В России до публикации "Территории команчей" (на английский, кстати, до сих пор не переведенной) мало кто знал, что до того, как стать писателем и автором международных бестселлеров, Артуро Перес-Реверте был журналистом, причем военным корреспондентом, объездившим полмира. Возможно, дело в том, что сам Реверте говорил мне, что всю свою жизнь как писатель он старается избавиться от той лжи и порчи, которую несет журналистика. "Территория команчей" - попытка взглянуть на ту жизнь, которую сам Перес-Реверте вел долгие годы и которую продолжают вести множество журналистов во всем мире. В отличие от составивших его славу романов, здесь нет ни напряженной детективной интриги, ни атмосферы неонуара.

1992-93 год, война в бывшей Югославии. Два человека, оператор Маркес и журналист Барлес, ждут, пока хорваты взорвут мост через реку. Потому что Маркес мечтает снять, как взрывают мост, а Барлес - его напарник, и ему ничего не остается, как ждать, пока Маркес снимет свой мост. И пока они ждут, Барлес вспоминает войны, на которых он был, коллег, которые погибли и выжили, людей, которым снесло голову разрывной пулей, случайный секс, людей, которым пуля попала в позвоночник, снаряды, падавшие в комнаты, где ты только что был, и попадавшие в машины, где полно людей.

Можно сказать, это почти документальная книга. Вероятно, имена изменены - но мы все равно не знаем настоящих имен этих корреспондентов "АБЦ", CNN, "Эль Пуэбло" и так далее. И даже русских журналистов, бывших на войне - югославской или чеченской, - кто вспомнит по именам? Разве что Андрея Бабицкого, да и то скорее благодаря политическому скандалу. Или - Лимонова, который не журналист, а писатель. Или, того хуже, политик.

Нормальные люди склонны думать о военных журналистах плохо. Они считают - и Перес-Реверте не опровергает эту точку зрения, - что люди, добровольно едущие на войну, не особо здоровы. Что у них что-то не то с эндорфином, не то с серотонином, не то просто с головой. Они - те же наркоманы, war junkies, как говорят в Америке.

Долгие годы я сам считал так же. Среди русских военных корреспондентов у меня не было не то что друзей, но, пожалуй, даже знакомых. Я их, упаси Господи, не осуждал, но в глубине души не считал своими коллегами. Теперь мне немножко стыдно за это.

Я считал так, пока не попал в программу Knight Fellowship в Стэндфордский Университет, где собирают на год человек двадцать журналистов для повышения квалификации и, главным образом, для взаимного общения. Разумеется, несколько человек в этой программе были как раз из тех, кто провел десять (двадцать, тридцать) лет на различных войнах. Этих людей, моих друзей и коллег, я и вспоминал все время, пока читал Переса-Реверте, - потому что его книга почти неотличима от их рассказов. И почему-то мне показалось, что пересказать на русском то, что эти люди говорили мне год назад на холмах Северной Калифорнии, будет хорошим дополнением к рецензии на "Территорию команчей".

Бывает так, говорила мне фотограф Майа Видон ("Франс Пресс", Восточный Тимор), что есть история, а нет картинки. А еще обидней - если есть картинка, а нет истории. У меня был прекрасный кадр - дом взлетает на воздух, видно, как стены распахиваются наружу. Но фотография эта была никому не нужна, потому что это был взрыв бытового газа.

Ее муж, новозеландец Терренс Уайт, проведший в Афганистане в общей сложности лет семь, показывал мне сделанные им фотографии, к большинству из которых история не была нужна. Вот тень человека на песке, а на переднем плане - оторванное вместе с куском скальпа ухо. И вдруг мелькнуло черно-белое: голый до пояса атлет в широких клешах, с ожерельем на мускулистой груди, кругом низкорослые люди, все - вооружены до зубов, словно кадр из "Апокалипсиса" Копполы. "Что это, Терренс?" - спросил я. "Камбоджа, - сказал он с нежностью, - моя первая война". Он приехал туда с гуманитарной миссией в 1973 году и с тех пор ездит по горячим точкам корреспондентом и фрилансером.

Когда я впервые поехала на Балканы, говорила мне турецкая журналистка Шериф Тургут, я верила, что смогу разобраться, кто хороший, кто плохой. Но единственное, что я поняла за эти годы: на войне нет хороших парней. Среди политиков нет хороших парней. А жертвами всегда оказывается гражданское население. Но мы все равное ездим на войну: еще и потому, что там полно знакомых - не только среди журналистов, но и среди сотрудников гуманитарных миссий, строителей, врачей, бизнесменов.

Они рассказывали о том, что видели на войнах, и я ловил себя на мысли, на которой ловит себя читатель "Территории команчей": зачем мне все это знать, если нет ни хороших, ни плохих, а есть только кровь, грязь и смерть? Зачем детали, если итог и так известен: всегда страдает гражданское население, хороших политиков не бывает, каждый убитый - это обещание горя и страданий тем, кто ждет его и еще не знает, что он мертв?

