Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь
"Иностранная литература", # 4, апрель 2000
Дата публикации:  4 Апреля 2000

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Автор как персонаж: Биографический жанр во французской литературе

Вступление | Содержание | Фрагменты публикаций номера | Борис Дубин. Как сделано литературное "я" (об эссеисте Филиппе Лежене) | Ромен Гари и Эжен Ионеско отвечают на "Анкету Пруста" | Анонсы

На волне революции шестьдесят восьмого года во Франции среди прочих столпов "ретроградной культуры" свергли с пьедестала и фигуру автора. О конце его царствования над текстом объявил знаменитый теоретик литературы Ролан Барт, опубликовав статью под названием "Смерть автора" - своеобразный итог литературного переворота.

В предшествующие годы автор действительно исчез со страниц "нового романа". Оценки, суждения, не говоря уже о незабвенных лирических отступлениях, ушли в прошлое, как и все, в чем личность писателя могла непосредственно явить себя в повествовании: тщательно маскируя свое организующее присутствие, пишущий отступал все дальше и дальше в тень.

И вдруг, словно не выдержав, автор вернулся в литературу с черного хода. Биографии и автобиографии писателей, дневники, исповеди, мемуары в последние десятилетия хлынули потоком, захлестнув и роман, и все прочие жанры. Даже Ален Роб-Грийе, некогда самый бескомпромиссный гонитель авторского "я", написал автобиографическую трилогию, неожиданно признавшись, что и в романах говорил всегда только о самом себе.

Литература факта, подлинная история на глазах теснит вымысел, вторгается в него, преобразует, перестраивает, перекраивает. В смене ракурса рождается обновление. И подойти к сегодняшней словесности Франции с этой стороны, пожалуй, интереснее, чем с любой другой.

Жанр жизнеописания во французской литературе и его разнообразные воплощения - вот тема нашего номера.

Автор умер. Да здравствует автор!

Содержание

От первого лица

МАРГЕРИТ ДЮРАС - Боль. ЖАН-ФРАНСУА ЖОССЛЕН - Правда о Дюрас. ЛОР АДЛЕР. - О чем не рассказала Маргерит Дюрас (Переводы М.Злобиной).

БЬЯНКА ЛАМБЛЕН - Мемуары девушки, сбитой с толку (Перевод И.Радченко).

ФИЛИПП ЛЕЖЕН - В защиту автобиографии. Эссе разных лет (Перевод и вступление Бориса Дубина).

Биография-исследование

СЕРГЕЙ ЗЕНКИН - Жития великих еретиков.

КЛОД ПИШУА, ЖАН ЗИГЛЕР - Шарль Бодлер (Перевод Веры Мильчиной).

МИШЕЛЬ СЮРИА - Жорж Батай, или Работа смерти (Перевод Е.Гальцовой).

ОЛИВЬЕ ТОДД - Альбер Камю, жизнь (Перевод М.Аннинской).

Писатель о писателе

ФИЛИПП СОЛЛЕРС - Казанова Великолепный (Перевод Ю.Яхниной).

ЖЕРАР ДЕ НЕРВАЛЬ - Жак Казот (Перевод Ирины Волевич).

Наши интервью

Биографии и контрбиографии (С Жаком Нефом беседует Сергей Зенкин).

Французские писатели отвечают на "Анкету Пруста" (Перевод и вступление И.Кузнецовой).

Авторы номера

Фрагменты публикаций номера


БОРИС ДУБИН

Как сделано литературное "я"

Из вступления к подборке эссе Филиппа Лежена

В истории автобиографической литературы - таков лишь один из несчетных парадоксов этого поразительного жанра - фигуры противников и скептиков гораздо многочисленнее и выглядят, пожалуй, более рельефно и внушительно, чем редкие примеры ревнителей и адептов. Крайне негативная позиция сформулирована Марком Твеном: "Быть такого не может, чтобы человек рассказал о себе правду или позволил этой правде дойти до читателя". Более мягкое - и более тонкое - сомнение выражено Хорхе Луисом Борхесом в связи с автобиографией его любимого Честертона: "Отец Браун, морское сражение при Лепанто или том, опаляющий каждого, кто его открывает, дали Честертону куда больше возможностей быть Честертоном, чем работа над собственной биографией". Что до защитников автобиографии, то среди них мало кого можно поставить рядом с Филиппом Леженом.

