Русский Журнал / Круг чтения / Книга на завтра
www.russ.ru/krug/kniga/20011011.html

Аболиционизм - это нигилизм
Михаил Ремизов

Дата публикации:  11 Октября 2001

Кристи Нильс. Борьба с преступностью как индустрия. Вперед, к Гулагу западного образа / Пер. с английского А.Петрова, В.Пророковой. Предисловие Я.Гилинского. - М.: РОО "Центр содействия реформе уголовного правосудия", 2001. - 224с.

Кристи Нильс. Плотность общества. Пер. с норвежского Е.Рачинской.М.: РОО "Центр содействия реформе уголовного правосудия", 2001. - 140 с.

В сентябре Москву навестил культовый норвежский криминолог Нильс Кристи. Если вы смущены словом "культовый", то, вероятно, лишь оттого, что не наблюдали ту ажитацию, которая владела представителями правозащитной богемы, участвовавшими в московской презентации книг Кристи. Вполне возможно, что ажитация представляет собой их естественное состояние, но в данном случае она вдвойне объяснима: Нильс Кристи - мировая величина в социологии права, обладатель той статусной позиции, с которой моральная критика власти, юстиции и вообще всего сущего выглядит по-особому легитимной. Поэтому глаза правозащитников горели нездешним огнем и флаги униженных и оскорбленных в лице "жертв правосудия" никогда еще не взвивались так высоко. Тем более что в этот раз они взвились над одной из цитаделей того самого Карфагена репрессивно-юридического сознания, который "должен быть разрушен": лекция профессора Кристи и презентация его книг проходила на юридическом факультете МГУ. Было забавно наблюдать эту какофонию интеллектуальных и жизненных стилей, явленную соседством одного дружелюбного норвежского профессора, кучи экзальтированных дам обоего пола и горстки последних из могикан советской академической юриспруденции, которыми был представлен юрфак. С экзальтированными дамами все понятно, "могикане" же местами хмурились на слова чужестранца, местами от души умилялись европейской, не от мира сего, наивностью, когда, вооруженный графиками, он, вместо борьбы с ростом преступности, провозглашал борьбу с ростом наказания.

Тема интересна постольку, поскольку Кристи обосновывает свою установку не только морально, но и социологически. И в выступлениях, и в книгах он много говорит о том, что "преступление" - это не вещь, а результат определенной, подчас довольно сложной оценочной процедуры; и соответственно, "рост преступности", о котором бьют тревогу везде, - это не факт, а артефакт (вопрос применения тех или иных стандартов регистрации и оценки). Кристи порицает архетипическую риторику "войн с преступностью", которая исходит из некритичного допущения, что преступность существует как внешний оформленный враг (как преступность-в-себе-и-для-себя). То есть никто, конечно, не отрицает, что с преступностью бороться нужно, но "борьба с преступностью" на манер Нильса Кристи - это борьба со стандартами репрессивной юстиции: борьба с самими собой, ибо пафос в том, что это "мы" делаем преступника преступником, позволяя себе оценивать его таким образом. За вычетом всех экивоков и оговорок, на которые всякий профессор весьма горазд, Кристи предлагает довольно экстравагантную вещь: снизить уровень преступности посредством снижения порога ее восприятия.

У этой идеи есть вполне осязаемая сторона: Кристи ведет речь об институтах "восстановительной юстиции", проецируя их далеко за пределы той области гражданско-правовых отношений, которой до сих пор ограничивалась их уместность. Он приводит пример в связи с нашумевшим в Норвегии убийством двух девочек на пляже. Если бы их родители, говорит он, вдруг согласились, по неким причинам, простить преступника, то почему бы не закрыть дело?.. И впрямь, почему бы нет? Вопрос совершенно не тривиальный, и жаль, что Кристи обходится с ним тривиально, словно не видя никаких возражений, которые не были бы следствием косных предрассудков жестокости. Сомневающихся он добивает коронным гуманистическим аргументом: если преступник нарушил моральный запрет, то почему в ответ "общество" (посредством своих институтов) должно стремиться к тому же?

Ложная очевидность "коронных аргументов" интересна в свете той метафизики, к которой она восходит. В данном случае сама морфология этой мысли отрицает за обществом его качество инстанции моральных норм. Если продумать эмпирические, то есть социальные, основания нравственности (нравственность как система нравов), то идея о том, что институт наказания в своей основе подобен преступлению, будет выглядеть тем, чем она всегда была: верхом интеллектуальной пошлости. Об этом довольно сказал еще Дюркгейм. Не существует действенных моральных норм помимо авторитета сообщества, не существует авторитета сообщества помимо институтов самосознания, стоящих на страже его верховенства. Наказание - это институт группового самосознания. Через него сообщество определяет себя в аспекте своей готовности к мести. Месть - не орудие устрашения, а просто центрирующая функция (для личности в не меньшей мере, чем для коллектива).

Впрочем, разве возможность мести не предполагает возможности прощения?.. Собственно, об этом и говорит Кристи. Суть дела, однако, в том, что он резервирует это право за "потерпевшими", ставя нас перед лицом символического коллапса. Преступление, даже взятое как частное событие, "преступает" не столько частные интересы, сколько целое нормативной системы. Преступление - публичный акт; прощение - частный.

Если, конечно, это не прощение суверена.

Одним словом, репрессивные санкции, к которым прибегает общество, необходимы ему для того, чтобы поддерживать тот уровень самосознания, который позволяет генерировать систему социальных норм, энергию их почитания. Безнравственно не наказание, а отрицание его легитимности: "аболиционизм" как движение, ставящее под вопрос сам принцип уголовного наказания, безнравствен par excellence.

Безнравствен примерно в том же смысле, в каком Ницше и Хайдеггер считали всякую метафизическую мораль - ранней формой нигилизма. Перенося центр тяжести в область категориальных фантомов - в область трансцендентного или трансцендентального - метафизика лишает мораль ее земной и единственно прочной опоры, ее "почвы". Вместо повязанных узами культуры и практики сообществ инстанцией моральных расценок вдруг оказываются - специалисты по категориям. Этот вывод всегда казался мне точкой саморазоблачения метафизической морали - которой не миновал в своих интеллектуальных траекториях и Кристи. Одну из книг ("Борьба с преступностью как индустрия") он увенчивает впечатляющим платоническим аккордом.

Кого и за что, - спрашивает он, - следует наказывать, а кого избавлять от страданий? "Единственными экспертами в этой области могут быть философы".