Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Книга на завтра < Вы здесь
Жизнь замечательных людей
Себаг-Монтефиоре С. Потемкин. - М.: Вагриус, 2003. - 560 стр., тираж 5000 экз. ISBN 5-9560-0123-2

Дата публикации:  22 Декабря 2003

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Себаг, британский аристократ, историк-дилетант и писатель-профессионал, написал первую биографию Потемкина - не первую англоязычную, первую популярную или первую в XXI веке, а вообще первую биографию светлейшего князя Таврического, и прочая, и прочая, и прочая. Несмотря на фольклорную популярность любовника Екатерины, завоевателя Крыма и крестного отца "потемкинских деревень" (смутно известных даже провинциальным американским школьникам), список его жизнеописаний ограничивался до последнего времени "Фаворитом" Пикуля, парой популярных брошюр пятидесятилетней давности и памфлетами, изданными еще в конце XVIII века. Более того, книга Себага отлично написана, замечательно переведена, оперативно издана и - что особенно приятно - лишена всякого налета сенсационности.

Еще при жизни "странного Потемкина" сложились два способа его жизнеописания. В текстах его поклонников противоречивость фигуры светлейшего князя Таврического самые его недостатки стали отражением его гения, не помещавшегося в привычные рамки - подобно тому, как не укладывалась в стандартные европейские рамки сама Россия. Есть все основания полагать, что именно такое восприятие своего образа полусознательно культивировал сам Потемкин, стремившийся неконвенциональностью своего поведения подчеркнуть неконвенциональность своего статуса при дворе Екатерины. В глазах же его критиков, особенно российских, поведение князя было ничем иным, как обычным хамством, вседозволенностью и казнокрадством выскочки. Но и в этом смысле выскочка-Потемкин служил символом выскочки-России, подобно ему занявшей незаслуженно важное место в европейской политике. Так или иначе, но все написанное о Потемкине с той поры следует одной или другой из этих двух традиций.

Себаг стремится избежать необходимости выбирать между ними и писать о Потемкине как о вполне европейском государственном деятеле - великом и необычном особенностями своего характера и масштабом дел, но вполне попадающем на одну доску с Кромвелем или Уильямом Питтом. Взявшись за книгу, Себаг сразу решает оправдывать слабости Потемкина как человека и государственного деятеля, и делает это последовательно. Вообще, автор стремится перевести героя из разряда сенсаций в категорию выдающихся исторических личностей государственного масштаба, чем, возможно, и объясняется спокойный тон повествования. Так, совершенно безо всякой интриги преподносится вопрос о возможном браке Потемкина и Екатерины. Себаг констатирует, что венчание имело место (с его точки зрения) и, не задерживаясь на ненужные сентименты, движется дальше. Особенности личной жизни Потемкина и императрицы подаются как данность, а его скандальные отношения с собственными племянницами извиняются инцестами в польской королевской семье.

Иногда лояльность Себага к своему герою принимает вид совсем уж наивный: автору достаточно сослаться на нынешнее многосоттысячное население основанных его героем новороссийских поселений, чтобы отмахнуться от легенды "потемкинских деревень". Так, рассказ об основании Екатеринослава сопровождается сноской, информирующей читателя, что он в 1926 г. был переименован в Днепропетровск, из которого "вышли руководители СССР, правившие страной в 1970-х гг.", а "сегодня жители города вспоминают, что Брежнев особенно любил веселиться в Потемкинском дворце". Точно так же восторгов какой-нибудь заезжей дуры-современницы по поводу ширины и прямоты херсонских улиц хватает, чтобы закрыть вопрос о стоимости потемкинских строек и царившем тогда воровстве. Отношения князя Таврического с казной, как признает Себаг, отличались соответствовавшей его высокому статусу сложностью, но уж подчиненные-то его крали откровенно, и какие бы то ни было недомолвки здесь совсем неуместны. Однако для обсуждения этой проблемы, в абсолютно-морализаторском ли, в сравнительно-европейском ли ракурсе, у Себага не находится места - он лишь сообщает, что "Светлейший требовал [от своего помощника Фалеева, чье легендарное среди современников корыстолюбие Себаг предпочитает не замечать] беречь силы работников [строивших Николаев крестьян, солдат и пленных турок] и ежедневно выдавать им горячее вино". Так и представляешь себе подрядчика Фалеева, потчующего солдат и военнопленных глинтвейном посреди украинской степи. Ха!