Психоанализ, структурализм, исторические исследования "народной культуры" и "маргинальных" литератур (характерно множественное число!) за 60-70-е годы, меньше чем за одно поколение читателей, стерли отчетливую - вернее, еще казавшуюся отчетливой - демаркационную линию между "высоким" и "низким" в искусстве. Работа Филиппа Лежена как раз в эти десятилетия и разворачивается. В первую очередь она сосредоточена на том, что Лежен назвал "автобиографическим соглашением". Имеется в виду некий договор, который повествователь, чаще всего уже в первых строках своего самоописания, как бы заключает с мысленным или исторически конкретным адресатом, когда представляет ему себя самого, поясняет смысловую задачу и литературную оптику своей будущей книги. Здесь разыскания Лежена отчасти сближаются с разработками социологии литературы (те же 60-70-е годы - время ее бурного развития во Франции) - исследованиями общекультурных традиций автобиографии, с одной стороны, и анализом бытования автобиографической словесности в обществе, в издательской практике, в языке литературной критики, в читательском обиходе - с другой.

Иной аспект того же "соглашения" - сама проблема литературной личности. Автобиографическую форму - Лежен об этом выразительно пишет - многие ее противники пытались представить излишне бесхитростной, слишком "естественной" для того, чтобы по праву считаться искусством, едва ли не примитивной. Как бы не так! Автобиография - воплощение самостоятельности и осознанной позиции индивида, его гражданской, политической, моральной зрелости, его эстетической ответственности. Это форма крайне сложная, даже изощренная, почему она и появляется в истории культуры так поздно, фактически одновременно с тем, как в литературной жизни кристаллизуется полноценная фигура автора (среди современников Лежена перипетии развития авторского образа и авторской профессии острей других занимали Мишеля Фуко, который в конце 60-х делает об этом шумный доклад). Отсылая за подробностями к леженовским эссе, укажу здесь лишь на две парадоксальные черты автобиографического письма.

Первый парадокс - скажем так, повествовательный. Он связан с рассказом о себе от первого лица. Милая наивность думать, будто себя-то уж повествователь знает куда лучше, чем всех других и чем все эти другие знают его. Никаким врожденным, "природным" превосходством самопонимания человек, как известно, не обладает, от себя зачастую скрывается еще глубже, чем от окружающих, а уж хитрит с собой куда чаще и, как ему кажется, успешнее (кто здесь, впрочем, кого надул?). Но не только в искренности дело, хотя и она вещь непростая. Наше знание самих себя (это чувствует, думаю, каждый, без этого мы не были бы собой) уникально именно в том, в чем оно непередаваемо, не правда ли? Так что одно дело - знать и совсем другое - рассказывать: паспортная личность повествующего, литературное "я" повествователя и общественная фигура автора книги - вещи разные и лишь с большим трудом совместимые. Лежен выходит на проблему, которую другой его соотечественник и современник, философ Поль Рикер, называет "повествовательной личностью" или "идентичностью повествователя". Сама возможность повествования от первого лица, включая "эго-романистику" - по-французски autofiction, буквально: "самовыдумывание", - связана со способностью человека воображать себя другим, мысленно смотреть на себя глазами другого (среди недавних рикеровских книг - монография "Я как другой"). Авторское "я" или персонажное "он" выступает в таких случаях переносным обозначением читательского "ты", давая читателю возможность мысленно отождествиться с героем-рассказчиком. Равно как писательское "ты" - Лежен разбирает этот казус в отдельном эссе на примере романов Мишеля Бютора, Натали Саррот, Жоржа Перека - дает читателю возможность узнать в нем свое собственное "я", достроить себя в уме до необходимой, пусть и условной, полноты. Жизнь "я" всегда открыта, тогда как повествование без замкнутости (без обозначенного, осмысленного начала и конца) невозможно. Так что местоимение - идеальная метафора взаимности, магический кристалл узнаваний и превращений.

Второй парадокс автобиографии, столь же коротко говоря, жанровый. В принципе любой жанр - а что как не определенный жанр ищет на прилавках, выбирает и любит читатель? что как не его опознает и описывает литературный критик? и, наконец, разве не его "правилам игры" вынужден волей-неволей следовать повествующий, чтобы повествовать? - вещь по определению надличная. В идеале тут даже автор не нужен или второстепенен, достаточно серии, обложки, типового заглавия. Но ведь автобиография - этому обстоятельству посвящена вся наша публикация - жанр особый: "я" здесь неустранимо, поскольку лежит в самой основе - и как предмет рассказа, и как его способ. Обойти это кардинальное противоречие невозможно. Так что автобиография (принадлежность которой к высокой литературе, как мы помним, оспаривалась архаистами) становится - теперь уже для модернистского письма - самим воплощением "литературы как невозможности", практикой целенаправленного самоподрыва, бесконечным балансированием на грани собственного краха. Такое радикальное понимание литературы и автобиографического жанра во Франции 50-60-х годов последовательней других развил Морис Бланшо; Филипп Лежен разбирает подобные парадоксы словесной неосуществимости в статьях об авангардной автобиографической поэтике Андре Жида, Мишеля Лейриса, Жоржа Перека, Жака Рубо.

