Название этой книги способно ввести неискушенного читателя то ли в заблуждение, то ли в искушение. Под обложкой прежде всего следует не ответ на вынесенное автором в подзаголовок "почему", а разъяснение, за какое именно христианское наследие стоит в мире бороться.

Под актуальным христианским наследием словенский философ-неомарксист Славой Жижек понимает прежде всего современное светское мышление, противостоящее порожденной постмодернизмом "постсекулярной" мысли. "Подлинное христианское наследие, - весьма резко заявляет он, - слишком драгоценно, чтобы оставлять его на съедение фундаменталистским выродкам" (с. 31). Настоящий христианский союзник - совсем в другом, как будто бы вовсе не религиозном месте: "Нужно сказать: да, от христианства к марксизму ведет прямая линия наследования; да, христианство и марксизм должны быть по одну сторону баррикады, вместе сражаться с рвущимся в бой неоспиритуализмом" (там же).

Таким образом, и христианство, и марксизм автора носят отнюдь не фундаменталистский характер (так что вряд ли эта его книга, как и другие, будет взята на вооружение руководством как РПЦ, так и КПРФ). Жижек приводит мнение М.Фуко, что последним, заключительным шагом в возникшей вместе с ранним христианством исповедальной форме стал психоанализ. Именно этот способ мышления установил сущность того подлинного, до сих пор бродящего по Европе "призрака", неделимого травматического остатка, сопротивляющегося "исповеди", то есть интеграции в символическую вселенную. "...Конечная цель психоанализа, - определяет С.Жижек экзистенциальную стратегию человечества, - заключается не в исповедальном усмирении травмы, но в принятии самого факта, что жизнь наша включает в себя травматическую сердцевину, находящуюся по ту сторону искупления, что существует такое измерение нашего бытия, которое всегда сопротивляется искуплению-освобождению" (с.124). Это позволяет по-новому, не впадая в бессильный историзм, не способный различить точку травмы, понять сущность диалектических отношений между вечностью и временем. "Вечность" не безвременна в простом смысле выхода за пределы времени. Скорее это имя события или эпизода, который поддерживает, открывает временное измерение как серию, последовательность неудачных попыток захватить вечность". Травма как психоаналитическая характеристика для такого события или эпизода оказывается "точкой вечности, вокруг которой циркулирует время...".

Такой травматической "точкой вечности" для Жижека, живущего в эпоху невозможности, как он полагает, политических действий, стал советский социалистический эксперимент - в его ленинском и сталинском подходах. Различия между последними проявились уже в ходе октябрьского переворота 1917 года - как закономерного выражения реально существовавшей и существующей, по Жижеку, классовой борьбы (особенно актуальным представляется ему указание Ленина на "смещение" "прямой" классовой борьбы в развитых капиталистических странах, так что говорить о наличии или затухании такой борьбы, не принимая во внимание постколониальный "третий мир", по-прежнему остается "пустой абстракцией").

Итак, если вернуться вместе с Жижеком в травматичнейший 1917-й, ленинская позиция "заключалась в том, чтобы взять препятствие силой, броситься в парадокс не созревшей, интенсифицирующей регресс к примитивному террору ситуации, делая ставку на то, что само это преждевременное вторжение радикальным образом изменит расстановку сил в казавшейся незрелой ситуации". А сам страх перед возможными катастрофическими последствиями "незрелого" восстания оказывается предвестником грядущего сталинизма, так как идеология сталинизма знаменует возвращение к "объективистской" логике поэтапного развития.

