• Тенденции: Лимонов читает в камере финалистов "Национального бестселлера"
• Назначения: новый редактор "Литературки"
• Пазухи: конкурс религиозной поэзии
• Публикации: Шевченко
• Сюжет: Церетели сваял Бродского
• Объявлементи: конкурс "Текст для Пушкина"

Лимонов в камере

Эдуард Лимонов, находящийся в следственном изоляторе "Лефортова" по подозрению в причастности к скупке бомб, пуль и динамита, является одновременно членом Малого (то есть читающего финалистов) жюри премии "Нацбестселлер" и автором-финалистом. В изоляторе он пробудет до лета, а потому не сможет участвовать в церемонии вручения премии (она состоится в Питере в конце мая и обещает быть пышной: "Астория" + кораблик по Неве). Но читать-то в тюрьме можно, и потому организаторы премии передали Лимонову через адвоката книжки финалистов.

Вообще, конечно, "писатель в застенке" остается фигурой личной тревоги. Нет, писателей, конечно, можно судить, скупать бомбы - нехорошо, а пребывание в "Лефортово" вполне соответствует жызнестроительному проекту Эдички. Но все равно что-то гнетет. Автор одного из лучших русских романов сидит за решеткой в темнице сырой, а кругов по воде от этого события - гулькин кал. Сидит и сидит. Меня вот посадят за решетку: вообще никто не вспомнит. И как-то от этого не очень-то по себе.

Поляков в "Литгазете"

Главным редактором "Литературной газеты" назначен Юрий Поляков. Он имеет крепкую репутацию комсомольского конъюнктурщика (в перестройку писал перестроечные "ЧП районного масштаба", нынче сумел встроиться в коммерческую литературу, сочинив бестселлер "Козленок в молоке"). Для газеты - в смысле, для редакционного коллектива - это, возможно, хорошо; с Поляковым люди, скорее всего, не пропадут (у "Литературки", если кто не знает, уже много лет тяжелейшее материальное положение; последний год гонораров вообще не давали, а зарплаты со скрипом, сейчас стали потихоньку долги возвращать). Что назначение певца ста дней до приказа даст общественности, то есть нам с вами? Станет ли "Литгазета" качественной, солидной и актуальной (чего от нее, несмотря на ураганную маргинализацию, имеет смысл ждать до победного конца, ибо больно бренд хорош)? Вряд ли: на это, думаю, Полякова не хватит. Да и никого на это не хватит, покуда газета сидит под текущими московскими властями. Да и вообще с властями дела нынче так обстоят, что качественных и актуальных газет можно некоторое время не иметь. Так что все в порядке: задача Полякова - не дать "ЛГ" помереть. С ней он справится лучше, чем многие другие (и, безусловно, лучше, чем две других кандидатуры, рассматривавшихся на эту должность: Андрей Дементьев и Валерий Поволяев). А потом, глядишь, придет настоящий день, мы с Гельманом таки протырим Кириенку в мэры Москвы или правые силы выкупят газету и дадут порулить, например, мне, или какому другому хорошему пацану. :о)

Лично я, кстати, отношусь к Полякову почти с нежностью. Когда я был тинейджером, в "Комсомольской правде" появилась подборка его стихов, и не просто появилась, а жутко мне понравилось. Я потом и книжку его пиитичную нашел. До сих пор помню наизусть:

"Ты меня не забудешь, правда же?"
"Как ты можешь!" Конечно, нет!"
Я носил на свиданье ландыши -
За полтинник большой букет...

То есть я теперь понимаю, что у Бродского получше стихи, но тогда я Бродского не читал, тинейджерства другого у меня не будет, и Поляков, таким образом, в моей душе навсегда.

Религиозные поэты в Чеховке

В прошлый четверг в салоне "Классики 21 века" состоялось закрытие второго Филаретовского конкурса религиозной поэзии. Выступали члены жюри и лауреаты. Итогов в сети я пока не видал, сам не записал, а потому назову лишь тех, кого запомнил: первое место заняла Наталья Черных, а третье Тимур Зульфикаров. Такой вот конкурс, где любой любитель оказывался в одном ряду с известными авторами, и хорошо, что литератору, всерьез желающему получить Нобеля (это я о Зульфикарове) не отдали главного приза.

Для меня интереснее итогов была атмосфера: как пространство Чеховки срезонирует с далековатой от него социальной группой. Было много людей, сидеть негде, а интересующиеся предметом знают, что для нынешней салонной жызни аншлаг - явление исключительное. Кроме того, участники религиозного конкурса (их, видимо, всех уведомили о вечере персонально) оказались людьми дисциплинированными. Им сказали в половине седьмого - они и пришли в половине седьмого. А в Чеховке вечера начинаются всегда на час позже, пока традиционная публика подтянется. Было ценно представить себя в шкуре религиозного поэта, который пришел в чужое место, где свои правила; поэт их не знает, напряженно ждет на стуле много минут; поэт такой небогат и даже в дешевом чеховском буфете не очень разгонится; тусоваться он не обучен. В буфете сидел, чай пил, очень трогательный один молодой человек: очень так пил смущенно, отвернувшись к стене. Серьезное испытание - оказаться в сильно чужой тарелке.

