Русский Журнал / Круг чтения / Книга на завтра
www.russ.ru/krug/kniga/20031118_ak.html

По воздуху снов
Айзенштейн Е.О. Сны Марины Цветаевой. Спб.: "Академический проект", 2003. Тираж 1000 экз. ISBN 5-7331-02861

Анна Красильщик

Дата публикации:  17 Ноября 2003

Своими главными страстями Марина Цветаева называла "постель (видеть сны) - и письменный стол (записывать их) - или: письменный стол (видеть сны) - и постель (осуществлять их, спящей)" (с. 154). Сны, по Цветаевой, можно "снить", дарить, посвящать, во сне можно назначать свидания и встречи. Мотивами сна или, наоборот, бессонницы пронизаны многие произведения поэта. Однако нельзя сказать, чтобы этой теме были посвящены многие исследования. Таких работ совсем немного, и, пожалуй, впервые перед нами серьезная монография, полностью посвященная этой проблеме.

Книгу "Сны Марины Цветаевой" нельзя назвать первым выступлением исследовательницы на эту тему. В 1992 г. статья Айзенштейн "К постановке проблемы "Сон в жизни и творчестве Марины Цветаевой"" вышла в сборнике "Марина Цветаева. Тексты и доклады"1. Уже тогда автор показала необходимость обращения к этой теме. В настоящем исследовании Айзенштейн раскрывает намеченные ранее проблемы, подвергая тщательному анализу как лирику Цветаевой, так и ее сны.

Марина Цветаева относилась к своим снам как к творчеству, не случайно "символы снов и художественного творчества Цветаевой имеют единую природу" (с. 5). Все ее творчество пронизывает идея поэта-сновидца, о том, что искусство - творческие сны поэта о себе и о мире. Считая сны действием, творческим актом, Цветаева писала: "Я сню свои сны. <...> Мне сон не снится, я его сню" (с. 7). По мере возможностей она записывала сны, пересказывала близким, посвящая своим сновидениям целые письма: "Сон называла Цветаева любимым видом общения, своим часом суток и временем года, своей широтой и долготой" (с. 5). Содержание снов не могло не влиять на сюжеты произведений, творческий поиск которых продолжался и во сне. Так, некоторые стихотворения были написаны Цветаевой сразу после пробуждения, то есть пришли к ней во сне. Сон, по Цветаевой, - сфера, где совершаются высшие переживания души поэта. Именно поэтому в книге поставлена непростая задача - представить биографию души, совершив "путешествие "по воздуху снов" Марины Цветаевой, человеческих и творческих" (с. 5).

В данном случае не может не возникнуть вопрос, как работать со снами поэта: как с текстом или как с предметом изучения психологии. Иными словами, какой метод избрать: филологический или психологический. Цветаева, пишет Айзенштейн, с особенным вниманием относилась к тексту сна, поэтому она почти никогда не редактировала записи своих снов: "Сон выражал переживания души, которые воспринимались откровением, посланием из более тонкого мира, а потому М.Цветаева старалась точно зафиксировать видение" (с. 8). Остается, однако, сомнительным факт точного воспроизведения снов Цветаевой. Поэтому исследовательница выбирает нечто среднее, с одной стороны используя в своей работе психологический подход Юнга, с другой - анализируя сны Цветаевой вместе с ее лирикой, выявляя, таким образом, важнейшие категории и образы творчества поэта.

В центре внимания автора ранние циклы поэта "Вечерний альбом" и "Волшебный фонарь". Поэмы "Царь-девица", "На Красном коне", "Молодец", "С моря", "Попытка комнаты", "Крысолов", "Поэма лестницы", "Автобус". Драмы "Червонный валет", "Метель", "Каменный ангел", "Ариадна". И многое другое.

Айзенштейн составляет своего рода словарь поэтического и "сонного" языка Цветаевой. Так, периоды жизни Цветаева соотносила с временами года. Детство - весна (апрель), первая любовь - май, июль - вступление во взрослую жизнь: "В стихотворении "Июль - апрелю" Цветаева с высоты "майского", почти взрослого опыта отмечала перемены, которые должны происходить в других девочках, вступающих во взрослую жизнь" (с. 50).

