Персонажи книг оживают и дают имена людям, становящимся персонажами уже других книг. Друг зовет Клариссу "миссис Дэллоуэй" - по роману Вирджинии Вулф. Друг-поэт "стал бы редактировать это утро, вымарывая случайную уродливость вместе со случайной красотой... а она, Кларисса, просто наслаждается видом этих домов, этого собора, этого прохожего с собакой". Стыдясь признаваться в этой любви и некритичности - но продолжая наслаждаться. Радуясь созерцаемому и не превращая его ни в строчки, ни в кадры. Испытывая нежность "к сломанному телевизору, валяющемуся у края тротуара рядом с сиротливой белой туфлей из лакированной кожи", к тележке уличного торговца овощами... Переживая совершенство мгновения. "Она стоит в неярко освещенном, приятно прохладном магазинчике, торжественном и роскошном, как храм, оглядывая свисающие с потолка сухие букеты и ворох разноцветных лент на задней стене".

Но создательница "Миссис Дэллоуэй", но миссис Вулф? Перепады эмоций от блаженства к отчаянию. Всеобъемлющая головная боль, что "оккупирует ее, вытесняя то, что еще недавно было Вирджинией, с такой мощью и быстротой, ее рваные, зазубренные края так безусловны, что Вирджиния давно воспринимает ее как самостоятельное живое существо. Она неоднократно видела ее, гуляя с Леонардом по площади: над брусчаткой плыла искрящаяся серебристая масса, снабженная тут и там острыми зубцами, студенистая, как медуза". Голоса, вспышки невыносимого блеска, поющие по-гречески воробьи. Страх взглянуть на себя в зеркале - кто знает, что там окажется? Миссис Вулф - писатель, она умеет видеть. "В мире столько всего разного: пальто в "Харродс"; дети, которые будут недовольны и разочарованы, что бы вы ни предприняли; пухлая рука Ванессы, держащая чашку; птица в саду, такая прекрасная на своем смертном ложе, похожая на украшение на шляпке. Этот миг на этой кухне. Нет, Кларисса не станет себя убивать. Разве смогла бы она оставить все это?" Миссис Вулф, раздумывающая о судьбе своей героини, смогла. Наблюдательность писателя - только последнее оставленное. Заталкивая в пальто камень, который утянет ее на дно, миссис Вулф отмечает "его прохладную известковость и белесовато-коричневый тон с зеленоватыми крапинами".

Каннингем придерживается доброй старой платоновской идеи о поэте как священном безумце. Видения поэта Ричарда даже сходны с бредом миссис Вулф, те же медузы и поющие на древнегреческом голоса. Захламленная и темная квартира - как затонувший корабль. Разваливающееся кресло, протертое и засаленное так, что только выбросить на улицу, где его никто и даром не подберет. Человек, не то чтобы сошедший с ума, но для которого "тонкая грань между безумием и отчаяньем практически стерлась".

Есть и третья женщина, миссис Браун. Читательница запойная в прямом смысле. Не выходить к завтракающим мужу и сыну - проснуться и читать... Вирджинию Вулф. Есть и другие способы бегства. В желание испечь "торт, который фактически бы представлял воплощенную мечту об идеальном торте, торте, который дарит вам безусловное и глубокое ощущение уюта и щедрости". Спрятаться. За дверью от приходящей подруги. Или в маске обычной женщины, что курит и пьет кофе по утрам, растит детей и не переживает по поводу несовершенства тортов. Или в поцелуе с подругой. Миссис Браун умиляется, глядя на сына, но чуть он растерялся при столь грандиозном событии, как насыпание муки для торта, она не знает, что делать. Первая реакция - "просто исчезнуть, чтобы почувствовать себя свободной, ни в чем не виноватой, ни за что не отвечающей". А всего-то требовалось похвалить маленького Ричарда.

Миссис Вулф еле держится на грани безумия. Миссис Браун читает ее и радуется, думает, что писательница блаженно предвкушает первую фразу романа. А та на самом деле испытывает головную боль и страх, или просто думает о предстоящей тяжелой работе. Но не в такой же ли степени непонятен обычный человек пишущему? Миссис Вулф удивляется служанке: "как ей удается никогда не забывать свою роль, как она умудряется всякий день и час оставаться собой и только собой?". И отдавать распоряжения по дому - неразрешимая задача.

