Радостно думать, что тоталитарная должность "инженера человеческих душ" окончательно ушла в прошлое, а взамен для писателя найдено новое прибыльное дело - "фэйс-контроль". Фэйс-контролер - профессия вполне достойная, и ее изобретатель В.Спектр сильно преуспел на этом поприще. Как явствует из школьных учебников по литературе, в нашем с вами отечестве в свое время много писали про "лишних" людей; автор новоявленной книги как раз и отследил одного такого, твердой рукой занеся его в базу данных, которую для краткости назвал романом.

Конечно, фэйсов обоего пола тут немало, но самый подконтрольный - один. Зовут его Мардук. Кто ему так удружил по жизни - не знаю, однако подозреваю, что кличка вписана и в паспорт, поскольку Мардуком парня называет большинство окружающих: и собутыльники по бизнесу, и основная секс-партнерша - существо как бы духовно близкое и не то чтобы любимое, но регулярно имеемое "во все дырки" (это, извините, цитата из уст сей хрупкой девушки - она временами и разговаривает, когда рот не занят). С этим существом тоже не все слава Богу, поскольку называется оно Бурзум - а образованный герой именует ее еще и Тиамат.

Вообще-то, это только на первый взгляд страшно, а потом привыкаешь. Мардук и Тиамат - древневавилонские божества, причем довольно склочные. Поскольку В.Спектр написал книжку как внутренний монолог своего подконтрольного, то сам же Мардук все и объясняет: "Два божества могут только противостоять друг другу. Мардук создает четыре злых ветра и семь бурь против одиннадцати чудовищ войска Тиамат. Мардук побеждает, убивая, и лишь позже, оставшись в одиночестве, творит мир". Между прочим, это по совместительству еще и цитата из энциклопедии "Мифы народов мира" (М., 1992. Т. 2. с. 110). Вот откуда у "контролеров" образованность-то берется! Я-то сгоряча подумал, что В.Спектр освоил "Энума элиш" (это такая вавилонская поэма о сотворении мира), - а у него все по-простому. Соответственно, и с богами обращается вполне фривольно: "четыре злых ветра и семь бурь" беседуют с "одиннадцатью чудовищами" отнюдь не на небесном наречии: "Знаешь, Бурзум, ты ведешь себя как полное говно", - выражение, можно считать, из разряда ласковых (прочее сами читайте, кому матерщина не надоела).

Ну, Аллах с ним, со стилем. Озадачивает другое: зачем вообще автор так напрягался, листая "Мифы"? Хотел вывести "нового русского" в образе мифического героя? вписать ему в пятый пункт: "вавилонянин"? Но ведь это ж уметь надо - древние мифологемы с пошлым современным бытом сочетать. А у В.Спектра, кроме чисто конкретной бытовухи (в формах неряшливого бизнеса, семейных сцен, пьянок-гулянок и перепихов различной интенсивности), ничего занимательного нет. Как говорится, что не порно - все топорно.

Однако, ей-богу, лучше б в книге все было только про трах и тарарах, чем про тонкую мардучью душу. Написал бы В.Спектр простенькую порнушку и не прикидывался "идейным" писателем. Потому что когда в промежутках между всякими бисексуальными эксцессами, вмазками, поддачами и т.п. герой по приказу автора начинает предаваться печоринским размышлениям и задумывается о большом и светлом, - с души воротит окончательно.

Начинается в романе все "с конца" (и, как увидим, им же завершится - но в ином смысле); герой аж на второй странице быстренько все о себе объясняет: "Неужели верно? Не осталось чувств, желаний, сама жизнь заменена блеклым суррогатом? Хочется все же, чтобы это было не так". Тоска у него по 1993-му году: тогда, понимаешь, "было время какой-то общей эйфории, вакханалии. Казалось, танцевальная культура, drugs и free-love - самая правильная жизнь. Своего рода революция, что ли". Самое интересное, что дальше примерно на трехстах страницах будут как раз эти самые "танцевальная культура, drugs и free-love"; уж на что Бурзум, но и она говорит о герое, что тот "тусуется, как подорванный". Вот только эйфории нет. Ну нет эйфории, хоть тресни! Тяжело. Да и как может быть не тяжело, когда все вокруг такие нехорошие: "Ненависть - моя единственная религия. Это чувство в сто раз сильнее любви, уважения, дружбы. Посмотрите вокруг: мало предметов для ненависти? <...> Конвертировавшие душу в твердую валюту коммерсанты. Обезличенные дресс-кодом тусовщики. Менты, бандиты, торчки, рыночные торговцы, вечные студенты, политики, попы, менеджеры транснациональных корпораций, бомжи, военные... Перечисление бесконечно, названий много, суть одна, вердикт ясен - отстой!"

