Русский Журнал / Круг чтения / Книга на завтра
www.russ.ru/krug/kniga/20030401_ek.html

Без любви
Хьюберт Селби. Последний поворот на Бруклин: Роман / Пер. с англ. В. Когана - М., Глагол, 2002. ISBN 5-87532-052-4

Елена Калашникова

Дата публикации:  1 Апреля 2003

Недавно в издательстве "Глагол" вышла великая книга - "Последний поворот на Бруклин" (1964 г.), самый известный роман американского писателя английского происхождения Хьюберта Селби-младшего (р. 1928 г.). Это второе издание романа на русском.

Судьба вторых - и последующих (если таковые случатся) - переводов (переложений, вариаций и т.д.) обычно плачевна. Какой первый попадет на стол к издателю - тот и счастливый (речь тут, естественно, о скорости попадания, а не о качестве). А как уж он попадет к господину издателю, Бог весть... Разные бывают пути. Легенды гласят, что некоторые рукописи из мусорных корзин выуживают. И такое случается. По мнению блестящей переводчицы с французского И.И.Кузнецовой, "из двух переводов один наверняка сгинет, потеряется - и совсем не обязательно слабый. Будут переиздавать тот перевод, который окажется в подходящий момент на столе издателя. И только литературные археологи, возможно, когда-нибудь откопают другой перевод. А возможно, и нет. Можно пере-переводить стихи, а гигантские романы вряд ли стоит". Хорошо, что эти слова не относятся к нашему случаю.

Этот, второй, перевод - гибкий, мускулистый, ритмичный, музыкальный, у каждого персонажа своя интонация... Некоторое время назад Аделаида Метелкина в рецензии на "Арабский кошмар" Ирвина назвала переводчика Виктора Когана "хамелеоном", это определение-комплимент в полной мере относится и к данной работе. (Среди предыдущих работ В.Когана: рассказы Ч.Буковски, романы "Голый завтрак", "Мягкая машина", "Билет, который лопнул", "Нова Экспресс" У.Берроуза, "В дороге" Дж.Керуака, "Раскрашенная птица" Е.Косински, "Арабский кошмар", "Алжирские тайны" Р.Ирвина, "Электропрохладительный кислотный тест" Т.Вулфа, "Белый шум" Д.Делилло, "Стоп-кадр" Й.Макъюэна, "Храм" С.Спендера и др.)

Но подводит эту книгу невообразимое количество опечаток. И джазовая ритмика нарушается, в мелодию закрадываются фальшивые ноты. А ведь хороший перевод, не мне вам рассказывать, - это персидский ковер, где лишние петли и узелки недопустимы, а одно слово цепляется за другое. Вот например, "Мы только что из классного притона, классно уторчались, так тащились, что мне было на всех наорать (вместо - насрать), голубушка, вот что я скажу!..."; "Он угнал машину, мчась по Оушен-паркуэй (хотел проверить, как быстро сможет ехать тачка в случае, если придется удирать от концов (вместо - копов), разбил ее..."; "Двое недоносков отказались отдавать нам дачки (вместо - бабки) из дома, так мы живого места на них не оставили"; "Я сойду о ума (без комментариев)..." и т.д.

После романа идет чудное послесловие, в котором цитируются большие фрагменты интервью Селби Лу Риду (1991 г.), Тьерри Брюне (1999), Робу Куто (1999) и Рэчел Филиппс (2000). Я - естественно тут же впилась в эти интервью. Когда сам много берешь интервью, понимаешь, как сложно разговорить человека, передать его индивидуальный голос. А тут настоящий восторг: сама речь Селби, его интонация... Я перечитывала интервью раз десять, не меньше. До романа, во время и после. Селби говорит просто, иногда коряво, мучительно подыскивая нужное слово. Рассуждает о самых простых и, естественно, самых сложных вещах. Таких, как "слово", "мораль", "любовь", "счастье", "смерть"... Рассказывает о том, как пишет: "Я пишу наглядно. Понимаете, то, что я пишу... я это ощущаю. А потом слышу. На сознательном уровне я следую, прежде всего, Бетховену. То есть я все представляю себе наглядно. А потом, сев и начав писать, я стараюсь подыскать слово, которое бы совершенным образом отобразило все, что я ощутил, увидел и услышал. Так что тут все основано на изображении". Для него очень важны зрительные и слуховые, точнее - музыкальные, ощущения. Мне это напомнило метод Гертруды Стайн, которая не раз повторяла, что пишет "глазами", что в слова нужно "всматриваться", как в то, что предстоит с их помощью запечатлеть. Селби пишет музыкально, поэтому он разработал типографику, похожую на систему нотной записи. Такая манера повествования отражает ритм жизни и речи героев.

