Татуировки заключенных. СПб.: Лимбус-Пресс, 2001

Сплошь покрытое татуировками тело русского "вора в законе" является прежде всего языковым объектом. Язык тату - это грандиозный набор символов и передаваемые в устной традиции правила их сочетания и "чтения". Язык этот своей эзотеричностью подобен воровскому арго и играет похожую роль - скрывает тайную "воровскую" информацию от непосвященных "фраеров". Как и в арго, в котором нейтральные литературные слова оказываются наделенными особыми "узко профессиональными" значениями, татуировка также использует обычные, на первый взгляд всем знакомые аллегорические знаки (обнаженная женщина, черт, горящая свеча, темница, змея, летучая мышь и т.д.) для передачи тайного знания, то есть на самом деле является символическим знаком. Язык этот предельно социален, предельно политизирован. Человеческая кожа функционально превращается прямо-таки в мундир, покрытый регалиями, орденами, знаками чинов и отличий. Кстати, на воровском жаргоне "комплект" воровских татуировок называется - "фрак с орденами". Это выражение есть в словаре воровского арго Д.С.Балдаева (М., 1992). Так что о мундире можно говорить не только метафорически, поскольку эти метафоры способны реализовываться. И не только в арго, но и в самих тату. Так, например, существуют множество наплечных татуировок, которые изображают самые настоящие эполеты (см. тату ##1859, 1860, 1861 из альбома "Воровские татуировки", вышедшего в Санкт-Петербурге в 2001 году в издательстве "Лимбус-пресс". Далее при ссылках на это издание просто указывается номер тату), погоны советского образца со звездами или черепами вместо них (см. тату #10-12 в кн. Д.С.Балдаева "Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона". М., 1992. С. 464) или даже германские погоны армии фюрера (Балдаев, #9). Мундир, таким образом, буквально рисуется на теле человека.

Итак, весь послужной список вора, вся его биография воплощается в таких социальных татуировках. Здесь все его взлеты и падения, назначения на новые должности и разжалования, тюремные "коммандировки" и переходы на новую "работу". Воровские татуировки - это одновременно и "паспорт", и "досье", и "орденские книжки", и "грамоты", и "эпитафии" данного человека.

Человек, не посвященный в тайный смысл воровских татуировок, воспринимает их как хаотический случайный набор знаков. В действительности, тело вора представляет собой уже не разрозненный набор знаков языка тату, а целостный и сложнейшим образом организованнный речевой акт. В таком контексте мы можем не сомневаться, что тату - это не просто источник абстрактной социальной информации, но поразительный культурный феномен со сложнейшим речевым статусом. Чья же это речь и к кому она обращена?

Один из жанров татуировки - так называемый "автограф". Как правило, это имя "владельца тела" или любой символ, заменяющий его. В современной культуре подобные тату часто несправедливо воспринимаются как проявление "бескультурья". Такое восприятие обостряется тем, что тело в современной цивилизации - это самый ценный объект, который нельзя "портить". Татуировки на теле с такой точки зрения - это все равно что надпись "Здесь был Вася" на Мадонне Рафаэля или знак доллара, изображенный Сашей Бреннером на картине Малевича. С такой точки зрения тату оскверняет тело. Но с другой точки зрения √ наоборот: чем выше и сакральней объект, тем значимей статус надписи, сделанной на нем. Тело человека - сотворено Господом, и прописанное на нем имя - это как надпись на иконе, как буквенные знаки на кресте. Имя собственное, нанесенное на тело, обращено уже не столько к прохожим, сколько к "вечности", оно сакрально. В подобных случаях автограф тоже можно рассматривать как подпись под собственной жизнью, как живое (в буквальном смысле) слово, как текст, обращенный к высшим силам. Такая подпись как бы содержит в свернутом виде авторское "Я", она, если угодно, конгруэнтна человеческой душе и человеку в целом. В этом смысле ей присуща некоторая зеркальность, самоидентификационность. Такое тату обладает определенной степенью сакральностьи, как слово, которое "было вначале".

Близкими по степени сакральности к таким тату окажутся только надписи на стенах соборов. Кстати, традиция нанесения таких надписей на стены русских храмов была широко распространена уже в XI веке. Тогда же началась борьба с ними церкви. Причем эта "священная" война шла порой на тех же стенах. Храмовые настенные надписи языческого происхождения "...уничтожались церковными служителями..." (Медынцева А. А. Древнерусские надписи новгородского Софийского собора. М., 1978. С. 149). Так, например, ревнителям христианской веры принадлежит надпись XI века "ОУСОХНИТЕ ТИ РОУКИ" (Там же, с. 149). Эта надпись была сделана борцом с чистотой храмового "тела". Среди надписей, испещрявших стены древнерусских храмов, значительную часть составляли вполне невинные с христианской точки зрения "автографы" писавших. Ими сплошь покрыт любой русский город. А.А.Медынцева высказала поразительную мысль, предположив наличие глубинного смысла в таких граффити: "...автографы приравнивались к молитве, что подтверждают изображения крестов или храмов, часто сопровождающие такой автограф" (Там же, с. 194). Таким образом, татуировка на теле человека может восприниматься еще и как обращенная к Богу, как молитва.

