Говорят, что Ли Бо мог сотворить "сто стихов" лишь выпив доу (более 10 литров) вина. Но вино "Чаоцзю", любимое им, очень слабое...

Ли Бо, Ли Тайбо. Тайбо - планета Венера, Великая Белизна.

Переводить китайские стихи трудно, легче в Китай перебраться. Что книга и помогает сделать. Империя Тан в VIII веке. Карта, очерк государственного устройства, хроники династий, налоги, указы. "Наказанию смертной казнью подлежали только лица, виновные в убийстве, грабеже, дезертирстве и в измене... В случае амнистии не подлежат помилованию чиновники, которые брали взятки..." Не так плохо для средневековья. Наставления императора Тайцзуна можно включать в учебник по менеджменту. "Мудрый правитель использует людей, как искусный плотник... Прямой ствол он использует для оглобли, изогнутый - для колеса, длинный - для коньковой балки... Мудрый правитель полагается на суждения умного человека, на физическую силу глупца, на мужество храбреца, на осторожность труса".

В праздник "двойной семерки" (седьмого дня седьмой луны) хорошая хозяйка убирает дом и проветривает во дворе всю одежду и книги. Жизнь регламентирована. "Если б каждый мог открывать свои двери, когда захочет, то легко бы возникали преступления".

Фрагменты из исследований о Китае, из китайских средневековых повестей. Вот возвысившийся - а потом оклеветанный - чиновник жалуется: "У нашей семьи в Шандуне было пять цинов прекрасной земли. Можно было жить припеваючи. Что за нелегкая погнала меня на службу?" Вот поэт Тао Юаньмин говорит об уходе домой - в отшельничество - в ничто. А Чжоу Дуньи выводит характер поэта из любимого им цветка. "Хризантема - отшельник, мир презревший. Пион - богач, вельможа знатный. Лотос - рыцарь чести". И волшебник приглашает императора на прогулку по луне, где заяц толчет порошок бессмертия.

Среди этого Ли Бо и жил. Учился у даосов, путешествовал, служил при императорском дворе, попал в опалу, был сослан, а затем амнистирован. "Я, собственно, не покидал этот мир, люди мира сами покинули меня". Пил втроем - с луной и собственной тенью. Шел по горам: "К небу легче подняться, чем в Шу по опасным дорогам!" Мечтал о высоком положении, службе мудрого советника - и вспоминал об отшельниках, от этой службы отказавшихся. Видимо, любил эффектные жесты, славился как мастер фехтования. И стал героем фольклора. В котором ходил за хорошим вином за тысячу ли в область Хучжоу, оставил глубокий след ноги на мощеной кирпичом дорожке, устрашил письмом соседнее государство, а в конце жизни улетел в небеса на ките (или, опьянев, бросился в воду обнять Луну - и погиб, но тело его нашли в 30 ли выше по течению). Уже в XII веке в Циншани был храм Ли Бо. Так что идея Пригова о Пушкине как боге плодородия не совсем абсурдна. Точнее, не совсем оригинальна.

А со стихами - где "от слова до слова можно загнать коня, но попробуйте вонзить между знаками острие ножа - железо сломается", - сложнее. Ли Бо переводят на русский с 1880 года. Различие переводов такое, что часто невозможно даже понять, какое именно стихотворение переведено. А.Гитович переводит: герой не замечает, как подошла ночь; И.Лисевич утверждает, что поэт потерял счет времени, не помня, сколько раз день сменялся ночью; неправы оба, говорит Торопцев, там на самом деле "тьма осенних облаков - в несколько слоев". Иероглифы "гу пэн" в одном из стихов Ли Бо Эзра Паунд перевел как "dead grass", А.Гитович - как "одинокий парус", и оба имели к тому основания. В китайском языке множество омонимов. И к иероглифу окончание не подпишешь; категории лица, числа, времени обычно не выражены, их можно только предполагать по контексту. Одно и то же слово может быть существительным, глаголом, прилагательным. Это позволяет достичь огромной многозначности текста. И умножается на огромное количество связей с контекстом культуры. Торопцев переводит:

Сияние луны простерлось к ложу.
Иль это иней осени, быть может?
Наверх взгляну - сияет там луна,
А вниз - и мнится край, где юность прожил.

Комментарий А.Лукьянова много длиннее стихов: "Сияние Луны - это энергия художественного просветления. (В даосизме, в частности, в учении "Даодэцзина", такое сияние определяется как внутренний светоструящийся взгляд человека, отключившего чувства от внешнего мира. Это взгляд в самого себя как первозданную вселенскую пустоту.) Иней - символ духовной чистоты сердца..." Даже поднимание и опускание головы - связывание Неба и Земли. А часто встречающееся в стихах Ли Бо вино - сущность, пропитывающая все, "некая винная твердо-мягкая основа, в которой пребывает весь мир". И также - "эликсир поэтической левитации, без которого не оторваться от земной поверхности".

Появляется в стихе "Тень горы" - а ведь это "Шаньинь, местность в современной провинции Чжэцзян, где жил знаменитый каллиграф Ван Сичжи; однажды во время снегопада он вдруг страстно захотел увидеть друга, сел в лодку и поплыл к нему, но перед самым домом друга повернул обратно: "К чему было заходить, если желание пропало?" Так название места превращается в мечту о свободе, спонтанности. А упоминание красок может оказаться эротикой: "В даосских алхимических и сексуальных трактатах мужчина во время оргазма соотносился со свинцом и белым цветом, женщина - с киноварью и красным цветом" (М.Кравцова).

Тем непонятнее, на каких основаниях Торопцев, которому принадлежит большинство переводов стихов в книге, проводит грань между научным и художественным переводом: "первый пытается с максимально возможной скрупулезной полнотой воспроизвести содержание, понимаемое как цепь выраженных словами материальных объектов; второму же дорого то нематериальное, иррациональное, что невозможно вычислить... Обильный и скрупулезный научный комментарий к стихотворению - знак художественного бессилия переводчика". Но где еще живет поэзия, как не в словах? А из рассуждений об "ауре поэтических чувств", "искусстве как космическом канале" получается Ли Бо в стиле рюсс. "Ты войдешь в мою светлицу,/ Духовито разгорится/ Пламя в жарких очагах". Или нечто вроде Хайяма:

Я в дорогу, вы нет. Так кому же грустней?
Все грустны, каждый присказку знает про воду:
Утечет на восток - что же станется с ней?

Конечно, многие китайские поэты были связаны с даосской магией, но стоило ли прибегать к "кармическому погружению", чтобы рассказывать о встрече императора Сюаньцзуна с красавицей Ян Гуйфэй почти в стилистике дамского романа? Притом, что Торопцев хорошо знает Китай, приводит много интересных деталей и наблюдений, которым мистика только мешает.

Может быть, для перевода лучше подошла бы поэтика точечных, дискретных образов, соотнесенных при помощи ассоциативного ряда. На Западе такую роль сыграл имажизм - переводы Эзры Паунда до сих пор считаются образцовыми. В России, может быть, - опыт позднего Мандельштама? "Метафорическая" поэзия? Долог путь Ли Бо - а путь до него еще дольше.

И в Чу, и в Цинь - повсюду облака,
Повсюду облака в горах с тобой,
В горах с тобой, а ты идешь домой.
Они с тобой, поглощены рекой,
И дух реки оделся в облака.
Спи в облаках... Дорога далека.