Вердикт и впрямь ясен. То, что у тридцатилетней истерички мужеского пола нервы не в порядке, - закономерно, поскольку имеем дело с явным и давним наркоманом. Зато автор, похоже, полагает, что нюни болезненного субъекта должны восприниматься читателем как некая общественная позиция. Этакая новая "Дума" (лермонтовская, а не Государственная): типа, печально я гляжу на наше - и на ваше.

Ну, дальше у В.Спектра все как у взрослых: действие отъезжает в ретроспективу лет примерно на шесть: основное действие происходит с осени 1995-го до мая 1996-го, и нам предлагается понять, каким образом герой за полгода дошел до жизни такой (см. выше). Почему именно те полгода имели столь судьбоносное значение - это только автор знает. Может, из-за того, что Бурзум в итоге отвалила с концами (в смысле бесповоротно)? Возможно, хотя верится с трудом.

Суть в том, что герой В.Спектра старательно сидит на двух стульях и никак не может выбрать, кем ему быть: то ли "новым русским", то ли, как выражались в старину, богемой. Деньги-то, конечно, нужны (хоть бы на те же наркотики), но среду, в которой эти деньги делаются, он глубоко презирает. Поэтому не просто спекулирует рекламными щитами, а еще и вкладывает в это занятие чуть ли не гражданский пафос: "Я делаю свой маленький бизнес, получая порой ничтожное вознаграждение, рискуя разориться и сесть в тюрьму, в первую очередь из-за своей патологической ненависти к глобализации. Когда-то я обменял анархию своей жизни на торговую палатку в Кунцево. Когда-то я бросил творчество и купил свой первый галстук. Когда-то я плюнул на независимость и стал смотреть в рот дядям с большими деньгами. Казалось, я изменился полностью. Однако, и я уверен в этом, мое ремесленничество - активная жизненная позиция, мой вызов, моя собственная революция".

Прочитав последние слова, я вспомнил, как в советские времена, когда слоган "активная жизненная позиция" был в моде, один мой приятель придумал соответствующую аббревиатуру - "АЖэПэ". Так вот, в духе своей ажэпэ Мардук после рубки бабок (в смысле - зарабатывания денег) систематически преображается в тусовщика: "Изрядно навеселе прибываю домой. Все спят. Я переодеваюсь, вставляю сережки, надеваю кольца и браслеты. Видели бы меня бандюки! То-то разговоров бы было: "пидар - не пидар, отстой - не отстой". Иногда настырный В.Спектр заставляет своего подконтрольного испытывать приступы семейности и чадолюбия, хотя и ненадолго. Провести выходные с женой для Мардука все равно, что "приговорить себя к двухдневному домашнему аресту": "И это в то время, как все вокруг будут колбаситься по клубам, угорать на afterparty, сниматься, нюхать кокс, жрать лобстеров под соусом бешамель, курить гаш, долбаться спидом, трахаться, носиться по ночным проспектам в обезумевших такси и напиваться до скотского состояния". Разумеется, пропустить такую интересную жизнь никак нельзя, особенно если ты уже практически сверхчеловек: "Просто в этом мире иногда встречаются одиночки, отвергающие рабскую зависимость от кого бы то ни было: спутника жизни, родителей или детей. Конечно, есть видимость: штампы в паспортах, общая жилплощадь и дети, но что, если в жилах одного течет лишь розовая вода, а в венах другого кипит благородная черная кровь?"

Черная кровь играет у героя во всех местах, и шила в этих местах, как вы понимаете, не утаишь. "Иной раз я думаю, что вся моя жизнь - постоянное желание секса, превращающееся в вечный поиск любви". Сказано - сделано (и неоднократно). Но самое забавное - попытки детского психоанализа: "Мне кажется, навязчивая сексуальность была отчасти порождена негативной установкой по отношению к сексу, которая сложилась в нашем обществе. <...> Запретный плод сладок, я сделался законченным эротоманом". Оказывается, он еще и жертва тоталитарного строя. Это как в давней игривой песенке Ю.Кима: "У всех лежа - у него стоит".