На фоне недостаточной, на взгляд автора, радикальности классического коммунистического проекта (по сравнению с предельно радикальным отказом от самого себя у Христа), превратившегося из-за этого в утопию, и отсутствия подлинной трагедии ввиду наличия нелепых или даже по-кафкиански комических эффектов в ходе сталинских процессов Жижек моделирует "чистое коммунистическое когито". Рождение такого "когито" он обнаруживает в образе Брозовского из мало кому известного романа восточногерманского писателя Отто Готше "Флаг из Кривого Рога". А исконное его присутствие, вслед за Георгом Лукачем, - у Ивана Денисовича из основополагающего диссидентского текста Александра Солженицына, в действительности попадающего под самое строгое определение социалистического реализма (герой не может отказаться от искушения положить напоследок, уже после того как охранник скомандовал построение для возвращения в барак, пару кирпичей в кладку стены). Вокруг такого "когито" и вертится водоворотом "перверсивная экономика долга", с внутренним напряжением между стабильностью новых правил и извращенным "возвращением вытесненного" под маской повторяющихся чисток номенклатурных рядов. Для Жижека сталинский террор - "не столько предательство Революции, не попытка стереть следы подлинного революционного прошлого, сколько свидетельство своеобразного "отпрыска извращенности", который побуждал новый послереволюционный порядок заново вписывать в себя предательство Революции, чтобы "отражать" или "отмечать" его под прикрытием случайных арестов и убийств, грозивших каждому члену номенклатуры". Сталинские чистки были более иррациональными, чем фашистское насилие (нацистские ищейки искали следы настоящей артирежимной деятельности, тогда как сталинские следователи занимались явной фабрикацией дел). Сталинизм как "случай аутентичной извращенной революции" - не термидор (как полагал Л.Троцкий), а загадочный "исчезнувший посредник" между подлинно революционным ленинским взрывом и его термидором (при верности одного из предсказаний Троцкого, что номенклатура в итоге перестанет довольствоваться только политической властью и превратится в непосредственно владеющих средствами производства капиталистов, как это и получилось с СССР).

Жижек совершенно логично переходит к критике нового мирового порядка. В действиях сил НАТО в Югославии, выступающих в качестве непосредственных исполнителей от имени более высоких институций, чем международное право, то есть от имени Самого Господа Бога, он видит одно из проявлений все того же религиозного фундаментализма. Однако политической альтернативы процессам глобализации он не видит (анализ понятия "третий путь" показывает, что в реальности не существует и второго пути). "Третий путь - лишь глобальный капитализм с человеческим лицом, т.е. попытка свести к минимуму человеческие потери в глобальной капиталистической машинерии, чье функционирвоание остается незатронутым". Поэтому, в частности, "нужно собрать всю силу своего воображения, чтобы различить раскрепощающий потенциал киберпространства в том, что сегодня мы (неверно) принимаем за тоталитарную угрозу".

Опоры для своих теоретических построений Жижек ищет не только в марксистском или психоаналитическом наследии, но и в современном кинематографе. В частности, он сопоставляет три американских коммерческих фильма, общим для которых является то, что в ситуации принудительного выбора субъект совершает "безумный", невозможный поступок, стреляя как будто бы в самого себя. Это "Скорость" (где главный герой в ответ на шантаж террориста, приставившего пистолет к его партнеру, стреляет не в шантажиста, а в ногу своего партнера, что деморализует бросившегося наутек шантажиста), "Выкуп" (где выступающий по телевидению медиамагнат в ответ на требование похитителей своего сына заплатить 2 миллиона долларов неожиданно предлагает эту сумму любому, кто предоставит какую-нибудь информацию о похитителях) и "Обычные подозреваемые" (где герой, обнаружив жену и дочь под прицелом членов конкурирующей шайки, сам убивает и жену, и дочь, что позволяет ему начать безжалостное преследование бандитов, их семей, родителей и друзей). Отсюда следует не более, не менее как государственная рекомендация: "...Непременным условием настоящего поступка в сегодняшней Сербии был бы отказ от Косова, было бы принесение в жертву этой привязанности к этому привилегированному объекту" (с. 152).

Закономерно возникает вопрос, не стал ли для России, при всей территориальной несоразмерности, аналогичным геополитическим крещением политически уже состоявшийся отказ от крестообразного Крыма? Последовательно осуществляемая "Художественным журналом", на этот раз с помощью Фонда "Прагматика культуры", жижекизация России - одна из ступеней ментального крещения.