"Плавать! Баттерфляем! Чтобы больше люстр! Мужики, парни!!! Слушайте меня! Считайте! Фреди: "Богемская Рапсодия", пять минут пятьдесят семь секунд!... "Дип Перпл" - "Дитя во Времени", десять минут восемнадцать секунд! "Лед Зеппелин" - "Лестница в небо", ровно восемь минут! Ровно!.. "Битлз" - "Вчера", две минуты четыре секунды! "Роллинг Стоунз": "Анджи", четыре минуты тридцать четыре секунды! Саймон и Гарфункел - Грабор, проснись сейчас же! "Мост над шумной водой" - четыре минуты пятьдесят две секунды! Миссис Робинсон! Сколько? Всем стоять!.. "Моррисон": "Беглые в дожде", семь минут пять секунд. "Энималс": "Дом восходящего солнца", четыре минуты тридцать секунд! Билли Джоэл: "Спокойной ночи, Сайгон", семь минут ровно! Вот так и прошел век! Привет из Нью-Йорка! Привет всем участникам Броуновского движения!" Список рок-композиций - неплохой тост при встрече нового тысячелетия...

Восток романа - это не Китай и даже не Россия. Это восточное побережье США, еще точнее - Нью-Йорк, безумный город, о котором сами американцы говорят, что это не Америка. А Запад - соответственно, побережье западное. Между которыми и раскачиваются Грабор, Лизонька и прочие персонажи.

Стиль жизни - спонтанность и непроизвольность. "Главное, делать это врасплох. Это основной момент в любых отношениях". Невероятная подвижность. Едут в одно место, оказываются через час совсем в другом. Попойки дома и в барах, случайные потасовки (не драки!), непонятно с чего возникшие. "Алекс ударил его головой в живот, но живот оказался твердым. Тогда Поп потянул его за штанину, и тот упал рядом с ним. Поп увидел его лицо и, насколько мог внятно, сказал: Вы бомбили Чехословакию. На вас креста нет". Невесть откуда сваливающиеся старые знакомые и мгновенно появляющиеся новые. Жизнь неведомо на какие средства. Водительские права с фотографией Микки Мауса. Манекены президентов, с которыми фотографируются в разных позах на фотоаппарат без пленки. Абсурдные разговоры ("Вы любите потеть? - спросил Грабор здание без водосточных труб"). И секс, конечно же, в лошадиной дозе. А на спящей подруге рисуют карту античного мира - с морями ливийским и египетским, с Пифоном у Дельф.

Спокойствие избегается любыми средствами. "Они вкатились в приличное место, тут же это поняли и повернули обратно". Стиль жизни требует хаоса и порождает его. "Грабор лежал на самом краю кровати, его голова, наполовину прикрытая перевернутым раструбом пластикового плафона, казалась случайным предметом среди вороха скрученных простыней, человекообразного одеяла, бутылочек, тюбиков, рассыпанных сигарет". При отчаянном желании найти хоть какой-то порядок. "Хотелось пить, но он знал, что не осмелится прикоснуться к этой воде до тех пор, пока не поймет, в какой стране мира находится". Одно и то же в нью-йоркской комнате и калифорнийском мотеле, даже высказанное абсолютно теми же словами. Впрочем, слова тоже встречаются как сами захотят. "Мракобесие араукарии". Плавание в абсурде. "Движения должны быть бессмысленны, лишены правды жизни". Дереализация мира (который в Калифорнии и Нью-Йорке и так не очень-то реален).

Все - карнавал. Война тоже. "Пьете бесплатно, за счет заведения. Ваши сегодня сбили наш. Самый секретный", - говорит бармен-американец о сбитом в Сербии F-117. И собственная смерть воспринимается отстраненно, как кино. Грузовик падает с горной дороги, "вокруг начало трясти, взрываться, что-то из кинофильма. Винни подумал, что когда-то видел такие кинофильмы, но они ему не нравились. Его ударило, долбануло и погладило, через семь минут он полностью обуглился с улыбкой на лице. Потом он снял кольцо с левой руки, решил: буду спать".

Жизнь, подвешенная в пустоте. "Здания вокруг были до боли знакомыми, только расставлены как-то не так. Где находится его дом, Поп не знал и поэтому решил ходить кругами до тех пор, пока случайно на него не наткнется". Дело не в эмиграции, персонажи Месяца напоминают "Вальсирующих" Бертрана Блие, которые из Франции никуда не уезжали. И в России таких "подвешенных" будет, надо думать, все больше.

Это электрическая, электризующая свобода? Демонстрация того, сколько совершенно независимого от денег можно взять от жизни? Или попытка заклясть хаос, это броуновское движение, превращающее жизнь в ничто? Лечение электричеством от нервного расстройства? Вероятно, все сразу. "Сверкающие, бесконечные, идеально плоские стены зданий не позволяли задрать голову, чтобы увидеть небо. Лепные сирены, ундины и тефнуты прятались под фасадами домов, вываливая омертвевшие языки. Поскальзываясь на извести испражнений, наступая на руки спящих в ночных парках бичуг, танцуя с метлою в руках в Китайском городе и мексиканцами среди мусорных баков, мы получаем неслыханный опыт освобождения... Теперь можно встать на колени перед знатной дамой посреди Пятой авеню - и тебя поймут... Обнаглеть до такого состояния, пока тело не начнет светиться, и потом ввалиться в рыбную лавку, вдохнуть в себя ее скользкий воздух и раствориться, как соленый дымок".

И еще - пронзительная нежность, прячущаяся за стеб и грубость, но пропитывающая все. "Я хочу посмотреть на твое сердце. На твое слюнявое сердце. Я хочу его помять в руках, а потом засунуть себе в п... Животные ласки, это ведь именно человеческое: кошки не умеют гладить друг друга, у них нет такой гладкой кожи... Они свалились в постель, украшенные печальными улыбками, с плавностью падающего пуха, едва стоящие на ватных ногах".

И восприятие, обостренное открытостью и свободой. Океан на вкус как луковица, в нем живут луна и черепаха. "Косяки касаток. Выпрыгивают из волн, улыбаются, и на момент их прыжка океан становится пустым и свободным. Это лучше галлюцинаций". Можно менять одежду и девушек - чтобы показать их своей любимой местности. "Хвойные тысячелетние лапы свешивались над их головами, сверху осыпались желуди, птичьи гнезда, рыбьи пузыри, китайские цифры. - Я жил здесь, Лизонька, миллион лет назад до нашей эры. Меня водила тетка в кинотеатр "Октябрь". Я ужасно боялся. Динозавры, древеса, прошлогодние люди". А койоты работают почтальонами, принося письма, прокушенные маленькими неядовитыми клыками. Беспорядок делает поразительным даже длинное блюдо с пирожками. "Он никогда не видел в доме у Грабора таких полезных вещей".

Твердое дерево падает под ветром, гибкое будет раскачиваться в разные стороны, но устоит. Нет ничего неуязвимее пустоты. Эта жизнь выдержит любое одиннадцатое сентября. "Заканчивался первый день бомбардировок Нью-Йорка. Наш первый безвозмездный день. Любимая, - сказал он. - Мы хорошо жили. Приезжай".