О ком эта книга? О Натане Эйдельмане и Булате Окуджаве, о Михаиле Жадкевиче и Льве Разгоне, о Вольдемаре Смилге и Юрии Росте... О ком бы ни писал Юлий Крелин, он выбирает такие подробности и такие детали, которые создают неповторимый портрет - портрет личности. "Мне интересны личности, а не коллектив", - сказано в самом начале книги (с. 22). И еще: "Свободным личностям порой труднее договориться друг с другом, чем одоленным общей идеей, общей плеткой, общей обязанностью и принужденной обязательностью, - пишет Крелин и продолжает: - Но отсутствие личностей, в конечном итоге, приводит победившую толпу к разрушению и смерти" (с. 21).

Эта книга написана о друзьях - живых и ушедших. И три очерка, составившие последний ее раздел ("Прощания"), - может быть, самые важные в книжке, - ведь давно сказано поэтом: "Не говори с тоской: их нет; Но с благодарностию: были". Любой из этих трех некрологов мог бы стать частью сборника - например, "Натан Эйдельман в воспоминаниях современников"; и то, что такого сборника до сих пор нет, горькое подтверждение давних слов другого поэта - о нашей лени и нелюбопытстве. "Не найти мне сил и слов выразить боль и горечь по ушедшим друзьям" (с. 283), - признается автор, но слова нашлись - и теперь уже останутся. Автор чувствует их - этих слов - малость по сравнению с памятью о тех, кто шагнул за грань земной жизни - он признается, что поставил бы памятник своему другу Михаилу Евгеньевичу Жадкевичу, он постоянно говорит о том, что, как эгоист, жалеет прежде всего себя, оставшегося без дорогих ему людей... Но любовь его к его друзьям как раз и творит вещество памяти, воскрешающее малейшие черты человека и подробности его личности.

Эта книга написана "очевидцем и участником" (с. 22), но не судьею. Несколько раз Крелин повторяет, подчеркивает свой отказ судить. Вот цензор Лев Ильич Левин - "милый, тихий, порядочный, интеллигентный человек, но, возможно, думающий немножко иначе, чем я" (с. 82); вот прокурор Юрий Зверев, "служака режима, жандарм, высылавший гордость русской жизни того времени, а может, и на все времена" - и "не нам, современникам, его судить" (с. 97); вот Виктор Николаевич Ильин, "солдат партии", генерал КГБ, поставленный надзирать за писателями, - опальный, он обретает под пером автора человеческие черты - "Трудно учиться прощать. Но надо" (с. 115), - заметит Ю.Крелин. И подобных примеров можно найти немало.

Возможно, эта позиция связана с основной профессией автора. Юлий Крелин - хирург, на его счету шесть тысяч операций - он, врач, видит в человеке прежде всего больного, страдающего, которому нужно помочь. И он помогает - каждому, кто к нему обратится, будь это Наталья Решетовская (помощь ей грозила врачу серьезными осложнениями) или писателю Литовскому (как считают, прототипу критика Латунского в булгаковском романе). Мне не очень нравится определение, которое дал Ю.Крелину покойный Феликс Светов в своей отличной статье, предваряющей книжку, - "московский чудак"; не нравится прежде всего тем, что это словосочетание уже использовано Андреем Белым и печать этого прозаика осталась на "московском чудаке" навсегда. Сравнение с Федором Петровичем Гаазом, главным доктором московских тюремных больниц, помогавшим осужденным из своих небольших средств, - сравнение это из той же статьи Ф. Светова напоминает мне слова Льва Самойловича Осповата, сказанные о Юлии Крелине. "Юлик - настоящий современный праведник". По-моему, так и есть.

Важнейший персонаж этой книжки - доктор Чехов, время от времени возникающий на страницах крелинских мемуаров; сама тема врача-писателя настолько избита, что Крелин очень осторожно ее касается, стараясь никак не педалировать этот аспект своей жизни. Я вспомнил о Чехове потому, что в его рассказе "Припадок" автор говорит о своем герое, студенте Васильеве, что у него был человеческий талант. Такой человеческий талант есть, бесспорно, у автора "Извивов памяти" - неслучайно об одном из проходных своих персонажей Крелин заметит: "Талантливый писатель - неталантливый человек" (с. 107).

Когда эта книжка должна была выйти в свет, доктор Крелин перенес тяжелую операцию. Было очень тревожно, но, слава Богу, выкарабкался - и, вполне в духе своих любимых персонажей, уже на второй день после того, как опасность стала меньше, начал помогать своим врачам. Сейчас живет и работает - и для меня, его читателя и пациента, это очень большая радость.