Всевозможные кресты на теле человека могут иметь самые разные смысловые оттенки. Причем крест на теле заключенного и крест на теле "гражданского" - это два разных знака. Только для человека "вольного" такой крест может быть молитвенным. Первой эту простую и очень оригинальную мысль высказала Медынцева: "Многочисленные изображения крестов без сопроводительных записей, часто встречающихся на стенах... - это также молитвы людей..." (Там же, с. 195). Даже простые "...хозяйственные записи, иногда встречающиеся на стенах храма, очевидно... вызваны тем, что... верность... записей удостоверялась ...Богом..." (Там же, с. 195).

Но для "вора" крест - часть тайного воровского языка. Однако и в мире воровских татуировок простое и незаметное событие из жизни вора, вырезанное на его теле, на "теле мира", становиться фактом всеобщей божественной истории, а вовсе не "частным делом". Надпись типа "Вася" порождается тем же "летописным" желанием занести событие своей жизни на скрижали сакрального бытия: "Некоторые надписи имеют особенную историческую ценность, так как содержат сведения, которые обычно оставались за пределами внимания летописцев", это "...надписи, дополняющие летопись" (Медынцева, 197). И не случайно корпус современных воровских тату, посвященных историческим событиям, огромен. Практически вся русская история оказывается запечатлена на телах зеков.

Можно смело сказать, что тату - это не просто вырезанный на теле "голос человека", его реплика. Это еще и голос самого тела, это голос тела как "вещи", предмета. Тело умирает, овеществляясь при использовании его как материала для текста, и вновь оживает как вещь, имеющая голос. Связь этих текстов с "магическим" восприятием предметов весьма вероятна. Все эти надписи - это как бы vox rei. Тело превращается в вещь, а тату - в ее голос. Современные русские тату предлагают огромный материал такого рода. Главная особенность такого рода татуировок - речь от первого лица. Они как бы обращаются к зрителю. Такие тату как бы претендуют на обращение ко всему миру, к небу, к "вечности". Эти надписи тоже обладают определенной степенью сакральности, как бессмертные подписи под собственной жизнью, как тексты, обращенные к Богу. Это как бы "слово", равное "человеку", слово-плоть. Это божественное слово, которое пребудет всегда.

Замкнутое пространство тела, сплошь покрытое магическими надписями, кардинально меняет свой статус. Оно превращается в своего рода "храм", то есть место совершения ритуальных действий.

Итак, тату воспринимаются как текст, заставляющий потусторонние силы воздействовать на некий соотнесенный с ними объект. В данном собрании уже самые ранние тату представляют собой типичные обереги. Такова старая воровская татуровка #5 "Сохрани раба твоего Алексея". К оберегам относится и изображения жука-скорбея. Это один из самых древних воровской оберегов (#248). Существует еще известный воровской обрег-тату "Да принесет мне воровскую удачу царица небесная". К ним же относится и распространенная надпись "Спаси от лягавых и суда". С оберегами связаны многие изображения Богоматери (# 997, "Мать Божья, прости мне грехи"; #995, "Матерь Божья, спаси и сохрани свого сына - раба грешного") и изображения Господа (# 998, "Святой Отец, спаси и сохрани раба Божьего"). К оберегам относятся и многочисленные изображения ангелов-хранителей (##987, 988, 991). Сюда же относятся ангелы, берегущие горение свечи (#992). Забавно, что ангелы-хранители воровского мира могут изображаться в виде обнаженных женщин с гипертрофированными сексуальными формами. Свойственная фольклору акцентаулизация именно сексуальных функций прародительницы мира здесь неожиданно христианизируется.

Изображения храмов тоже представляют собой своеобразные обереги (#1008). Конечно, в такого рода символах может быть заключено одновременно множество значений. Главы этого храма могут означать в то же время количество лет, проведенных в заключении, и т.п. Кстати, воровской словарь Д.С.Балдаева фиксирует значение некоторых тату, относя изображение храма, монастыря именно к оберегам: "Наколка - оберег вора в авторитете - татуировка с изображением Иисуса Христа, Богоматери, архангелов, святых, ангелов, церкви, монастыря и креста". В другом месте тот же словарь относит к оберегам также изображения черепов: "Оберег - татуировка авторитета в воровском мире с изображением Иисуса Христа, Богоматери, архангелов, святых, ангелов, церквей, монастырей, креста, черепа человека или без таковой". Видимо, все тату, связанные, казалось бы, с религиозной тематикой и с темой смерти, в действительности имеют подтекст скорее магический, связанный с оберегами.