Подготовка этого словаря началась лет восемь назад. А слухи о том, что в "Знамени" что-то такое затевается, будоражили литературную общественность и того раньше. В процессе работы количество томов варьировалось, а сроки выхода справочника переносились несколько раз. По первоначальной версии он вроде бы должен был появиться весной 2000-го, но в итоге добрался до печати только тремя годами позднее. Презентация состоялась в Литературном музее в июне, и честное слово - это было самое странное мероприятие такого рода из всех, на которых мне доводилось присутствовать.

По-видимому, выступавшие больше всего боялись, что их речи будут восприняты как поздравления Сергея Чупринина с окончанием многолетнего труда. По крайней мере, фраза "книга изобилует недостатками" звучала на вечере чаще всех прочих. Владимир Новиков сообщил, что он смотрит на вышедший справочник "без вожделения" - дачи нет, книжных полок не хватает, ставить этакую двухтомную махину попросту некуда. "Словарем можно пользоваться" на этом фоне выглядело уже откровенным комплиментом. Внятно о значимости события сказал, кажется, один Андрей Немзер. Он же заступился за Чупринина и спас главного редактора "Знамени" от жаждавших приковать его к галере и обязать пожизненно заниматься апдэйтом "Новой России".

Но полудетективный привкус мероприятию придавали, конечно, не эти милые игры мэтров. Основная интрига вечера вертелась вокруг судьбы грантов ("Новая Россия" издана на деньги Джорджа Сороса и Президента РФ) и загадочной истории издания словаря. Первоначально предполагалось, что выпускать его будет "Вагриус". Однако по странному стечению обстоятельств первый том оказался напечатан под грифом "Рипола", второй и вовсе вышел в Петербурге - издателем значилось некое ЗАО "Пропаганда". Впрочем, по некоторым приметам вагриусовское присутствие все же ощущалось: "п. (почетные, если я правильно понимаю, - М.Э.) корректоры В.А.Жечков и С.Ф.Лисовский" заняли привычное место в выходных данных двухтомника. Потрудились, к слову сказать, братья-халтурщики из рук вон плохо, что и понятно: запятые в энциклопедии расставлять - это вам не девочек пленять отсутствием слуха и голоса.

Информация о том, что со словарем творится нечто неясное и неладное, просачивалась еще и до презентации. Книга как бы вышла, но о судьбе тиража никто ничего толком не знал. В магазины справочник не поступал, несколько появившихся рецензий, из которых явствовало, что их авторы не только видели двухтомник, но даже листали его, а то и подробно просматривали, только запутывали ситуацию. Когда же вагриусовское начальство в полном составе проигнорировало мероприятие в Доме Брюсова, бросив на амбразуру милую женщину из младшего командного состава, предположения переросли в уверенность. Автор словаря благодарил "Вагриус" в таких выражениях и таким тоном, что не оставалось ни малейших сомнений в том, что он на самом деле думает обо всей этой истории. Женщина растерянно оправдывалась, переводя стрелки на оптовиков и уверяя, что по ее сведениям книгу чуть ли не за несколько часов до презентации завезли в московские книжные, правда, пока почему-то только в расположенные на окраине.

Под впечатлением от ее рассказа я после презентации, вместо того чтобы сразу сесть писать о словаре, взял паузу: а вдруг все переменится, двухтомник через несколько дней завезут и в другие магазины, "Вагриус" окажется весь в белом, а литературные сплетники будут жестоко посрамлены? И зря, надо сказать: мог бы два месяца назад преспокойно отписаться и не томить редактора ожиданием. Потому что никакой ясности все равно не наступило. Книга действительно появилась практически во всех главных книжных, но в таких количествах, что сделать какие-то окончательные выводы нет никакой возможности.

Судите сами. В "Библио-Глобусе" книга пользуется значительным спросом, но ее привозят небольшими партиями. Утром она есть, а вечером уже заканчивается. В "Москве" все поступившие экземпляры двухтомника были стремительно раскуплены; будет ли дополнительный завоз, менеджеры магазина не знают. Так что как поживают соросовские деньги, насколько соответствует реальности проставленный в выходных данных пятитысячный тираж и появится ли когда-нибудь словарь на прилавках книжных магазинов в достаточном количестве - бог весть.