"Последний поворот" - изматывающая, сложная, странная, честная книга. Селби в одном из цитируемых в послесловии интервью так говорит о честности: "Генри меня познакомил со множеством молодых людей, которым лет двадцать, даже моложе - и они читали мои книги и по-настоящему как-то прикипели к ним, по-настоящему понимают, что в них происходит, у них к таким книгам голод. И одна из причин, наверное, в том, что ребята эти выросли в годы Рейгана-Буша, им не хватает честности. И когда они такую честность где-то видят, они сразу ее узнают".

Меня эта книга ошеломила, подмяла, увлекла, заставила поеживаться. До этого подобное я переживала от рассказов Чарльза Буковски. Этот роман - эпическая картина, серия жестких безжалостных историй, вроде бы не связанных общими героями, место действия которых происходит в Нью-Йорке. Непонятно: Гарри, Винни, Тони из первой части "День прошел, истрачен доллар" - это те же Гарри, Винни, Тони, которые появляются в других частях? Или нет?.. Или автор просто дал героям типичные для той среды имена?.. Каждой части предшествует цитата из Библии.

Мир "Последнего поворота" - мир без любви, оставленный, забытый, проклятый Богом, напоминает дантовский ад. Все мучаются, жаждут любви, тепла и участия - и Жоржетта из "Королева умерла", и Гарри из "Забастовки", и Ада из "Края земли"... Я бы назвала "Последний поворот на Бруклин" романом-испытанием: читатель следует за автором-Вергилием по кругам ада. Их у Селби 6 (5 частей и кода). Самая сильная и страшная, по-моему, "Траляля". Или мне так кажется, потому что речь идет о женщине... По-моему, суть всей книги выражена в последних строках: "Подошла дочь, чтобы оказать ей помощь, а Нэнси все продолжала кричать, потом расплакалась от всей этой безнадеги, и дочь сказала ей, что плакать не надо: Иисус любит нас, мамочка. Нэнси велела ей отъебаться от нее и проваливать".

Большое место в романе уделено детским образам. Они очень разные. Это и беспомощный ребенок, выползший из окошка на карниз, и обгоревшие останки младенца "примерно десяти дней от роду", и погибший в армии Айре, и небольшая группа ребят, курящих марихуану... Большинство детей в романе - маленькие взрослые, в их поведении и лексике проскальзывают "взрослый мир" (подглавки "Погоня" и "Детская площадка").

"На ступеньках у подъезда одного из домов стояла группа малышей лет пяти-шести. Примерно в сотне футов от них сгрудилась другая группа. Две компании наблюдали друг за другом, сплевывая, чертыхаясь, не отводя взглядов. Одним малышам, стоявшим на ступеньках, не терпелось поскорее добраться до разъебаев и прикончить их, другие хотели дождаться Джимми. Джимм был у них самым взрослым. Когда он придет, мы до этих ублюдков доберемся. Он бегает быстрее любого из них. Черт подери, чувак, мы всех поймаем и прикончим. Ага, чувак, сожжем разъебаев живьем. Они принялись нетерпеливо расхаживать по ступенькам, сплевывая и свирепо глядя на другую группу. Потом они услышали, как кто-то бегом спускается по лестнице, и вышел Джимми. Джимми окликнул их, достал пистолет и сказал, вперед, мол, прикончим этих ебаных ублюдков. Все визгливо закричали и рванули вслед за Джимми, который бросился на компанию противников. Те тоже закричали и пустились наутек. Игра в ковбоев и индейцев началась. Они принялись носиться по улицам, стреляя и вопя: пиф-паф, ты убит, разъебай! Я тебя прикончил! Пошел в жопу, это я тебя прикончил! Пиф-паф!.." ("Погоня").

Дочитывала я роман в больнице. Бывают книги, которые просто нельзя читать в нормальных комфортных условиях, - "Последний поворот", с моей точки зрения, одна из них. Это совсем не значит, что читатели этой книги обязательно попадут в какую-нибудь передрягу, заболеют или партнер сообщит им, что сегодня же уходит... Нет. Просто эта книги пропитана таким неблагополучием, что как-то странно читать ее где-нибудь на пляже или на диване, обняв подушку (или подружку). Эта великая книга оказалась для меня испытанием. После болезни встаешь ослабевший, смотришь в окно: сидит кошка, наблюдает за голубями, идет человек в спецовке... За время болезни угол зрения как-то неуловимо изменился. Так и после "Последнего поворота на Бруклин" Хьюберта Селби. Будто взрослеешь, с кровью теряешь последний молочный зуб.