стержень чувствуется и в начале и в конце сборника ("Мы-то - / почти такие же изнутри, / какими себе казались / всю жизнь"). "Вся жизнь" - в ста страницах, способных спасти от самой глубокой спячки.
|