На презентации же присутствовавшим журналистам ничего не досталось. Кроме скромного банкета. Главный виновник торжества наличествовал в количестве двух экземпляров (я о словаре, а не о его авторе). Один из них был довольно-таки жульническим способом выигран в какую-то дурацкую лотерею Олесей Николаевой, другой, благодаря пособничеству Александра Агеева, выклянчил у Чупринина ВПС.

И не зря, надо сказать. Потому что двухтомник хорош необыкновенно. Более полутора тысяч страниц, свыше десяти тысяч персоналий. Есть стихотворец Фет В., есть поэты-близнецы Василий и Михаил Рысенковы. Плюс к этому литературные объединения, премии, издания. Практически вся русская литература за последние полтора десятилетия.

Все те добрые слова, которые положено говорить в таких случаях, - о подвиге, о жертвенности, о служении и т.д. - говорить на самом деле как-то неловко (полагаю, этим же ощущением руководствовались и выступавшие на презентации). Все слишком очевидно. Пусть не в одиночку, но с помощью сравнительно небольшой группы единомышленников, руля попутно одним из ведущих толстых журналов, сделать то, что, казалось бы, под силу только какому-нибудь (какому?) академическому институту, - перед этим действительно немеешь.

Немало в словаре опечаток (других корректоров, кроме "п.", чупрининскому справочнику явно не досталось), какие-то сведения к моменту его выхода безнадежно устарели. Изредка автор, минуя заявленную безоценочность, явственно обозначает свое присутствие. Особенно заметно это в статье про Льва Аннинского, где из всего множества суждений о нем выбрано высказывание обозревателя "Коммерсанта", полагающего, что "самый знаменитый лит. критик 60-80-х сегодня перестал быть актуален". Но все это неважно - справочного издания без ошибок и без авторской субъективности не бывает, тем более нелепо требовать совершенства от словаря, призванного отразить и запечатлеть современную литературу, то есть объект по определению текучий, подвижный, не имеющий четких границ.

"Это не книга для чтения, - скромничал в одном из интервью составитель "Новой России". - Можно взять словарь Казака и читать - там соображения автора, оценки, краткий анализ. Здесь ничего такого нет. Это справочник - и не более того". На самом деле все не так. "Лексикон русской литературы XX века" Вольфганга Казака, при всем уважении к немецкому слависту, читать как раз нельзя. Вредно для здоровья. Наткнешься на что-нибудь вроде: "Почти как лейтмотив проходит через творчество Кенжеева тема алкоголизма" или: "Стихи Лимонова, где речь идет тоже только о нем самом, отдают нарциссизмом" - и сразу нервные судороги и прочие сопутствующие явления. А чупрининский двухтомник при всем своем телеграфном стиле читается как поэма.

Сколько раз уже так было: открывал словарь по каким-то своим сиюминутным критическим надобностям - и уходил с головой. А выныриваешь - и по-новому на жизнь и свою лит.-крит. деятельность смотришь. Велика русская литература, а отступить некуда - везде она. И широка, широка, я бы сузил. На одном конце пишут про "Лосиный гон" и "Случайный отстой" (под "отстоем", судя по всему, подразумевается оленье стойбище или нечто вроде), а на другом сочиняют повесть под названием "Нудисты не играют в гольф". Израильский русскоязычный панк-рокер записывает альбом "За Эдичку, суки!", а тверской поэт тем временем выпускает сборник стихов "Много нас, Петровых, на Руси" (и впрямь немало, только в этом словаре почти четыре страницы набралось). "Березы зовут", - утверждает один стихотворец. "Растет в Волгограде березка", - соглашается другой. И добавляет: "Я люблю тебя, Корея!"