Честно говоря, в какой-то момент столь беззаветная претенциозность подконтрольного фэйса даже трогает за что-то; и, как в том анекдоте, закрадывается подозрение: а может, он это всерьез? Может, кто-то просто облапошил доверчивого В.Спектра, внушив, что если спарить детскую порнушку с высокопарной болтовней, то это и будет литература - порнографический так сказать, реализЬм? Сидишь и думаешь: автор-то, небось, полагал, что тачает нетленку? ваяет нижепоясной портрет "героя нашего времени"? варганит спектральный, так сказать, анализ почти души глубоко лишнего как бы человека? Не знаю, как оно было, но повторю: отвяжись автор от своего героя, перестань навязывать умные мысли и покажи "просто" разложившуюся личность - это вызвало бы больше интереса, чем нынешние потуги на идейность. Впрочем, чтобы действительно показать личность, а не просто лицо - создать характер, а не фоторобот, - тоже ведь талант нужен. А В.Спектр даже стилистический регистр не умеет поддерживать: герой у него то матерится, как малолетний шкодник, то выражается, как в наставлении по технике секса: "Сначала член с трудом продирается сквозь сфинктер, но постепенно фрикции становятся все быстрее".

Особенно монументальна сцена прощания, в которой наш фэйс-контролер возвышается до трагического пафоса истории Билла с Моникой (нет повести печальнее на свете, чем повесть об Оральном кабинете):

"- Больше так продолжаться не может, - Бурзум внезапно опускается передо мной на колени, расстегивая зиппер. - Надо когда-нибудь на что-нибудь решиться.

Я хочу остановить ее, поднять с колен, посмотреть в глаза и объяснить... Бурзум целует член робко и нежно, как грудного ребенка. <...>

- К сожалению, ты не тот человек, что мне нужен, Мардук. - Она на какой-то миг прерывается и смотрит снизу вверх. - Ты порочный тип, а мне нужен положительный персонаж. Потому что я глина, из которой получится то, что задумал гончар. Я ведомая и не могу идти за тобой в ад. <...>

Никогда не забыть мне этот оргазм. Удовольствие смешивается с горем, тоска переплетается со счастьем, чувство близости - с одиночеством, слезы - со спермой" (а испорченный читатель думает еще и о том, какая ужасная у девушки дикция).

В общем, рвущий то ли душу, то ли с души финал, достойный кисти Айвазовского: "Мерзкое дело - память. В офисе витает твой запах. Я трахал тебя везде. На этом диване, столе, кресле, на грязном полу...

Я ищу наркотик, который смоет воспоминанья. Мне надо срочно вмазаться!

Компьютер пыльно смотрит в меня Интернетом. Будь я электронным, упросил бы кого-нибудь нажать delete. На настоящее самоубийство никогда не хватает сил".

Delete навылет - это неплохо; но могу поделиться с В.Спектром и другой полезной информацией: как говорил один старый юзер, лучшее средство от пошлости - переформатирование жесткого диска.

Ну, и по традиции - кое-что об обложке. Она мила и по-кладбищенски ласкова. На ней красуется отмокающий в ванне фотосубъект приятного чернильно-фиолетового цвета, играющий с двумя желтыми пластмассовыми утятами; глаза субъекта закрыты черным прямоугольником - чтоб не узнали. Словом, дизайн типа "не проходите мимо".

Кстати, о дизайне. Взволнованный чтением, впервые обратил внимание и на детальку, которая принадлежит не собственно данной книге, но осеняет своим присутствием всю "маргинальную" беллетрическую продукцию, продвигаемую издательством. В качестве заставки употреблено маленькое и голенькое задумчивое существо невнятного пола, но явно человекообразное, задумчиво скрестившее ручки в районе бюста и глядящее на читателя, как бы о чем-то размышляя. О чем может размышлять такое существо - вполне понятно, особенно после книжки В.Спектра. Поскольку издательство "Ad marginem" явно привержено к вульгарной латыни, рискнем предположить, что ихний обоеполый человечек завсегда думает "pro eto". Точнее, "pro eto delo". Неплохое было бы название для издательства, вы не находите?