Русский Журнал / Круг чтения / Книга на завтра
www.russ.ru/krug/kniga/20021211_ganzha.html

Догма
Славой Жижек. Добро пожаловать в пустыню Реального! / Пер. с англ. Артема Смирного. - М.: Фонд "Прагматика культуры", 2002. - 159 с. - (Малая серия). Тираж 1100 экз. Формат 84х108/32. ISBN 5-7333-0220-8

Роман Ганжа

Дата публикации:  11 Декабря 2002

По поводу новой книжки Жижека в Сети доступны по крайней мере два высказывания. Второе из них, принадлежащее Михаилу Ремизову, действительно высказано по поводу, и я его анализировать не буду. Первое, опубликованное в НГ, сводится к тому, что Жижек как бы полагает, что Запад "дематериализован", а Третий Мир "реален", поскольку испытывает боль. И вот эта "реальность" вторгается в западную "иллюзию" как раз 11 сентября. На самом же деле, Анна, тезис Жижека прямо противоположный. Но сначала выдержки:

Смысл высказывания Анны Ландер в том, что субъект, простите за пикантную двусмысленность, - это тот, кто желает. А раз нечего желать, раз брюхо и все прочее набито, то и субъективность вроде как обмякает и угасает. Подлинные страсти, сильные чувства, реальные дела, - вот признаки настоящего субъекта. Недаром Анна поминает в финале русскую литературную классику. Ее субъект как раз приблизительно оттуда. Это, разумеется, не в укор классике.

Да, действительно Жижек ссылается на Алена Бадью, который определил в качестве ключевой черты двадцатого столетия "страсть Реального". То есть желание испытать что-то подлинное, настоящую боль, настоящий голод, настоящее насилие. Чтобы удостовериться в собственном существовании, вернуть себе якобы утраченную плоть, субстанцию. Жижек пишет: "когда в начале девяностых я был тесно связан со словенской политикой, я и сам столкнулся со страстью Реального. Когда обсуждался вопрос о предоставлении мне портфеля в правительстве, меня интересовал только пост министра внутренних дел или руководителя службы безопасности - идея работы на посту министра культуры, образования или науки казалась мне крайне нелепой". Да, есть снафф-порно, есть каттеры, есть террор, есть кадры 11 сентября. Но вот последний пример особенно четко указывает на фундаментальный парадокс "страсти Реального": своей высшей точки она достигает в своей очевидной противоположности, в театральном зрелище. Поэтому следует отойти от стандартного прочтения, согласно которому взрывы WTC были вторжением Реального, которое разрушило нашу иллюзорную Сферу. Напротив, это до 11 сентября мы жили в нашей реальности, воспринимая ужасы Третьего Мира как призрачные блики на экране TV. Это не реальность вошла в наши видения, а фантазм разрушил символические координаты, определяющие наше восприятие реальности как реальности. Откуда же взялся этот фантазм? Жижек полагает, что глобальная катастрофа - это типичный социальный фантазм западного человека.

Обычно полагают, что психоанализ как раз и занимается тем, что освобождает человека от такого рода фантазмов, позволяя ему смотреть в лицо реальности, как она есть на самом деле. На самом же деле (и это мы знаем благодаря Лакану) психоанализ делает нечто прямо противоположное. Суть в том, что есть два фантазма. Один (поверхностный) структурирует и поддерживает "реальность" (кавычки означают не то, что это какая-то ненастоящая реальность, но наоборот: что это и есть "реальность", то, что как раз и называется этим словом). Другой (ядерный) структурирует избыток, сопротивляющийся погружению в "реальность". Когда мы преодолеваем фантазм, мы просто разрушаем его поверхностные слои, составляющие ткань "реальности", и оказываемся лицом к лицу с чем-то глубинным и неусвояемым повседневностью.

Или, другими словами: обычно мы говорим, что нельзя принимать вымысел за реальность. Психоанализ учит обратному: нельзя принимать реальность за вымысел. Что, собственно, и происходило 11 сентября: из-за травматического, избыточного характера того зрелища, которое мы наблюдали на экранах телевизоров, мы не могли включить его в то, что обычно переживается нами как "реальность", и потому воспринимали его как кошмарное видение, как что-то ирреальное.