Характерны в этом смысле собственные автобиографические очерки и наброски Лежена, эти, можно сказать, автобиографии "второй степени". Все они сосредоточены на одном моменте - на головокружительном мгновении, когда в человеке пробуждается мысль, что он может с интересом, но без нарциссического самоуспокоения и мазохистского самокалечения смотреть на себя со стороны. На том нелегком, достаточно болезненном акте взросления, который Лежен называет "кесаревым сечением" мысли.


Французские писатели отвечают на "Анкету Пруста"

Перевод и вступление И.КУЗНЕЦОВОЙ

В викторианскую эпоху в Лондоне появилась новая салонная игра: предлагался некий стандартный список вопросов, на которые надо было в специальный альбом написать ответы - причем непременно правду. Это увлечение быстро охватило всю Европу и на удивление долго не выходило из моды. Как известно, на такую анкету отвечал даже Карл Маркс ("Ваш любимый цвет? - Красный", и т.д.).

Отвечал спустя столетие и Жерар Филип ("Ваш главный недостаток? - Гордость". "Ваше главное достоинство? - Гордость"), а впоследствии и другие знаменитости: Андрей Тарковский, Апдайк, Хеллер, - чьи ответы публиковались из номера в номер в приложении к газете "Франкфуртер альгемайне".

Наверно, игра была бы давно забыта, несмотря на участие в ней вождя мирового пролетариата, если бы ее не прославил Марсель Пруст, ответив на вопросы дважды: первый раз в четырнадцать лет, по просьбе Антуанетты Фор, дочери будущего президента Франции, второй раз - в двадцать.

Вопросник получил название "Анкета Пруста", которое сразу перевело его в иной ранг и оградило от снисходительных насмешек потомков.

По совету Андре Моруа литературовед и критик Леонс Пейар попросил ответить на "Анкету Пруста" известных французских писателей ХХ века. Несколько человек решительно отказались: кто-то счел это "недопустимым душевным стриптизом", кто-то - глупой светской забавой. Но многие согласились и ответили если не на все, то хотя бы на часть вопросов, подобных тем, какие были заданы Прусту.

Л.Пейар начал вести свой "альбом" в 1952 году. В 1969-м он издал его под названием "Сто французских писателей отвечают на "Анкету Пруста"1. Некоторые из ответов мы предлагаем вниманию читателей.


РОМЕН ГАРИ

Что такое, по-вашему, крайне бедственное положение? Если вы имеете в виду нищету, то тут предела нет. Крайняя бедность - это рекорд, который побить нельзя.

Где бы вы хотели жить? Везде, во всех людях, тысячью жизней одновременно.

Что такое для вас наивысшее счастье? Не знаю.

Какие ошибки вы считаете достойными наибольшего снисхождения? Те, за которые человек расплачивается сам и из-за которых никто не погибает.

Ваши любимые литературные герои? Фабрицио дель Донго, Гекльберри Финн.

Ваш любимый исторический персонаж? Я осторожно отношусь к историческим персонажам, они почти всегда ходульные, наполовину выдуманные. Может быть, Христос, такой, каким представляет его византийское искусство.

Ваши любимые героини в реальной жизни? Все женщины, какие есть на свете.

Ваши любимые литературные героини? Сансеверина, Анна Каренина - если только она похожа на Грету Гарбо.

Ваш любимый художник? В данный момент Ян Лебенстайн. Из умерших - Боннар.

Ваш любимый музыкант? Боб Дилан.

Какое качество вы особенно цените в человеке? Бессмертие...

Какое качество вы особенно цените в женщине? Чувственность.

Какие из человеческих добродетелей для вас наиболее привлекательны? Подлинное душевное целомудрие, настоящая деликатность, сдержанность.

Ваше любимое занятие? Не могу сказать.

Кем из известных вам людей вы бы хотели быть? Леонардо, если бы он не был педерастом.

Главная черта вашего характера? Экстремизм.

Что вы больше всего цените в друзьях? У меня нет друзей.

Ваш главный недостаток? Нетерпимость.

