Спи, моя родная ветка,
Не ходи на их костер.
Я тебе отвечу тем же.

Вадим Калинин. Из цикла "Девятнадцать трехстиший"

Это заговор живых белых бисексуальных мужчин - если судить по списку основателей "Тематической серии" издательства "Колонна" - серии о Теме, о мальчиках, которые любят мальчиков, и о девочках, которые любят девочек, и о спасении их душ, и о том, что - какая в душу разница. Была короткая лесбийская проза, были Ридли, Волчек, Могутин, Ильянен, Берроуз; теперь - Вадим Калинин, "Килограмм взрывчатки и вагон кокаина".

Вот что ценно мне тут: проза Калинина, несмотря на то, что в ней постоянно совокупляются мужчины и мужчины, - не гомосексуальная, а бисексуальная, и для меня, пока я читала, все интриги строились не на закрученном сюжете и не на гомосексуальных страстях, а на этом вот переходе от "гетеро" к "гомо", от размеренного и общепринятого к как бы экстремальному, как бы эпатажному. И каждый раз в темном переходе поджидала меня, радостно урча, мысль о такой любви как об отдушине, и раз за разом я попадала в ласковые ее лапы и понимала: выход здесь. Из текста в текст - или только кажется мне? - выяснялось, что стоит мужчинам обратиться в поисках любви друг к другу - даже случайно, даже ненадолго, - как все становится много-много лучше, и Алеф, зеленый и смазанный, но оттого лишь более "матерый и убедительный", проступает на потной ягодице безногого плотника. А если все становится хорошо само по себе, и Златокрот проходит мимо, и заказы на убийство путем неприхода в гости идут рекой, и душе Парацельса удается придать душе автора немалую рыночную стоимость, - то мужчины обращаются в поисках любви друг к другу в качестве триумфального празднования победы над окружающим миром. И в мире этом гомосексуальная любовь никогда не есть норма жизни, но всегда некий особый, едва ли не сакральный акт, меняющий облик вселенной и ход событий, - и слава богу. Вот трещина идет вдоль дома, вот Златокрот порушил пол-Москвы - и все-таки не дошел до героев, свернул в сторону, и вот - "Яков очень пристально посмотрел на Феликса и прочитал: Закончился бой // И вновь мне кажется дичью // То, что мелькнуло в моем мозгу: // Когда не в силах смотреть на смерть, // Взглянули мы друг на друга. <...> - Можно, конечно, попробовать. - Феликс вновь сделался пунцовым. - Тогда пошли. Молодые люди ушли куда-то в дом. Прошло минут пять, вдруг земля, теперь уже в последний раз, содрогнулась, фундамент коттеджа слегка просел, и края трещины со сладким хрустом сошлись".

Этот принцип - мужской любви к мужчине как отдушины, перелома, сознательного выпадения из колеи, кажется случайно или намеренно распространенным автором на сам факт написания вошедших в книгу текстов. В интервью сайту gay.ru Калинин говорит о текстах, впоследствии вошедших в "Килограмм взрывчатки и вагон кокаина", как об отдельном специальном проекте, о "я попробовал так писать - и мне понравилось". То есть Тема оказалась, видимо, для Калинина не основной, лидирующей творческой заботой, а именно экспериментальным выходом из привычных устоев. Более того, если верить все тому же интервью на gay.ru, то подобным образом Вадим относится и к своей собственной бисексуальности: "Я совершенно не могу понять геев. Помнишь - "больше всего я не люблю расистов и негров". Больше всего я не люблю гомо - и гетеросексуалов. И те, и другие - шовинисты. И те, и другие - скоты... От обоих можно получить в морду... От гетеросексуала - скорее схватишь физически, от гомосексуала - скорее морально..."

Мне, читателю, очень плохо воспринимающему абсурдную прозу, оказалось исключительно приятно, что основной корпус текстов в книге при всей своей фантасмагоричности и некоторой все-таки абсурдности не переходит за грань фола, не превращается в голый стилистический эксперимент. Фантасмагоричность эта, кстати, не мешает воспринимать многие тексты как несущие в себе некий автобиографический элемент - не так из-за совпадений имени автора и героя в тексте или двух, не так из-за высказываний Калинина в том же интервью, явно близких по духу его героям, но из-за постоянной густой смазки авторского саморазоблачения, захватывающего, как подглядывание в замочную скважину, и вызывающего восхищение, как откровенный разговор в метро с незнакомым человеком: "Одна девушка часто жаловалась мне на жизнь. Жаловалась она, жаловалась, - я устал от этого, снял штаны и помочился на нее. Она перестала жаловаться на жизнь. Это - откровенный эпатаж <...>. Она даже не пошевелилась в тот момент - просто стояла, а я это делал..." - это из интервью, а вот это - из книги, из роскошного рассказа по имени "А в середине ничего нет": "Знаешь, - сказал я, - в конце концов каждая наша встреча наводит непристойнейший шухер в моем размеренном и сугубо буржуазном существовании. Ведь мой хваленый экстремизм - миф из мифов, и все, чего он добился в жизни своей, - это того, что вошел, наконец, в мифологию".

Вообще, самым экстремистским аспектом всего сборника показалось мне изумительное изнасилование архетипов путем перенесения их в бисексуальный (именно не гомосексуальный, а бисексуальный) аспект. Жена, продающая мужа-бисексуала в проститутки, мальчик, решающий насиловать на улице мужчин и по ошибке для начала насилующий женщину, а потом постового, "я не возьму тебя к себе домой, ты не во вкусе моей жены". "Маша была женщиной, не привыкшей терять позиций, и секунды не ушло у нее на обдумывание следующего хода: - Муж мой, с завтрашнего дня семью кормить будешь ты! - Каким образом? - искренне удивился Миша. - Жопой! - и слово это провалилось прямо сквозь земную кору, сквозь мантию, сквозь весь геологический бардак в центр планеты, до такой степени оно было веским".

В результате читать Калинина ужасно смешно - и не только из-за вот этой гротескной ломки стереотипов, но и из-за того, что он как-то удивительно мягко и гибко остроумен, остроумен неожиданным способом, - как хороший импровизатор, никогда не "говорящий шутку", но произносящий любой монолог с единственно возможной интонацией, не требующей расставления акцентов при помощи слова "лопата". Смешно, и приятно, и трогательно - потому что нет эксплуатации Темы, нет надрывного "трудно жить на белом свете", нет мучительных поисков идентичности, более того - веет десакрализацией темы, лишением ее эстетского, назойливого трагического принципа. Нет описаний технического трепета живых механизмов, нет отступлений о сладкой боли и о познании себя через страдающего душой и телом партнера, нет детальных сцен полового акта - есть мягкая нежность, альтернативность миров и решений, слабый запах одеколона и любовного пота, открытость, уверенность, игры, в которые играют люди.