Русский Журнал / Круг чтения / Книга на завтра
www.russ.ru/krug/kniga/20011126.html

Ответы в прозе
Юрий Андрухович. Московиада. Пер. А.Бражкина. - М., "НЛО", 2001.

Владимир Шпаков

Дата публикации:  26 Ноября 2001

Культовый текст современной украинской литературы - роман Юрия Андруховича "Московиада" - дошел до русского читателя спустя девять лет после его создания. Что свидетельствует то ли об отсутствии связи наших литератур, то ли (коль скоро роман все-таки переведен и опубликован) о возобновлении диалога.

Главный герой романа - украинский поэт Отто фон Ф., слушатель Высших литературных курсов. Почему украинец носит такое странное имя? Наверное, это намек на духовное родство с Западом. То есть, "отец" - Запад, "мать" - империя, в столице которой какое-то время должен обретаться поэт. Один день из жизни фон Ф. начинается с краткого очерка нравов литобщаги; апогея "нравы" достигают в сцене совокупления в душевой, когда герой, повинуясь импульсу, овладевает чернокожей поэтессой. Далее в смутном далеке обозначится родина героя, мелькнет прошлое, прозвучит воображаемый диалог с украинским королем, - но появятся приятели-литераторы, чтобы продолжить вчерашнюю пьянку, и фон Ф. малодушно поплетется в типичный для столицы пивной "шалман" размером со стадион.

Для вменяемой личности литинститут, детище Максима Горького, и впрямь испытание, нередко заканчивающееся стойкой идиосинкразией к изящной словесности (тем более - имперской). Поэтому роману Андруховича вполне подошло бы название "Тошнота" (или так: "Тошнота от империи"). Герой постоянно принимает душ или ванну, но отмыться не в состоянии, слишком толстые пласты грязи наслоились на его жизни. День нескончаем (он так и будет длиться до самого финала) - перед глазами читателя пройдут любовница героя, московские улицы, забегаловки, создавая достаточно зловещий фон (на котором постепенно обрисовывается и наш фон Ф). Не весьма моральный, скажем так, тип - однако, не равнодушный, не лишенный совести, равно как и таланта. Иллюзий герой лишен, но не совсем, потому что как же можно совсем без иллюзий? Нельзя, тоска задавит, поэтому какой-то "свет в конце тоннеля" должен появиться, какая-то "точка опоры" должна возникнуть под ногами фон Ф.

И она-таки возникает - в виде отдаленной во времени и пространстве Украины. "Я хочу жить в этой стране!" - восклицает фон Ф., когда ему показывают фотографии довоенной Западной Украины. Между тем жить приходится в загаженной и заблеванной перестроечной Москве, успокаивая себя разве что мысленными беседами с королем Олелько Вторым (Долгоруким-Рюриковичем).

Нет, это не украинский аналог тех наших писателей, кто более всего печется о своей "самобытности". Герой Андруховича (как и сам автор) - вполне "продвинутый", он полон иронии и самоиронии и пребывает в области скорее актуальной, нежели почвеннической литературы. И тем не менее, пафос пробивается, как трава сквозь асфальт, - и окраска у этой травки национальная.

На фоне отечественной литературы это выглядит весьма необычно. У нас культовыми становятся Сорокин, Пелевин и т.п. - в лучшем случае воспроизводящие пафос игры и стеба, в худшем - транслирующие в читательские массы собственные некрофильские комплексы.

Поэтому сравнивать "Московиаду" следует, наверное, с произведениями авторов постарше. На первый - поверхностный - взгляд напрашивается сравнение с поэмой Венедикта Ерофеева "Москва-Петушки". Взять хотя бы некоторые приемы письма: "Тебя обидели, тебя сравняли с говном. Поди, Веничка, и напейся. Встань и поди напейся, как сука". А вот Андрухович: "Тебе плохо, фон Ф. Тебя знобит. И тошнит немного. Пора бы уже отсюда выгребаться". И тот, и другой автор не особо церемонятся с читателем в отношении ненормативной лексики, но главное: оба текста центрируются вокруг образа Империи, которая то ли нависает над главными героями, как низкое серое небо, то ли втягивает в себя, засасывает, как Мальстрем.