Ваша мечта о счастье? Быть счастливым.

Что было бы для вас самым большим несчастьем? Потерять рукопись только что оконченного романа.

Каким вам хотелось бы себя видеть? Роменом Гари, но это невозможно.

Ваш любимый цвет? Красный.

Ваш любимый цветок? Женщина.

Ваша любимая птица? Женщина.

Любимые писатели-прозаики? Пушкин, Стендаль, Конрад, Киплинг, Пруст, Мальро, Толстой, Казанова.

Любимые поэты? Пушкин, Виктор Гюго, Рембо.

Любимые герои в реальной жизни? Я уже вышел из подросткового возраста.

Любимые героини в истории? Мессалина, Феодора Византийская.

Любимые имена? Те, что удается отгадать в кроссвордах.

Что вы больше всего ненавидите? Трудно сказать, слишком уж большой выбор, но, наверно, скупость и расизм имеют больше всего шансов на первые места.

Исторические персонажи, вызывающие у вас презрение? Наполеон, Симон де Монфор, Святой Людовик.

Военное событие, достойное, по-вашему, наибольшего восхищения? Бегство с поля боя.

Реформа, которую вы особенно высоко оцениваете? Я все еще в ожидании таковой.

Дар, которым вам хотелось бы обладать? Покой.

Как вы хотели бы умереть? Вы издеваетесь? Никак!

Состояние духа в настоящий момент? Я только что принял препарат, вызывающий эйфорию. Надо подождать минут двадцать.

Ваш девиз? "Будь что будет!"


ЭЖЕН ИОНЕСКО

Что такое, по-вашему, крайне бедственное положение? Смертный удел человека.

Где бы вы хотели жить? Где-нибудь далеко. Хотя нет, теперь уже нет. Теперь думаешь: а почему бы и не здесь? Да, я хочу жить в Париже. Но если б можно было немножко передвинуть Париж к югу!

Что такое для вас наивысшее счастье? Здоровье, молодость, любовь, полубогатство или полубедность.

К каким ошибкам или проступкам вы склонны проявлять наибольшее снисхождение? Ко всем, кроме настоящих преступлений и политической глупости.

Ваши любимые литературные герои? Они меняются. Все время меняются. Когда-то я очень любил "Идиота" Достоевского.

Ваш любимый исторический персонаж? Такого нет. В данный момент мне, в общем, не противен де Голль - странная фигура на коне, между историей и метафизикой, между землей и небом, этакий победивший Дон Кихот.

Ваши любимые героини в реальной жизни? Их нет. Я не люблю тех, в ком чувствуется чрезмерная значительность.
Ваши любимые литературные героини? Те, которые влюблены.

Ваш любимый художник? Их много, много в разных эпохах. Боттичелли, но еще и Ватто, и Каналетто, и Клее, и Ван дер Меер, и Тернер.

Ваш любимый музыкант? Ну, скажем, Куперен. О нет, Моцарт!

Какие качества вы особенно цените в мужчине? Свободу ума, умение дружить, доброту.

Какие качества вы особенно цените в женщине? Свободу ума, доброту, умение любить.

Ваше любимое занятие? Пожалуй, творчество кажется мне наименее неприятным.

Кем из известных вам людей вы бы хотели быть? Только собой.

Главная черта вашего характера? Гордость, импульсивность. Я не злой. Но могу быть злым и мстительным, когда затронуто мое самолюбие.

Что вы больше всего цените в друзьях? Дружбу.

Ваш главный недостаток? Недостаток терпения.

Ваша мечта о счастье? Рай. Вечность.

Что было бы для вас самым большим несчастьем? Оно будет: это смерть.

Каким вам хотелось бы быть? Самим собой, только лучше.

Ваш любимый цвет? Их три: голубой, зеленый и светло-желтый.

Ваш любимый цветок? Примула, фиалка.

Ваша любимая птица? Я не люблю птиц. Хотя попугаи довольно забавны.

Любимые писатели-прозаики? Они меняются. Когда-то были Стендаль, Достоевский, Кафка. Еще раньше - Нерваль, Ален-Фурнье, Бальзак. В какой-то период - Мопассан. Философ Платон - сейчас и всегда.

Любимые поэты? Когда-то это был Рембо. Хотелось бы его перечитать. Всегда Вийон. О, конечно Бодлер!

Любимые герои в реальной жизни? Пастернак. Сократ.

Любимые героини в истории? Те, чьи имена мне неизвестны.

Любимые имена? Жан, Жанна. "Жанна" мне даже больше нравится, чем "Жан".