Вообще, методологических претензий к книжке можно предъявить массу - и первым в их ряду будет стоять именно обвинение в вопиюще некритическом подходе к материалу. За бортом повествования остаются любые попытки как-то препарировать богатейшие мемуарные пласты с помощью простейших приемов семиотики ли, культурной ли антропологии или фольклористики. Специалиста передернет от непосредственности, с которой Себаг вплетает в свой рассказ пушкинские анекдоты старухи Загряжской (еще до переработки поэтом ставшие самым настоящим великосветским фольклором) как достоверное описание реальных событий. Слова друзей или врагов Потемкина и лиц, никогда его не знавших, - все идет у Себага в дело, без всякой попытки учесть зачем, почему, в каком контексте они были сказаны. Другое дело, что проверить достоверность этих рассказов, будь даже у автора такое желание, он бы не смог - и, раз ступив на скользкую дорогу культурной реконструкции, Себаг был бы вынужден писать уже не биографию героя, но историю его "имиджа".

В общем, биография Потемкина получилась у Себага слабой - даже по меркам ЖЗЛ. От историка-дилетанта, автора популярных книжек, которому дозволен определенный полет фантазии, тем более ждешь какой-то пусть не очень убедительной, но стройной попытки осмысления - но ее нет. Вызывая уважение самим объемом привлеченного материала, книжка Себага не предлагает ничего нового не только специалисту, но и внимательному читателю Пикуля. Впрочем, главные претензии, конечно, должны быть адресованы не к Себагу, добросовестно прочесавшему все написанное о Потемкине, а к профессиональным историкам - именно "сегодняшнее состояние исторической науки" и не позволило автору написать более фундированную книжку. Увы, подробное изучение потемкинских реформ в армии и новороссийского управления, его политики на Кавказе и действий во время Русско-турецкой войны 1787-1792 гг., финансовых потоков его полуавтономной империи остается делом будущего. А потому все приведенные выше критические замечания следует, как ни жаль, считать ненужным педантством.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Петр Павлов, Третья лишняя, или Полный P.P.S. /19.12/
"Когда я вскоре буду умирать...": Переписка М.А.Булгакова с П.С.Поповым: 1928-1940. Сост. В.В.Гудкова. - М.: Изд-во Эксмо, 2003.
Александр Уланов, Изменение мифа /18.12/
Метрогипротранс. 70 лет - одна любовь, один проект. Арт-директор Артемий Лебедев, дизайнер Алексей Пелевин, автор текста Сергей Солоух. Издательство Артемия Лебедева. - М.: 2003.
Ян Левченко, Про сделанных из мяса /16.12/
Ноам Хомский. Государства-изгои. Право сильного в мировой политике / Пер. с англ. В.Войткевич, П.Смирнов, О.Приходько. М.: Логос, 2003.
Аркадий Блюмбаум, Политическая история как утопический радикализм /15.12/
Леонид Геллер, Мишель Нике. Утопия в России / Пер. с фр. И.В.Булатовского. СПб.: Гиперион, 2003.
Андрей Романович, Слово из трех букв /10.12/
Гасан Гусейнов. Д.С.П. Материалы к Русскому Словарю общественно-политического языка XX века. - М.: Три квадрата, 2003.
предыдущая в начало следующая
Игорь Федюкин
Игорь
ФЕДЮКИН

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Книга на завтра' на Subscribe.ru