Поэтому оба героя стремятся вон из Москвы, которая описана как филиал преисподней. Веничка мечтает об утраченном рае Петушков, фон Ф. о точно таком же рае Украины - то ли реальной, то ли созданной воображением страны. "Иногда нам снится Европа. Мы приходим ночью на берег Дуная. Что-то такое припоминается: теплые моря, мраморные стены, горячие камни, ветви южных растений, одинокие башни. Но долго это не держится". И точно, не держится, мойся ты хоть десять раз на дню и двадцать раз беседуй со своим Олелько. Вот отчего брезгливость срывается то в тоску, то почти в ненависть. Хватка у суки-империи будь здоров, и так запросто от нее не сбежишь.

Устремления героя, однако, не столь уж безнадежны. События последних лет показали: если имперское "горючее" в нашем сознании выгорело, то национальные чувства живы, что особенно справедливо в отношении бывших имперских окраин. (И если для изможденного русского сознания "национальное" можно уподобить разве что 76-му бензину, то для эстонцев или западных украинцев эта "горючка" вполне потянет на А-95.)

Беда в том, что стихия национального (как и любая сильная энергетика) - подчиняет и искажает авторское сознание. Строго говоря, любой крупный писатель основывает свой "месседж" на том, что над народом, нацией: Бог, Правда, общечеловеческие ценности - на выбор. Вспомните Достоевского: "Есть кое-что важнее народа, важнее России". Есть, безусловно, и переворачивать эту иерархию - значит сознательно скатываться на провинциальный уровень. Не страшно это в одном случае: если знаешь, что национальная "провинциальность" кое-где в цене, и немалой.

Продолжая сравнивать тексты Ерофеева и Андруховича, неизбежно ощутишь разницу: Веничке некуда отсюда бежать, он законный сын Империи, в то время как фон Ф. - пусть и с пулей в голове - все-таки уезжает из треклятой Москвы. Но самая кардинальная разница между двумя культовыми текстами заключается, пожалуй, во времени и некоторых мотивах написания.

Вряд ли покойный Венедикт Ерофеев лукавил, когда говорил, что писал для развлечения ближайшего круга. Плохо он писать не умел, поэтому писал замечательно, но насчет перспектив с публикацией не заблуждался.

Если посмотрим на дату написания "Московиады", то обнаружим 1992 год - год, когда Украина уже стала независимой, а Запад еще не отбил ладони, аплодируя развалу мерзкой "империи Зла". То есть, такая книга, написанная пасынком империи, должна была понравиться и в Украине, и на Западе, - она и понравилась и переведена уже не на один язык.

Мимо этого "должна" трудно пройти. Сосредоточенность писательских интересов вокруг "успеха на Западе", "переводов", "грантов", возможно, естественна, но в то же время не безопасна. Любой бескорыстный мотив в таком случае низводится к элементарной прагматике, и искушенный читатель тут вправе прищуриться: знаем, мол, откуда ноги растут и ради чего эти турусы на колесах!

Может быть, по этим причинам читательский интерес к финальной части романа не такой острый, как хотелось бы. Реальный план все более начинает смещаться в область жесткой фантасмагории: фон Ф. попадает в какое-то мрачное подземелье, которое оказывается "зоной правительственного метро". Там живут гигантские крысы (слухи о которых, помнится, циркулировали в Москве начала 90-х), работают чекисты, которые вербовали героя еще в украинской жизни, а также появляется одна из любовниц фон Ф., чтобы ввести ему яд. Герой все же спасается, попадая на какой-то гомерический банкет, но почему-то от всего этого событийного богатства веет иллюстративностью. Антиимперская идея в наличии, а значит, на этот "шампур" можно смело насаживать куски (благо, талант и фантазия Андруховича позволяют делать это изобретательно).

Нервные и презрительные ноты в голосе автора слышатся на протяжении всего текста, но здесь "обличения" делаются совсем уж прямолинейными (парадокс в том, что эстетика финала претендует при этом на некое замысловатое "кафкианство"). И не скажешь ведь, что писатель не прав, - просто все как-то уже и без того понятно. (И девять лет назад, между прочим, это было понятно почти так же, как и сейчас, и потому кажется, что А-95 жгут напрасно: машина все равно не едет, а газует на месте.)

Думается, Отто Вильгельмовичу фон Ф. давно пора оглянуться и сказать: все, это уже Plusquamperfekt! Какие-то новые вызовы проглядывают на горизонте, и вызовы достаточно серьезные. Расслышит ли их талантливый прозаик Андрухович? Ответит ли и воплотит ли ответы в прозе?