Это означает, что "страсть Реального" - на самом деле фальшивая страсть, не более чем уловка, позволяющая избежать столкновения с Реальным. Чтобы пояснить разницу между Реальным и "реальностью", Жижек приводит название ранней работы Беньямина "О языке вообще и человеческом языке в частности". Идея здесь в том, что постичь человеческий язык (а другого языка на самом деле не существует) можно лишь постулировав его минимальное отличие от языка как такового. (Что, замечает Жижек, как раз и упускает Хабермас, когда объявляет язык вообще нормой того языка, который существует в действительности.) Хотя Жижек в этом месте идет дальше, я попробую остановиться и воспользоваться фигурой аналогии. О Реальности вообще и "реальности" в частности. Идея опять же в том, что никакой другой реальности, кроме нашей обычной, не существует. Но чтобы постичь нашу реальность, надо иметь Реальность, обладающую чем-то таким, чего нет в нашей, избытком, не вмещающимся в нашу реальность. Тогда залогом существования "реальности" как раз и будет этот избыток Реального.

Который как раз и нельзя принимать за вымысел.

Так, не являются ли бен Ладен и Талибан как раз таким избытком американской реальности? (Подобно Курцу из "Apocalypse Now", подобно фашизму - избыточному наросту либерального Запада.) "Следуя этой логике, возникает соблазн предложить, какой должна была бы быть действительно подрывная версия "Апокалипсиса": повторяя формулу антифашистской коалиции, Уиллард предлагает вьетконгу договориться об уничтожении Курца".

Это опять же означает, что настоящая "страсть Реального" состоит не в том, что некто желает пережить нечто ужасающее и кровавое как театральное зрелище, но в полном отождествлении с этим избытком Власти, с ее грязной непристойной изнанкой. (Это что-то вроде ситуации секретного агента ЦРУ, который тайно снабжает Талибан оружием, либо, что по сути дела то же самое, тайно идет убивать бен Ладена.) Такое отождествление, пишет Жижек, реакционно. Но, пишет далее он, можно представить и прогрессивную страсть Реального. Это когда мы отвергаем представление о том, что Реальное - это Ужасная Вещь, на которую можно смотреть только через воображаемые и/или символические Завесы. Потому что эта Реальная Вещь и есть тот самый фантазм, который делает нашу обычную "реальность" последовательной и непротиворечивой.

Тогда как на самом деле она противоречива!

"Вспомним нацистскую идеологию: еврей как ее Реальное есть призрак, вызываемый к жизни для того, чтобы скрывать социальный антагонизм, то есть фигура еврея позволяет нам воспринимать социальную тотальность как органическое Целое". Теперь подставьте на место нацистов американцев, а на место евреев - Афганистан или Ирак. То, что происходит сегодня - это не столкновение цивилизаций. Это на самом деле столкновения внутри цивилизаций, обусловленные логикой глобального капитализма. Чтобы это понять, достаточно произвести "нефтяную редукцию": страны вроде Саудовской Аравии или Кувейта должны оставаться недемократическими, чтобы США могли рассчитывать на их запасы нефти. В этом смысле ультрафундаментализм тех же талибов не был только защитной реакцией на внешнее вмешательство, он возник при поддержке тех же Соединенных Штатов.

Вот здесь и возникает та самая вроде бы поднадоевшая тема "позиции интеллектуала". Разумеется, позиция самого Жижека вовсе не сводится к тому (как полагает Анна Ландер), что интеллектуал обязан четко обозначить свою позицию, причем сделать это так, чтобы оказаться в оппозиции к Власти и Идеологии. Хотя некоторые фрагменты книги напрашиваются на подобное прочтение. Причем из них вроде бы следует, что надо непременно выбрать социализм.

На самом деле это верно по существу, но неверно по форме.

Чтобы это пояснить, надо обратиться к теме счастья. Жижек пишет, что в нашей повседневной жизни "мы (делаем вид, что) желаем вещи, которых мы на самом деле не желаем, так что в конечном итоге худшим, что может для нас произойти, становится получение того, что мы "официально" желаем". Когда сегодняшние левые бомбардируют капиталистическую систему социальными требованиями, которые она явно не в состоянии выполнить, они на самом деле не хотят того, чтобы эти требования были выполнены. Жижек показывает это на ряде примеров. Так вот, счастье - это и есть измена желанию, неготовность субъекта столкнуться с последствиями своего желания. Счастье западного образа жизни, тем самым, требует непременной поэтики сопротивления, маргинальности и множественности стилей жизни. ""Сопротивляются" все - от геев и лесбиянок до выживающих правых, - так почему бы не сделать логический вывод о том, что этот дискурс "сопротивления" стал сегодня нормой и, по существу, главным препятствием для появления такого дискурса, который действительно поставил бы под вопрос господствующие отношения?" Таким образом, когда мы думаем, что высмеиваем правящую идеологию, мы только усиливаем ее власть над нами.