Что вы больше всего ненавидите? Ослепление, нечестность, зависть.

Исторические персонажи, вызывающие у вас презрение? Тираны, фанатики.

Военное событие, достойное, на ваш взгляд, наибольшего восхищения? Все победы одинаковы. Я не восхищаюсь военными подвигами, но всегда радуюсь, когда Франция побеждает.

Реформа, которую вы оцениваете особенно высоко? Закон о неприкосновенности личности.

Как вы хотели бы умереть? Смирившимся, успокоенным, без страха - и с огромной надеждой.

Состояние духа в настоящий момент? Скептическое; я недоволен этим. Настороженное.

Ваш девиз? Я все еще его ищу.

В следующем номере "ИЛ":

РОМАН ПАВЛА ХЮЛЛЕ "ВАЙЗЕР ДАВИДЕК" / ИОСИФ БРОДСКИЙ: "ПО КОМ ЗВОНИТ ОСЫПАЮЩАЯСЯ КОЛОКОЛЬНЯ" / ПОВЕСТЬ ПЬЕРА БОСТА "ГОСПОДИН ЛАДМИРАЛЬ СКОРО УМРЕТ" / "СУМЕРКИ ЗАПАДА" КРИСТОФЕРА КОУКЕРА / НОБЕЛЕВСКАЯ РЕЧЬ ГЮНТЕРА ГРАССА / ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ ФРАНКЛИНА РИВА "РОБЕРТ ФРОСТ В РОССИИ"

До конца 2000 года на страницах "ИЛ" появятся:

"Часы" - отмеченный Пулицеровской премией 1999 года роман американского писателя МАЙКЛА КАННИНГЕМА, где причудливо переплетаются судьбы трех женщин, одна из которых Вирджиния Вулф.

"Мастер Джорджи" - роман знаменитой английской писательницы, букеровской финалистки 1998 года БЕРИЛ БЕЙНБРИДЖ, действие которого происходит в Англии середины прошлого столетия и завершается на полях Крымской войны.

"Элементарные частицы" - ставший причиной нескольких судебных процессов интеллектуальный бестселлер молодого французского писателя МИШЕЛЯ УЭЛЬБЕКА о крахе европейской цивилизации.

"Пятая зима магнетизера" - роман крупнейшего шведского писателя ПЕРА УЛОВА ЭНКВИСТА; прототипом главного героя является здесь известный австрийский врач XVIII века Франц Месмер.

"Травести" - пьеса ведущего английского драматурга современности ТОМА СТОППАРДА, герои которой - Джеймс Джойс, Владимир Ульянов и Тристан Тцара - встречаются в цюрихской библиотеке в феврале 1917 года.

"Диего и Фрида" - документальный роман французского писателя ЖАН-МАРИ ЛЕКЛЕЗИО, история жизни знаменитых мексиканских художников Диего Риверы и Фриды Калло.

"Черное дерево" - серия эссе об Африке из книги РЫШАРДА КАПУСЦИНСКОГО, ставшей сенсацией польского книжного рынка в 1999 году.

"Автобиография" выдающегося английского философа, математика, социолога БЕРТРАНА РАССЕЛА.

В рубрике "Вглубь стихотворения" - "Падаль" ШАРЛЯ БОДЛЕРА.

Литературные гиды: "ДЖОЗЕФ КОНРАД", "ЛОРЕНС ДАРРЕЛЛ", "ПОЛЬСКОЕ СОЗВЕЗДИЕ".



Примечание:



Вернуться1
Cent ecrivains francais repondent au "Questionnaire Marcel Proust". Paris, Editions Albin Michel, 1969.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
"Иностранная литература", # 3, март 2000 /03.03/
"Моя другая жизнь" Пола Теру; стихи Милана Рихтера; "Земля обетованная" Эриха Марии Ремарка.
"Иностранная литература" # 2, февраль 2000 /02.02/
Имон Греннан, стихи. Марек Хласко "Письма из Америки". Эрнест Хемингуэй "Кредо человека". Виктор Шендерович.
"Иностранная литература", # 1, январь 2000 /12.01/
Гюнтер Грасс, Ален Роб-Грийе, Сэмюэл Беккет, Славомир Мрожек.
"Иностранная литература", # 12, декабрь 1999 /10.12/
"Иностранная литература", номер 11 /11.11/
Роман Кристофера Баркли, стихи Марка Стрэнда, эссе Ильи Кормильцева о Габриеле Д'Аннунцио.
предыдущая в начало следующая
Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru