"Широкое колечко чугуна - тюбинги, узкая полоска стали - колонна. Ансамбль, нерушимый союз эротики и сопромата". Метро - не тантрический ли храм со своими йони и лингамом? И станция, как всякое мироздание, держится единством противоположных начал. Мужское - ноша, бетон и металл, силовые конструкции. А женское - "то, что за гранью плана и факта, а потому еще важней. Мрамор, стекло и свет. Тепло, уют и чистота. Непостижимое и тонкое искусство домоводства". Кто после этого усомнится в том, что архитектура - женщина?

Юбилеи празднуют институты и пивзаводы, и, кажется, порой соревнуются, кто больше переведет хорошей бумаги на занудные перечни достижений, фотографии, где вполне достойные люди выглядят манекенами, и воспоминания ветеранов, умеющих прекрасно работать, но не умеющих писать, обработанные членом Союза писателей, не умеющим ни писать, ни работать. А ведь можно все сделать иначе.

Подземная чернота переплета, заключающая в себе сияние белейших страниц. На которых рассказано, КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ. Буры инженеров-геологов, исследующих грунты на будущих трассах метро - те же шприцы и молоточки врачей, только побольше, под размер исследуемого. И вот она, земля московская, разрезанная от Старо-триумфальных ворот до Таганки. Поэзия планирования будущих линий. Метрополитен структурирует город - и тем заглядывает в его будущее. "Как если бы Тутанхамону предстояло заранее подумать об удобстве парковки туристических автобусов двадцать первого века перед входом его гробницы". Синтаксис конкретного проектирования. Муравьи-строители 30-х, бетонировавшие своды вручную, - и "детский конструктор" 60-х, позволивший собирать любые кривые из стандартных элементов. Что такое экономика? Технико-экономическое обоснование - "что-то вроде рисунка ракеты Кибальчича на стене каземата Петропавловской крепости. Прообраз. Чудесный абстрактный идеал будущего реального объекта... Научно-фантастическая сказка, изложенная десятичными дробями счетно-нормировочного отдела". А схема электроснабжения метрополитена - шахматная задача. И во весь разворот книги - фотография, лабиринт коробок и скобок с надписями 179УКП7, 079АСНП, 171РМ. Действительно, так выглядит шахматная доска для не знающего правил игры, не чувствующего силовых полей центра и флангов, диагональных влияний слонов...

Это действительно альбом, арт-объект. Сюрреалистические кривые конструкций подземных туннелей. Оп-арт концентрических кругов проектов будущих станций. Стремительные иглы лучей от движущихся поездов. И это философия. Новая жизнь начинается не с завтрашнего, а со вчерашнего дня - перед началом строительства каждого участка приходится сооружать вертикальные шахты, подъездные пути. И ничто не может быть решено раз и навсегда, потому и наблюдает конструктор за строительством, которое то в плывун упрется, то в воду. Сам ли Сергей Солоух придумал, или работники метропроекта подсказали, но многие фразы годятся в учебник по принципам инженерного творчества (есть такой предмет во многих технических институтах). "Лебедь поначалу всегда немного рак и щука". Да, конструкция никогда не появляется гладко, и всегда является компромиссом между множеством требований. И дело конструктора - найти этот компромисс.

Новая линия из десяти станций глубокого заложения - пирамида Хеопса по объему грунта. Так что под нами целый Египет. Где все зависит от мелочей. Оказывается, на Октябрьской-радиальной для экономии залы сделали диаметром не девять метров, а восемь. Вот и игра пространств - вдох и выдох. Пушкинская и Полянка конструктивно почти одинаковы. Но "на Полянке немного ниже свод, и от этого чуть-чуть вдруг неожиданно раздвинулись колонны. Станция зрительно стала шире".

Глубочайшее мистическое чувство вызывают 18 схем линий - с 1938-го по 2003-й. Живой развивающийся организм. Так странно смотреть на это - как на альбом фотографий хорошо знакомого человека: вот он в коляске, в младшей школе, защищает диплом. Неужели это он? Но ведь все это было и на моих глазах тоже. Неужели это я?

Скажут, что московское метро было мифологизировано изначально. Но альбом ту мифологию знает, берет в расчет. "Ради этих романтических мгновений, каждодневного мимолетного обращения рядового гражданина в героя легенды или сказки, и живет зодчий метрополитена... Легко и просто себя почувствовать ответственным за все, уполномоченным вершить судьбы, среди парадного декора кольцевой на Киевской и Краснопресненской... Возле таких могучих пилонов искренне верится, что вся бескрайняя держава всем своим телом опирается на них". Метро действительно вырастает из национального характера - и того, каким бы хотела видеть этот характер власть. Предполагали вначале оставить на станции Шаболовская обнаженные конструкции, только отполировав и отникелировав их, - не решились. "Не одобряет целомудренное русское сердце такое обнажение, такую наглость при всем честном народе... Душа народа просит складок, нитей, лент, изящных кружев и фигурных выточек. А это значит - мрамора и штукатурки". Но душа, к счастью, меняется. Очень заметно, насколько отличается свободная динамика света и поверхностей современных станций от душной подробности, кровавого гранита сталинских времен. Настолько же отличается и современный миф, создаваемый альбомом. Основанный на поэзии размышления и знания, а не власти. "Путь из варягов в греки от Улицы Подбельского до Юго-Западной. Великий шелковый путь - от Планерной до Выхино". А глобальность становится ироничной: московский метрополитен в плане "похож на колесо со спицами, штурвал, которым, если только понадобится, можно будет даже поправить, докрутить и довернуть всю нашу Землю".

За всей поэзией приобретают, впрочем, достоверность чугунного тюбинга положения, вообще говоря, весьма дискутабельные. "Идея самоокупаемости метро напоминает временное умопомрачение. Тень на светлом челе Родины". Так что любуйтесь красотой - и выкладывайте на нее денежку, не задавая неприличных вопросов, насколько эффективно расходует ее всякое несамоокупаемое предприятие. "Потому-то в нашей жизни всегда найдется место Терешковой, луноходу и Серпуховско-Тимирязевской линии. А если кто-то наверху об этом случайно забывает, не теми копейками рубль бережет, то это временное явление". И в связи с этим ли, с национальным ли характером, вспоминается нью-йоркская подземка - не грязная и не приукрашенная, функциональная, работающая без перерыва на ночь, кстати. Средство передвижения, а не монументальной пропаганды. Средство свободно попасть в любую точку. И кабина машиниста там теперь пуста - поезд ведет автоматика, так дешевле.

Но "какой же житель мегаполиса не любит быстро мчаться от Театральной до Тверской? Чтобы затем подняться, лечь на диван и в тишине смотреть на Млечный путь". Вот такое у нас под ногами. Какие еще нужны доказательства того, что литература и искусство - способ смотреть? И что профессионализм нужен и возможен - как в строительстве метро, так и в издании книг?