Этот вопрос скрывает за собой два: зачем нам читать книгу Переса-Реверте и зачем журналистам ездить на войну?

Журналисты говорят, что хотят рассказать правду - и это действительно так. Однако, по оценкам моих западных коллег, им разрешено сказать не более сорока процентов той правды, что они знают - большая часть не попадает ни в телевидение, ни в газеты, в особенности - если их страна вовлечена в конфликт. И в этом смысле позиции американского правительства по поводу Ирака и Афганистана не сильно отличаются от позиций российского по поводу Чечни. Обсуждать можно только успешность стратегий и степень жестокости цензуры. Но журналисты все равно считают, что лучше сколько-нибудь правды, чем совсем ничего, хотя сегодня времена Вьетнама, когда национальная пресса Америки работала на прекращение войны, выглядят совершенно нереальными.

Я вспоминал моих коллег, когда читал о том, как Маркес ждет своего моста - потому что столько мостов взорвали без него, а взорванный мост - это и история, и картинка. И каждый раз решают - снимать или спасать людей из-под обломков. И пытаются передать репортаж в редакцию, хотя редактор объясняет, что пятеро убитых - это не материал, потому что сегодня закрылся Каннский фестиваль, был показ мод и съезд партии "Единство". А они снова и снова возвращаются на войну, хотя знают, что на ней наживаются только лавочники и генералы.

И еще - высокооплачиваемые журналисты, приезжающие на день-два, чтобы потом хвастаться, что побывали на войне.

Во время осады города Х, говорила мне Шериф, был тайный канал поставок продуктов. Мы все знали об этом, но никогда не писали, потому что это был канал поставки продуктов, а люди голодали в городе. А потом приехал Y c телеканала Z, на два дня, потрахаться и покрасоваться, и сделал про это репортаж. Канал разбомбили на следующий день, и продуктов стало еще меньше.

Выражение ее лица не оставляло сомнения, что если бы она могла убить этого человека, то сделала бы это.

Хотя бы поэтому "Территорию команчей" стоит читать: чтобы научиться отличать приехавших за славой и деньгами от тех, кто жил на войне. Чтобы, читая восторженные рассказы Лимонова о его встречах с сербскими политиками, понимать, что Лимонов, видать, побыл на войне недостаточно, чтобы говорить о том, что они герои и священные чудовища. Потому что те, кто на самом деле был на войне, знает, что среди политиков нет хороших парней.

"Территорию команчей" следует читать еще и для того, чтобы не терять стыд и не делать заявлений, на которые не имеешь морального права.

Любой кретин, прочтя "Сердце тьмы", считает, что ему известно все об ужасе; поэтому он проводит пару дней в Сараево, чтобы разработать рациональную теорию крови и дерьма, а по возвращении пишет на эту тему книгу в 350 страниц.

Эта цитата также скрывает ответ на вопрос: "зачем ездить на войну?". Те, кто остается жить среди крови, грязи и огня, просто хотят по-настоящему, не из книжек, понять, что такое ужас. И когда они понимают, то уже не могут расстаться с этим знанием. Любое другое место на земле будет казаться им фальшивым, потому что ужас в нем будет спрятан. А даже кретин, прочитавший "Сердце тьмы", знает, что ужас и есть подлинная сердцевина бытия. Но кретин не имеет права говорить об этом, а те, кто побывали на войне, не любят говорить про ужас. Просто, просыпаясь от пения птиц, они думают, что умерли, потому что не слышат выстрелов и разрывов снарядов. Потому что они уже не совсем люди, те, кто знают ужас не из книг.

Маркес успевает снять свой мост. Под свист ложащихся рядом пуль журналисты бегут к машине.

- Я прожил неплохую жизнь, - подумал Барлес. - Как это там? Я видел то, что не увидеть вам: пылали корабли за Орионом, и пряталось солнце в бухте Тангейзер.

В переводе с испанского не опознать цитату из "Бегущего по лезвию бритвы":

- Я видел такие вещи, в которые вы, люди, и не поверили бы. Боевые корабли, сгорающие на плече Ориона. Я видел си-бимз, сверкающие в темноте у врат Тангейзера.

Перес-Реверте обрывает цитату как раз перед словами: "И все эти мгновения потеряются, растворятся во времени, как слезы среди капель дождя. Время умереть".

Всегда безжалостный к своим героям, испанский писатель на этот раз оставляет читателя в неизвестности. Все-таки у Маркеса и Барлеса есть много прототипов, и почти все они сейчас - на каких-то войнах. Хочется пожелать героям "Территории команчей" благополучно добежать до "ниссана" и доехать до безопасного места. Хочется пожелать им удачи - им и всем остальным военным журналистам.