Но автор словаря сужать русскую литературу не согласен. Совсем напротив, он много раз говорил, что работать над проектом начал, когда заметил, как катастрофически распадается единое литературное пространство, как разбегаются по своим делянкам демократы, патриоты, авангардисты, традиционалисты, знать ничего не желая друг о друге. Теперь Чупринин сосчитал почти всех, хотя некоторые и пытались по идеологическим соображениям протестовать, не желая сидеть с автором на одном литературном поле.

Конечно, каждый обнаружит в справочнике те или иные лакуны. Я, скажем, огорчился, не найдя упоминания ивановской поэтессы Галины Петровичевой. Чудесная женщина, культуру речи, помнится, в университете преподавала, про пуделиху свою на лекциях рассказывала. Потом на пенсию вышла, стихи писать начала, несколько сборников издала. Один у меня даже где-то был, с дарственной надписью. Я навсегда запомнил из него две строчки: "А я бегу туда, где мой Амвросий, / Где мой любимый христианский вождь". Ну, разве можно такое за пределами энциклопедии оставлять?

И, кстати, иронии в моих словах гораздо меньше, чем может показаться. Для составителя словаря последний графоман ничуть не хуже нобелевского лауреата. И когда Дмитрий Кузьмин брезгливо замечает, что, мол, включать в справочник всех подряд - значит расписываться в собственном неумении отделить "профессионалов от дилетантов" (то-то в "Вавилоне"... ладно, молчу, молчу), он демонстрирует прискорбное непонимание смысла и цели подобного рода издания. Да, составитель энциклопедии из-за отсутствия средств, недостатка времени или по соображениям объема бывает вынужден жертвовать полнотой. Но призывать его к сознательному сокращению словника как-то дико.

Другое дело, что Чупринин сам далеко не всегда следует собственным принципам. Заявив в предисловии, что "формальным критерием включения в справочник, за немногими исключениями, явился выпуск хотя бы одной отдельно изданной книги в указанный период" (1985-2001), он неоднократно это правило нарушает.

Так, в словарь попало большое количество журналистов, к литературе имеющих отношение вполне отдаленное. Несистемно поданы переводчики.

Вовсе уж непонятно, что делают в "Новой России" зарубежные слависты, а тем более западные лингвисты или теоретики литературы, статьи о которых не снабжены даже минимальными биографическими сведениями. Справки вроде: "Вежбицкая Анна. Автор кн: Язык. Культура. Познание. М., "Русские словари", 1996" или "Блум Х. Страх влияния. Теория поэзии. Карта перечитывания. Екатеринбург, изд-во Уральского ун-та, 1998" вряд ли кого-то обрадуют или окажутся кому-то полезными.

Непонятно, по каким основаниям оказались отобраны для словника переводчик "Слова о полку Игореве" на голландский язык Вилем Вестайн или Николай Потапов - автор книжек про образ Ленина в советской драматургии, выходивших задолго до 1985 года, вроде бы представляющего нижнюю временную границу справочника.

Занятным казусом выглядит включение в энциклопедию статей о "Присмановой А." - "Автор кн. стихов: Туманное звено. Томск, "Водолей", 1999 (совм. с А. Гингер)" - и "Льдове К." - "Автор кн. для детей: Господин учитель Жук. Назрань, "Астрель", 1998". Поэт рубежа XIX-XX вв. Константин Льдов, известный, в частности, своими детскими стихами, и эмигрантка первой волны Анна Присманова, бывшая вместе со своим мужем Александром Гингером (который в качестве самостоятельной добычи в составительские силки почему-то не попался) на протяжении нескольких десятилетий заметной фигурой в русском литературном Париже, едва ли имеют непосредственное отношение к современному литературному процессу.

Но эти и другие недостатки (возможно, часть из них автор таковыми не считает) относительно легко устранимы, особенно в электронной версии словаря. Сама же накопленная за годы работы база данных ляжет в основу всех будущих справочников по русской литературе конца XX века. За что энциклопедисты XXI и всех последующих столетий скажут Сергею Чупринину спасибо. Как говорим мы.