Кто абсолютно нормален - так это миссис Дэллоуэй. Балансирует в потоке городской жизни, в мыслях о приемах, которые надо устроить или на которые ее не позвали. Немного завидует бессмертию кинозвезды, остающейся навсегда в километрах пленки, радуется, что сама останется в романе Ричарда. Но она - здесь, сегодня, в своем образцово-показательном жилище: "так и видишь некоего "специалиста", бродящего по комнатам с блокнотом в руке: французские кожаные кресла - есть; стеклянный журнальный столик - есть; стены льняного цвета, увешанные ботаническими репродукциями, - есть..." Она чувствует иногда, что "это просто случайный набор вещей... абсолютно ясно, что она могла бы с легкостью оставить эту жизнь, этот произвольный мир комфортабельных пустот". Но никуда не уйдет. Уходит это чувство, как поезд с маленькой станции. Уходят мысли о возможной, несостоявшейся жизни, которая могла оказаться гораздо богаче и невероятнее - но могла и не оказаться.

Читатель опаснее. Сначала миссис Браун замечает, как "один, без халата, поблескивающий своей новой яркой обивкой, стул этим солнечным июньским утром, похоже, сам удивлен, что он стул". Далее осознаются опустошенность, замученность ребенком, тортом, поцелуем. Что так можно сойти с ума, без сцен и воплей, тише и безнадежнее. Так появляется действие. Сначала торт. Если он не столь совершенен, как хотелось - он летит в мусорный бак, есть время сделать другой. Потом - двухчасовой побег в рай, обычную комнату в гостинице, тихую и оторванную от продолжающейся жизни. Где можно просто читать или думать о смерти (даже миссис Вулф не удался побег в Лондон из слишком спокойного Ричмонда, муж ее любит - и присматривает за ней). Так человек перестает понимать, кто он. "Она - аристократка, живущая в Лондоне, бледная, очаровательная, слегка фальшивая; она - Вирджиния Вулф; и в то же время она - растерянная и неопределившаяся женщина, мать, водитель, поток чистой энергии наподобие Млечного Пути..." И в то же время никто и ничто. "Мелькает мысль нырнуть обратно в машину и уехать. Но она не позволяет себе этого. Нужно забрать сына, отвезти его домой и доделать праздничный ужин для мужа". Но однажды миссис Браун не остановится. Уйдет из ловушки, "где ей вовек суждено исполнять роль жены". Бросив сына. И став героиней его поэзии. "Потерянная мать, неудавшаяся самоубийца, женщина, бросившая свою семью". Тень и богиня. "Женщина бездонной печали и ослепительного обаяния, влюбленная в смерть, и палач, и жертва, и муза... та, что предала Ричарда, та, кого он бесконечно любил".

Миссис Дэллоуэй надежнее. "Ты честно пытаешься быть в это мгновение на этой кухне с цветами; пытаешься любить эти комнаты просто потому, что они твои". Все-таки это действительно любовь, когда даже в мыслях можешь смириться со своей смертью - но не со смертью подруги. И не так уж мало - не разлюбить друг друга за восемнадцать лет.

Но те мгновения счастья, которые человек хранит, происходят и сейчас. И все длится объятие Клариссы и Ричарда - обоим нет двадцати, холодный вечер на берегу озера, и кажется, что возможно все... "Этот поцелуй, прогулка, предвосхищение ужина и книги и были ее единственным опытом счастья". Ужин и книга давно забыты, секс с Ричардом тоже оказался неуклюжим, осталось само мгновение, в котором "было какое-то ни с чем не сравнимое совершенство, отчасти связанное с тем, что, казалось, оно обещало большее". Счастье - это обещание.

Но есть и счастье ухода, перемены - у миссис Вулф и миссис Браун. И мир, который обещает счастье - но порой дает иное - и большее. И современный герой - может быть, тот, кто "угрохал все семейное состояние на печатание серьезных, трудных книг, которые, как он отлично знал, не будут продаваться".

А в общем - опасно это, писать и читать в современной Америке. Да и в других местах тоже.

• Отрывки из романа, ИЛ #9/2000
• Рецензия Алексея Зимина в "Афише"
• Майкл Каннингем. Часы: Роман в "Шведской Лавке"