Я же встречался в Чеховке с двумя смешными чуваками. Они открывают в центре довольно дорогой кабак и хотят культурную фишку. Спросили по электронному ы-мылу, не могут ли таковой фишкой быть литературные вечера. Я их и привел, чтобы показать, что публика литературных вечеров бесконечно далека от идеи дорогого ресторана. Ну, и перетереть о том, что можно для них придумать.

Парни молодые, симпатичные. Тоже смущались литературному месту, хотя и отдавали себе отчет в степени его финансовой запредельности. Но смущались. "Литературный салон" - что такое? Вялая маргинальная повседневность на большого любителя. Ан в словах осталась какая-то та еще аура...

Очень моих ресторанщиков удивили пятнадцать минут, которые они провели в зале, слушая выступление председателя жюри. Один спрашивает меня подозрительно: "А ты зачем сюда пришел?" Я объясняю: интересно, религиозная поэзия, когда еще услышу, участники Филаретовского конкурса, когда еще увижу... Эксклюзив. "Ага", - говорит. Будто понял. Вижу: не понял.

Ладно, сели разговаривать. Нужна, говорят, фишка, не мог бы помочь? Я начинаю рассуждать, можно такое делать, можно сякое, а вот такого и сякого не надо, не место... Слушают, реакции слабые. Спрашиваю, есть мнение-то какое по поводу высказываемого? Слышу ту же вводную: у нас кабак, все схвачено, а фишки нет. И так несколько белых бычков кряду. Кончилось тем, что парни сбежали. Я в туалет отошел, а они - фьюить. Супер.

В тот день со мной было вообще много происшествий, вплоть до серьезных неприятностей, но неприятностями я вас грузить не стану, а вот самый загадочный случай расскажу. Шел я в Чеховскую библиотеку пешком с Юго-Запада, от самого здания "Газпрома" (там "Озон" дислоцируется). Через пару часов устал: надо, думаю, сесть на пенек, съесть пирожок (у меня было с собой). Мысль эта посетила меня на Патриаршем пруду, подле которого кукует в мастерской книжный оформитель Андрей Бондаренко. Он дозволяет заходить к себе без звонка, при условии, что посетитель будет автономно сидеть в углу, листать альбом и есть пирожок и не будет мешать Бондаренке оформлять по книжке в час.

Ну, свернул в подворотню. У двери Бондаренко стоят два молодых человека, фотографируют эту самую дверь. Думаю: шпионы, надо брать. Но они раз - и тоже фьюить. Звоню, Андрей открывает. Я говорю: только что два шпиона твою дверь фотографировали. Андрей: это не шпионы, это были я и Егор Радов. Я говорю: позволь, это не мог быть ты, потому что ты в момент фотографирования находился по ту сторону двери, иначе бы не смог ее мне открыть. Бондаренко настаивает. Что это были он и Радов, и имело себя дело не сию секунду, а минут пять назад. Я говорю: минут пять назад, может, оно себя и имело, но и мгновением ранее оно имело себя же, в другом человечьем только обличьи.

Вот такое дело имеет себя летом на Пионерском пруду!

Чудеса в ЦДХ

В ЦДХ вчера открылась ярмарка "Арт-Москва". Она великолепна. Причин тому четыре.

Во-первых, она очень большая. Впервые в истории актуальное искусство занимает практически весь Дом Художника. На первом этаже дышит паром и журчит водой высокотехнологичная монструозина Александра Пономарева, на антресоли посадили в закутки представителей изданий и издательств, а на двух верхних этажах есть в почти прямом смысле слова все. Некоторые проекты, правда, готовились не ярмаркой, а просто совпали (или специально были "совпадены") с ней, что, впрочем, для зрителя большого значения не имеет. К таким совпавшим относится знаменитая уже "Память тела" (выставка нижнего белья советской эпохи, экспонировалась в Питере и Нижнем). О ней понаписано много, я лишь уточню, что текстуальную (совершенно выдающуюся!) часть проекта вы обнаружите тут, и что в Питере выставка смотрелась лучше, поскольку чудно вписалась в казематы Петропавловки, что обеспечивало концептуальную коммунальность.

