Казалось бы, что может быть банальнее для читающего человека, чем тема "Бродский и Венеция"? Известны стихи поэта, посвященные этому городу; известно, что поэт похоронен в этом городе. Трудно также не вспомнить про ценимого Бродским Одена, равно как и про то, что на эту тему писал и говорил ценивший Бродского Петр Вайль.

Однако составитель (и, что важно, художник) книги Екатерина Марголис всей этой избитости не испугалась. И выяснилось, что даже двигаясь по привычному, казалось бы, пути, достаточно легко можно выйти на другие уровни, о которых мы не сразу догадывались. Да, конечно, вот стихи Бродского (восемь стихотворений, причем некоторые из них не напрямую посвящены Венеции). Но вот и его эссе "Набережная Неисцелимых", которым начинается книга и из которого многие нити ведут не только к упомянутым стихотворениям, но и к массе других произведений - и самого Бродского, и других поэтов. А также - музыкальных, архитектурных и т.д. Первая часть книги ("Отражение времени"), отданная самому Бродскому, переходит во вторую ("В облике многих вод"), где собраны его предшественники. И здесь мы встречаем не только Уистана Одена и Эудженио Монтале, но и Умберто Саба, не только Ахматову, но и Пастернака, Мандельштама, Ходасевича. Следы их отчетливо видны если не в венецианских стихах Бродского, то по крайней мере в эссе. В третьей части ("Post scriptum") тема Бродского подхвачена тремя поэтами на трех языках - Дереком Уолкоттом, Львом Лосевым и Томасом Венцловой. Завершается книга послесловием уже упоминавшегося Петра Вайля.

Таким образом, мы видим поэта в контексте не только его собственного творчества, не только в контексте творчества его предшественников, но и его последователей. И поэт, и город продолжают жить. Правда, жалеешь, что в этой книге нет ни отрывков из романов Анри де Ренье, благодаря которым Бродский, по его собственным словам, впервые узнал и почувствовал Венецию, ни тех старинных фотографий города, которые были в распоряжении поэта. Всего не охватишь, и слава Богу, что нам и после книги останется возможность для самостоятельных поисков. Какие-то метки нам даны в неожиданно подробных комментариях к эссе Бродского (кажется, нынче это почти редкость). Вот, например, примечание к слову vaporetto: "От vapore - 'пар' (итал.). Вапоретто - изначально небольшие пароходы, а затем катера, речные трамвайчики. Основной вид общественного транспорта в Венеции". Возможно, и трети этого примечания хватило бы, чтобы понять, о чем идет речь, но составитель предлагает нам почти отрывок из энциклопедии. По количеству ссылок и следов самых различных культурных связей эта книга являет собой пример того предела гипертекста, который только может нам дать бумага.

Все переведенные на русский тексты даны в книге и в оригинале. Можно было бы придраться к тому, что и русские стихи "зачем-то" переведены на английский. Отчасти. Однако, это объясняется тем, что часть собственных стихотворений Бродский перевел сам (или в соавторстве). Но главная задача, которую ставил перед собой составитель, - постараться и в словесном строе книги сохранить важнейшую для города на воде тему "отражения".

В книге мы слышим звуки города (и даже звучащей в нем музыки) сквозь слова поэтов. Мы видим сам город - сквозь прекрасные работы Екатерины Марголис, сквозь игру разными оттенками белой и серой бумаги (как будто погружаемся в пресловутый "веницейский" туман). Составитель пишет в предисловии: "Черточки и штрихи на бумаге собираются в буквы, слова, лодки, дома и окна. Из ряби на воде собирается отражение. Перевод - то же отражение: одного языка - в другом. Такова идея этой книги". Осталось поймать еще одно: особый запах Венеции, с которого начинается эссе "Набережная Неисцелимых". Но для этого уже необходимо самим побывать в великом городе великого поэта.