Отсюда для интеллектуала следуют две вещи: 1) надо отказаться от принципа "уважения к Другому" и от приписывания Другому наивной веры в то, что он явным образом декларирует. 2) "Второй урок: вместо заблаговременных территориальных уступок врагу, следует бороться даже за те понятия, которые, кажется, "от природы" принадлежат врагу". Так, следуя этой логике, следует бороться, скажем, за понятие дисциплины (от владения собой до физических тренировок), которое часто объявляют "протофашистским".

И вот тут-то всплывает догма. Точнее, появляется она в самом начале, на с. 9. Речь там идет о том, что все понятия, которые используются для описания глобального конфликта ("борьба с террором", "демократия", "свобода", "права человека") - это ложные понятия, и что в этом смысле сами наши "свободы" служат тому, чтобы скрывать и поддерживать нашу глубинную несвободу. Жижек ссылается на Честертона, который полагал признание некоторых застывших догм непременным условием действительной свободы. Честертон писал: "На любом углу можно встретить человека, безумно и кощунственно утверждающего, что он, может быть, не прав. Каждый день встречаешь человека, который допускает, что его взгляды неверны. Но его взгляды должны быть верны, или это не его взгляды".

Отсюда Жижек прямо переходит к отрицанию "демократии" как понятия, воплотившего в себе сам принцип относительности и обусловленности контекстом. "Демократия является сегодня главным политическим фетишем, отрицанием основных социальных антагонизмов". И пишет о том, что надо набраться храбрости и сформулировать левую альтернативу демократии.

Что опять же упирается в конкретного субъекта, который будет эту альтернативу формулировать, и в его счастливую уверенность в том, что демократия на самом деле вечна.

Короче, все упирается в субъекта.

Который на самом деле никуда не исчезал. То есть он исчез в том смысле, что стал каким-то ненастоящим, каким-то неживым. Понятно, что нас окружают субъекты, у каждого из которых своя точка зрения, своя privacy и разнообразные практики себя. Жижеку этого мало. Надо, чтобы было большое идеологическое Дело. И тут процитированная Анна Ландер совершенно права. Не права она в том, что от этого Дела якобы ожидается возрождение субъекта. Не будет никакого возрождения. Будет дзенское просветление, идентичное "крайней военной верности, незамедлительному исполнению приказов и выполнению долга без анализа Я и его интересов".

Итак, выстраивается неумолимая цепочка. Исключая из пространства "реальности" какие-то вещи, которые на самом деле являются симптомами реальных противоречий, западное общество представляет себя как некую непротиворечивую тотальность, которой противостоят кошмарные образы абсолютного зла. Фигура субъекта функционирует только вот в таком цельном пространстве, осуществляя акты понимания Другого, или, что то же самое, акты интерпретации собственного вытесненного бессознательного. Когда вытесненное возвращается, можно действовать двумя способами. Первый - это жертвоприношение темным богам, борьба с террором, уничтожение мирового еврейства (или исламского фундаментализма) и прочие варианты отыгрывания. Реальный конфликт смещается в идеологическую плоскость, осуществляются по сути символические действия.

Другой способ, способ действия, после всего сказанного представляется великой тайной и неразрешимой загадкой. Представьте американца, который осознал, что есть внутренние противоречия глобального капитализма и что бен Ладен - это порождение ЦРУ. Что он должен сделать? Какое такое Большое Дело?

На самом деле, если развить до конца логику этой книжки, то получится, что свидетельством реальности (а не символичности) совершаемого дела является полный отказ агента действия от какого бы то ни было понимания Другого и осознания себя. То же самое и с интеллектуалом: свидетельством того, что его антилиберальный и антидемократический дискурс действительно выражает его желание, является оголтелый догматизм и принципиальный отказ от свободы мысли.

Это как-то немного по-китайски, по-маоистски что ли.

Да, есть какое-то нехорошее либеральничанье в формулировке "...не догма, а руководство к действию".

Надо бы немного подправить:

Догма - это руководство к действию.

Вот так-то лучше.