Во-вторых, она впервые соответствует каким-то реальным шкалам. Огромный зал отведен "Башне" Полисского и Батынкова, документации акта строительства и наличия огромного зиккурата из сена, который художники возвели вместе с деревенскими мужиками-бабами и который теперь доедают коровы. Еще год или два назад этот небывалый для нас пример лэнд-арта логично было увидеть в маргинальном закутке: ну, фотки какого-то стога, смастряченного в какой-то деревне, фу. Сегодня самое человечное искусство занимает самое видное место.

Важно и то, что как абсолютная классика подана "Медгеременевтика": ей дали много метров и выставили вместе с учениками и продолжателями ("Фенсо", "ПГ", "Четвертая высота" и пр.). Смешно, правда, что между классикой и жывой жызнью возник конфликт: Павел Пепперштейн воспрепятствовал вывешиванию кое-каких работ "ПГ". Это тема для серьезного размышления, но в праздничной заметке в нее углубляться неохота. Тем более, что есть повод поместить здесь репродукцию одной из снятых работ:

В-третьих, впервые выставка в России выглядит как выставка на Западе. На ярмарке беспрецендентно много фокусов: аттракционов, комнат для медитаций, объектов, в которые можно-нужно залазить-заходить, кнопочек, на которые радостно нажимать, трубочек, в которые хочется подуть и вообще всяких переживаний и веселий, которые делает правильное актуальное искусство объектом внимания детей (а там, где дети, туда - всей семьей).

В-четвертых, Бакштейн и Мизиано привезли (на третий этаж) несколько видеоинсталляций мирового уровня. Работа английского парня со взрывающимся пейзажем была на Венецианской биеннале-97, работа эстонского парня, катающегося голым на коньках, участвовала в большой выставке актуального арта Восточной Европы "10 лет после стены" (я видел ее в Берлине, но она, вроде, много где катается). А главное - вещь Ширин Нишат о поющей исламской женщине и молчащих исламских мужыках. Это грандиозное черно-белое видео на двух экранах получило один из главных призов Венеции-99, но дело не в титуле, а в том, что вещь реально пробивает от гребенок до ног и входит в, как бы это посетевее выразиться, в топ-100. На нее нужно было бы сходить посмотреть, будь она выставлена одна, за деньги и в Беляево.

Словом, на ярмарку стопудово нужно идти, если вы в Москве или неподалеку.

Шевченко в "Просто текстах"

На "Современной русской литературе" опубликован цыкл рассказов Екатерины Шевченко. Его представляет управляющая ныне разделом "Просто тексты" Катя Ваншенкина. Следующий абзац - текст Катин. Я его курсивом не выделяю, поскольку там дальше еще из Шевченко курсив.

В "Просто текстах" подвешен цикл рассказов Екатерины Шевченко "Остановки" - о том, как девочка, а вслед за ней женщина умирает и возрождается с помощью фотографии, тканей, колодца, окон и зеркал, любви и много чего еще.

Перипетия прозы Шевченко - отстранение, инсценирующее почти безболезненный краткосрочный уход из жизни - с неизбежным затем возвращением в ее лоно. Ускользание из зоны дома и долга, где все предметы истощены, выглажены касаниями и ежечасной заботой, - в шероховатое чужое пространство, будь то недра конфетного ларька, пазуха мужского желания, сердцевина мертвого дерева.

Из сумеречных этих полостей, экзотических и уютных, открывается сверкающая панорама повседневности, свободной от присутствия героини. Назначение пространств, в которые она "западает", разумеется, не только в том, чтобы служить оптическими аттракционами, инструментами наблюдения очевидных и натруженных поверхностей бытия.

Здесь берет начало цепь возможных событий, уводящих туда, где и звуки, и слезы, и пища - все другое: настолько, что сердца не хватит это вообразить.

У саранчи был этот высокий жасминовый дом, стоявший в таком близком соседстве с нашим, что ветки сначала чуть не касались стекол террасы, а потом все-таки стали к ним прижиматься. Если бы не высокие потолки, то куст, скорей всего, перерос стеклянную стену террасы с рамами в мелких переборках: маленькие квадраты внизу, узкие прямоугольники в середине, ромбы наверху - эта геометрия была выкрашена в белый цвет и занавешивалась от заходящего солнца камышовыми шторами.

Когда я выслеживала кузнечика, проход между жасминовым кустом и стеной был еще широким, я ходила там в свекольного цвета сандалиях с рантом, оскорбительно прошитым белыми нитками, которые постепенно успокаивались, делались темными, не такими нарочитыми...

Бродский в МОЛЕ

"МОЛ" переводится как "Московская организация литераторов Союза литераторов РФ". Это организация возникла в перестройку отчасти как альтернатива СП, отчасти как прибежище для тех, кого в СП не пускали, отчасти как профсоюз, отчасти как творческий союз. В общем, не так важно. Важно для сюжета, что поэт Иосиф Бродский, нобелиат матросский, в этом союз (по утверждению начМОЛа Дмитрия Цесельчука) состоял. Возможно, именно поэтому в каждом номере одноименной газеты что-то об отце Горбунова и Горчакова есть. Вот у меня в руках три свежих номера: в каждом нечто еть. Причем то, что есть в первых двух, меня лично заинтересовало.

