Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Книга на завтра < Вы здесь
Г... Нашего В... или Лицо вавилонской национальности
Спектр В. Face control. - М.: Ад Маргинем, 2002. - 286 с. Тираж 5000 экз. ISBN 5-93321-043-9.

Дата публикации:  20 Февраля 2003

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Радостно думать, что тоталитарная должность "инженера человеческих душ" окончательно ушла в прошлое, а взамен для писателя найдено новое прибыльное дело - "фэйс-контроль". Фэйс-контролер - профессия вполне достойная, и ее изобретатель В.Спектр сильно преуспел на этом поприще. Как явствует из школьных учебников по литературе, в нашем с вами отечестве в свое время много писали про "лишних" людей; автор новоявленной книги как раз и отследил одного такого, твердой рукой занеся его в базу данных, которую для краткости назвал романом.

Конечно, фэйсов обоего пола тут немало, но самый подконтрольный - один. Зовут его Мардук. Кто ему так удружил по жизни - не знаю, однако подозреваю, что кличка вписана и в паспорт, поскольку Мардуком парня называет большинство окружающих: и собутыльники по бизнесу, и основная секс-партнерша - существо как бы духовно близкое и не то чтобы любимое, но регулярно имеемое "во все дырки" (это, извините, цитата из уст сей хрупкой девушки - она временами и разговаривает, когда рот не занят). С этим существом тоже не все слава Богу, поскольку называется оно Бурзум - а образованный герой именует ее еще и Тиамат.

Вообще-то, это только на первый взгляд страшно, а потом привыкаешь. Мардук и Тиамат - древневавилонские божества, причем довольно склочные. Поскольку В.Спектр написал книжку как внутренний монолог своего подконтрольного, то сам же Мардук все и объясняет: "Два божества могут только противостоять друг другу. Мардук создает четыре злых ветра и семь бурь против одиннадцати чудовищ войска Тиамат. Мардук побеждает, убивая, и лишь позже, оставшись в одиночестве, творит мир". Между прочим, это по совместительству еще и цитата из энциклопедии "Мифы народов мира" (М., 1992. Т. 2. с. 110). Вот откуда у "контролеров" образованность-то берется! Я-то сгоряча подумал, что В.Спектр освоил "Энума элиш" (это такая вавилонская поэма о сотворении мира), - а у него все по-простому. Соответственно, и с богами обращается вполне фривольно: "четыре злых ветра и семь бурь" беседуют с "одиннадцатью чудовищами" отнюдь не на небесном наречии: "Знаешь, Бурзум, ты ведешь себя как полное говно", - выражение, можно считать, из разряда ласковых (прочее сами читайте, кому матерщина не надоела).

Ну, Аллах с ним, со стилем. Озадачивает другое: зачем вообще автор так напрягался, листая "Мифы"? Хотел вывести "нового русского" в образе мифического героя? вписать ему в пятый пункт: "вавилонянин"? Но ведь это ж уметь надо - древние мифологемы с пошлым современным бытом сочетать. А у В.Спектра, кроме чисто конкретной бытовухи (в формах неряшливого бизнеса, семейных сцен, пьянок-гулянок и перепихов различной интенсивности), ничего занимательного нет. Как говорится, что не порно - все топорно.

Однако, ей-богу, лучше б в книге все было только про трах и тарарах, чем про тонкую мардучью душу. Написал бы В.Спектр простенькую порнушку и не прикидывался "идейным" писателем. Потому что когда в промежутках между всякими бисексуальными эксцессами, вмазками, поддачами и т.п. герой по приказу автора начинает предаваться печоринским размышлениям и задумывается о большом и светлом, - с души воротит окончательно.

Начинается в романе все "с конца" (и, как увидим, им же завершится - но в ином смысле); герой аж на второй странице быстренько все о себе объясняет: "Неужели верно? Не осталось чувств, желаний, сама жизнь заменена блеклым суррогатом? Хочется все же, чтобы это было не так". Тоска у него по 1993-му году: тогда, понимаешь, "было время какой-то общей эйфории, вакханалии. Казалось, танцевальная культура, drugs и free-love - самая правильная жизнь. Своего рода революция, что ли". Самое интересное, что дальше примерно на трехстах страницах будут как раз эти самые "танцевальная культура, drugs и free-love"; уж на что Бурзум, но и она говорит о герое, что тот "тусуется, как подорванный". Вот только эйфории нет. Ну нет эйфории, хоть тресни! Тяжело. Да и как может быть не тяжело, когда все вокруг такие нехорошие: "Ненависть - моя единственная религия. Это чувство в сто раз сильнее любви, уважения, дружбы. Посмотрите вокруг: мало предметов для ненависти? <...> Конвертировавшие душу в твердую валюту коммерсанты. Обезличенные дресс-кодом тусовщики. Менты, бандиты, торчки, рыночные торговцы, вечные студенты, политики, попы, менеджеры транснациональных корпораций, бомжи, военные... Перечисление бесконечно, названий много, суть одна, вердикт ясен - отстой!"

Вердикт и впрямь ясен. То, что у тридцатилетней истерички мужеского пола нервы не в порядке, - закономерно, поскольку имеем дело с явным и давним наркоманом. Зато автор, похоже, полагает, что нюни болезненного субъекта должны восприниматься читателем как некая общественная позиция. Этакая новая "Дума" (лермонтовская, а не Государственная): типа, печально я гляжу на наше - и на ваше.

Ну, дальше у В.Спектра все как у взрослых: действие отъезжает в ретроспективу лет примерно на шесть: основное действие происходит с осени 1995-го до мая 1996-го, и нам предлагается понять, каким образом герой за полгода дошел до жизни такой (см. выше). Почему именно те полгода имели столь судьбоносное значение - это только автор знает. Может, из-за того, что Бурзум в итоге отвалила с концами (в смысле бесповоротно)? Возможно, хотя верится с трудом.

Суть в том, что герой В.Спектра старательно сидит на двух стульях и никак не может выбрать, кем ему быть: то ли "новым русским", то ли, как выражались в старину, богемой. Деньги-то, конечно, нужны (хоть бы на те же наркотики), но среду, в которой эти деньги делаются, он глубоко презирает. Поэтому не просто спекулирует рекламными щитами, а еще и вкладывает в это занятие чуть ли не гражданский пафос: "Я делаю свой маленький бизнес, получая порой ничтожное вознаграждение, рискуя разориться и сесть в тюрьму, в первую очередь из-за своей патологической ненависти к глобализации. Когда-то я обменял анархию своей жизни на торговую палатку в Кунцево. Когда-то я бросил творчество и купил свой первый галстук. Когда-то я плюнул на независимость и стал смотреть в рот дядям с большими деньгами. Казалось, я изменился полностью. Однако, и я уверен в этом, мое ремесленничество - активная жизненная позиция, мой вызов, моя собственная революция".

Прочитав последние слова, я вспомнил, как в советские времена, когда слоган "активная жизненная позиция" был в моде, один мой приятель придумал соответствующую аббревиатуру - "АЖэПэ". Так вот, в духе своей ажэпэ Мардук после рубки бабок (в смысле - зарабатывания денег) систематически преображается в тусовщика: "Изрядно навеселе прибываю домой. Все спят. Я переодеваюсь, вставляю сережки, надеваю кольца и браслеты. Видели бы меня бандюки! То-то разговоров бы было: "пидар - не пидар, отстой - не отстой". Иногда настырный В.Спектр заставляет своего подконтрольного испытывать приступы семейности и чадолюбия, хотя и ненадолго. Провести выходные с женой для Мардука все равно, что "приговорить себя к двухдневному домашнему аресту": "И это в то время, как все вокруг будут колбаситься по клубам, угорать на afterparty, сниматься, нюхать кокс, жрать лобстеров под соусом бешамель, курить гаш, долбаться спидом, трахаться, носиться по ночным проспектам в обезумевших такси и напиваться до скотского состояния". Разумеется, пропустить такую интересную жизнь никак нельзя, особенно если ты уже практически сверхчеловек: "Просто в этом мире иногда встречаются одиночки, отвергающие рабскую зависимость от кого бы то ни было: спутника жизни, родителей или детей. Конечно, есть видимость: штампы в паспортах, общая жилплощадь и дети, но что, если в жилах одного течет лишь розовая вода, а в венах другого кипит благородная черная кровь?"

Черная кровь играет у героя во всех местах, и шила в этих местах, как вы понимаете, не утаишь. "Иной раз я думаю, что вся моя жизнь - постоянное желание секса, превращающееся в вечный поиск любви". Сказано - сделано (и неоднократно). Но самое забавное - попытки детского психоанализа: "Мне кажется, навязчивая сексуальность была отчасти порождена негативной установкой по отношению к сексу, которая сложилась в нашем обществе. <...> Запретный плод сладок, я сделался законченным эротоманом". Оказывается, он еще и жертва тоталитарного строя. Это как в давней игривой песенке Ю.Кима: "У всех лежа - у него стоит".

Честно говоря, в какой-то момент столь беззаветная претенциозность подконтрольного фэйса даже трогает за что-то; и, как в том анекдоте, закрадывается подозрение: а может, он это всерьез? Может, кто-то просто облапошил доверчивого В.Спектра, внушив, что если спарить детскую порнушку с высокопарной болтовней, то это и будет литература - порнографический так сказать, реализЬм? Сидишь и думаешь: автор-то, небось, полагал, что тачает нетленку? ваяет нижепоясной портрет "героя нашего времени"? варганит спектральный, так сказать, анализ почти души глубоко лишнего как бы человека? Не знаю, как оно было, но повторю: отвяжись автор от своего героя, перестань навязывать умные мысли и покажи "просто" разложившуюся личность - это вызвало бы больше интереса, чем нынешние потуги на идейность. Впрочем, чтобы действительно показать личность, а не просто лицо - создать характер, а не фоторобот, - тоже ведь талант нужен. А В.Спектр даже стилистический регистр не умеет поддерживать: герой у него то матерится, как малолетний шкодник, то выражается, как в наставлении по технике секса: "Сначала член с трудом продирается сквозь сфинктер, но постепенно фрикции становятся все быстрее".

Особенно монументальна сцена прощания, в которой наш фэйс-контролер возвышается до трагического пафоса истории Билла с Моникой (нет повести печальнее на свете, чем повесть об Оральном кабинете):

"- Больше так продолжаться не может, - Бурзум внезапно опускается передо мной на колени, расстегивая зиппер. - Надо когда-нибудь на что-нибудь решиться.

Я хочу остановить ее, поднять с колен, посмотреть в глаза и объяснить... Бурзум целует член робко и нежно, как грудного ребенка. <...>

- К сожалению, ты не тот человек, что мне нужен, Мардук. - Она на какой-то миг прерывается и смотрит снизу вверх. - Ты порочный тип, а мне нужен положительный персонаж. Потому что я глина, из которой получится то, что задумал гончар. Я ведомая и не могу идти за тобой в ад. <...>

Никогда не забыть мне этот оргазм. Удовольствие смешивается с горем, тоска переплетается со счастьем, чувство близости - с одиночеством, слезы - со спермой" (а испорченный читатель думает еще и о том, какая ужасная у девушки дикция).

В общем, рвущий то ли душу, то ли с души финал, достойный кисти Айвазовского: "Мерзкое дело - память. В офисе витает твой запах. Я трахал тебя везде. На этом диване, столе, кресле, на грязном полу...

Я ищу наркотик, который смоет воспоминанья. Мне надо срочно вмазаться!

Компьютер пыльно смотрит в меня Интернетом. Будь я электронным, упросил бы кого-нибудь нажать delete. На настоящее самоубийство никогда не хватает сил".

Delete навылет - это неплохо; но могу поделиться с В.Спектром и другой полезной информацией: как говорил один старый юзер, лучшее средство от пошлости - переформатирование жесткого диска.

Ну, и по традиции - кое-что об обложке. Она мила и по-кладбищенски ласкова. На ней красуется отмокающий в ванне фотосубъект приятного чернильно-фиолетового цвета, играющий с двумя желтыми пластмассовыми утятами; глаза субъекта закрыты черным прямоугольником - чтоб не узнали. Словом, дизайн типа "не проходите мимо".

Кстати, о дизайне. Взволнованный чтением, впервые обратил внимание и на детальку, которая принадлежит не собственно данной книге, но осеняет своим присутствием всю "маргинальную" беллетрическую продукцию, продвигаемую издательством. В качестве заставки употреблено маленькое и голенькое задумчивое существо невнятного пола, но явно человекообразное, задумчиво скрестившее ручки в районе бюста и глядящее на читателя, как бы о чем-то размышляя. О чем может размышлять такое существо - вполне понятно, особенно после книжки В.Спектра. Поскольку издательство "Ad marginem" явно привержено к вульгарной латыни, рискнем предположить, что ихний обоеполый человечек завсегда думает "pro eto". Точнее, "pro eto delo". Неплохое было бы название для издательства, вы не находите?


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Роман Ганжа, Небо в алмазах /17.02/
Александр Долгин. Прагматика культуры. - М.: Фонд научных исследований "Прагматика культуры", 2002.
Михаил Эдельштейн, Королевство глиняных зеркал /13.02/
Рассадин С. Самоубийцы. Повесть о том, как мы жили и что читали. М.: Текст, 2002.
Константин Ерусалимский, Сконструированная история /12.02/
Уайт Х. Метаистория. Историческое воображение в Европе XIX века / Пер. с англ. под ред. Е.Г.Трубиной, В.В.Харитонова. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2002.
Григорий Заславский, Богема, которая раздражает /10.02/
Олег Аронсон. Богема: опыт сообщества. Наброски к философии асоциальности. - М.: Фонд научных исследований "Прагматика культуры", 2002.
Ольга Канунникова, Дневной огонь /07.02/
Александр Кушнер. Кустарник. - СПб, "Пушкинский фонд", 2002.
предыдущая в начало следующая
Петр Павлов
Петр
ПАВЛОВ

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Книга на завтра' на Subscribe.ru