Особенно важна в творчестве Цветаевой символика цвета. Важное значение, по мнению Айзенштейн, имеет для Цветаевой коричневый цвет. Брат мужа Петр Яковлевич Эфрон, близкий друг Марины Ивановны, снится ей в коричневом костюме. В коричневой куртке спустя двадцать шесть лет снится ей друг - Е.Б.Тагер. Того же цвета казалась ей в детстве нота "фа", ассоциировавшаяся с выходным платьем матери М.А.Мейн. Коричневым был плед, последний подарок отца, с которым Цветаева никогда не разлучалась. В стихах 1913 года коричневость кожи, пишет Айзенштейн, - символический знак душевной жаркости, обожженности огнем любви. Коричневый - цвет душевной жизни. Шоколадным называла Цветаева лицо отцовского дома в Трехпрудном. Из всего этого делается следующий вывод: "Шоколадный цвет дома отца одновременно цвет души Марины Ивановны, ее родной цвет!"

Важную роль играют в поэтике Цветаевой мотивы, сопряженные со стихийным, диким и нечеловеческим началом. Она видела внутри себя кошку (плоть и страсть) и собаку (душа, тоска, лирика).

Таких символичных понятий множество: поцелуй, например, не просто символ любви, но и лирики (призыв целовать перстни на руке - это потребность в хвале поэтической силе); упоминание медведя, медвежьей шкуры связано с душевной жизнью "природной оболочкой, шкурой души автора" (с. 67); трубка - образ дымка лирики, "вечного дыма лирической бессонницы", не просто курительный прибор. И так далее. Среди этих символов одними из важнейших являются сон и бессонница.

Бессонница - муза Цветаевой, неслучайно она именуется "певчим": "Сон после духовного бдения свят, потому что это сон духовидицы, которая возвращается на истинный путь" (с. 81). Бессонница - "символ недремлющего ока души", творческой энергии, стремления к самовыражению, бессонная - постоянная характеристика лирической героини в стихах 1916 года и более поздних, свидетельство недремлющей души, которая не может сдержать дремлющие днем и разбуженные ночью стихийные творческие силы.

Книга Айзенштейн, несомненно, рассчитана на читателя, хорошо знакомого с цветаевской биографией. Если сначала автор придерживается не только "биографии души" поэта, но и событий в реальной жизни, то в дальнейшем внимание автора переключается на сны Марины Цветаевой, поэтические и настоящие. Книга подробно повествует о детстве поэта, первой любви, замужестве, о рождении дочерей. Рассказывая о периоде революции и гражданской войны, автор подчеркивает сквозящую в снах и лирике Цветаевой тоску и страх по мужу (Сергей Эфрон был тогда в белой армии, и Цветаева не знала, жив ли он). Об отъезде за границу и долгожданной встрече ничего не говорится, поэтому упоминание о рождении сына Мура может оказаться довольно неожиданным для неподготовленного читателя, которому, как гласит аннотация, будет интересна книга.

Несомненная ценность исследования Айзенштейн в извлечении и публикации ею новых, ранее неизвестных материалов, извлеченных из архива Цветаевой, в частности текстов снов. С другой стороны, сомнение вызывает подход исследовательницы к снам как к загадке, которую нужно разгадывать: "разгадывание ее снов заставит трудиться не одно поколение читателей" (с. 382). Вопрос в том, так уж ли необходимо толковать эти сны, ведь все равно мы будем иметь дело лишь с интерпретацией. В том, допустимо ли расшифровывать сны Цветаевой, опираясь при этом на Юнга. Так, Айзенштейн, анализируя очередной сон Цветаевой, пишет, что "дома в сновидениях возникают как образы психического", ссылаясь при этом на книгу А.Холла "Юнгианское толкование сновидений". Вряд ли можно достоверно сказать, что означал дом, приснившийся Марине Цветаевой больше полувека тому назад. На наш взгляд, более интересен и перспективен анализ поэтики Цветаевой, действительно помогающий лучше понять ее творчество и выявляющий важнейшие в ее поэтике образы и символы, "голосовую перекличку" с другими поэтами: М.Башкирцевой, А.Блоком, О.Мандельштамом, А.Ахматовой, Б.Пастернаком, Р.М.Рильке и другими. Обращение к текстам снов как к новому источнику, без сомнения, заслуживает пристального внимания. Их психологическое толкование, однако, порой кажется сомнительным и зыбким, тогда как текстологический анализ этих записей выглядит более убедительным.


Примечания:


Вернуться1
Айзенштейн Е. К постановке проблемы "Сон в жизни и творчестве М. Цветаевой" // Wiener Slawistischer Almanach (WSA). Sonderband (Sdb.) 32 / Hrg. von A. A. Hansen-Loeve, Red. von L. Mnuchin. - Wien, 1992. - S. 121-134.