В "МОЛЕ" # 1 (2001) в рубрике "Из легенд и былей МОЛа" написано следующее:

Так было бы длиннее

Первого августа 1991 года, - незадолго до путча ГКЧП, - в Лондоне на Конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Осипа Мандельштама произошла встреча докладчиков Союза литераторов с одним из организаторов конференции Иосифом Бродским. В процессе знакомства я сообщил Иосифу немаловажный, как мне казалось тогда, факт: "Иосиф, а ваш адвокат, наверное, не знал, что в конце 20-х годов вышло Постановление НКТ (Народного комиссариата РСФСР по труду) "О праве работы на дому по договорам с редакциями и издательствами" и вы, согласно ему, не были тунеядцем, ведь у вас на руках, как сказал мне Рейн, был договор на перевод польских поэтов?" Нобелевский лауреат слегка озадачился моим сообщением и неожиданно парировал: "Да, мог бы не сидеть, но так было бы длиннее".

Что было бы длиннее, не вполне понятно. Возможно, что и так оказалась длинной. Но заметка так или иначе примечательная.

В "МОЛе" # 2 привлекает внимание фотография на первой полосе: истукан Иосифа Бродского резца Зураба Церетели. Вам ведомо это произведение? Тогда извините. Лично я как-то не засек момента, в который ЗК слепил ИА. Для Васильевского, что ли, острова? Я, конечно, понимаю, что Церетели всех слепил, кроме Лимонова и Полякова, но все равно занятно. Любуйтесь.

В номере же 3-4 можно прочесть - и снова на первой полосе - стихотворение Мити Некрасова (не переведется славная фамилия в русской поэзии!):

Этого мало - хотя как и Джефферсон Бродский хорош
Первый поэт вам и наш далеко не последний -
Частная жызнь - говорил он - превыше всего
Что добродетель? - Неужто она в частной жызни
Может быть Но проводил он Конгресс в Лондоне
В честь Мандельштама сотню русских собрав
Крючковатый свой нос всюду всовывая
Мать честная до частной ли жызни

Тоже, согласитесь, не всякий день такое прочесть доведется.

Пушкин в воблере

Из буклета преуспевающей консалтинговой фирмы. Даже не из буклета, а с клапана фирменной папки:

Развитие корпоративной идентичности. Разработка и производство рекламной и упаковочной продукции (папки, буклеты, постеры, диспенсеры, воблеры, мобайлы).

В Кубке России по поиску в интернете надо спрашивать, что есть воблер. Что такое мобайл - понятно, мобила по-научному. А что такое воблер? У меня в Нью-Йорке есть приятель, у которого в доме жыли два пушера - Вошер и Думлер. Воблер - тоже, наверное, пушер.

Я это к тому, что представил себя на месте А.С.Пушкина, который прочел такой текст. Или Вяземский подкинул, или Арина Родионовна из толстой книжки зачла, или на Невском в витрине увидал. Идет такой по Невскому, тростью дамам юбки задирает, а тут в витрине:

Развитие корпоративной идентичности. Разработка и производство рекламной и упаковочной продукции (папки, буклеты, постеры, диспенсеры, воблеры, мобайлы).

И неужели через двести лет русского человека будут окружать такие тексты, какие на меня бы произвели такое же впечатление, как вышецитированное на Пушкина...

Так к чему же я клоню? К тому, что вы читаете, прости Господи, 97-й выпуск Курицын-Уикли. В начале мая одного не будет ввиду весенних путешествий, но сотый все одно грядет со страшной силой. В этой связи объявляется конкурс "Текст для Пушкина". Присылайте с пометкой "текст для пушкина" тексты для Пушкина, а именно тексты на один абзац, которые понравились бы Александру Сергеевичу. Не подумайте, что это должны быть мудреные сочинения, изобилующие лексикой. Появившейся после 1837 года. Чисто прикиньте. Что вы такое могли бы написать любимому Пушкину нашему, чтобы ему понравилось. В день сотого выпуска я посредством печени черного кота или каким другим способом вызову дух поэта, и дух сам подведет итог.

Первый приз - "Новый русский букварь" Кати Метелицы, роскошное издание с картинками и текстами типа "мама мыла мерс", по которому учились читать многие крутые отечественные пузаны. Книжка - лауреат "Золотого Остапа" и пр. Когда оно продавалось, то стоило почти 100 баксов, но сейчас уже не стоит, поскольку тираж кончился. У меня случайно запылился лишний экземпляр. Вперед! Поощрительные призы - мои книжки. Ответы засылать до 20 мая.