Довлатов - Довлатова - Довлатову - Довлатовым - о Довлатове. Десять лет со дня смерти. Вспомнили душевно.

Александра Толстихина ("Сегодня") серьезно поговорила с Александром Генисом, который предположил, что если бы "любимец читательской публики" остался жить, то "стал бы своего рода Бабелем от русской Америки", и назвал Довлатова "самым нормальным человеком в русской словесности", "последним классиком советской литературы". Газета "Время МN" попросила все того же Александра Гениса, Василия Аксенова, Владимира Новикова и Андрея Арьева ответить на вопрос: "Что, на ваш взгляд, изменила в русской литературе проза Довлатова?" Генис указал на то, что писатель создал "особую, живую литературу", Аксенов - на то, что он "утвердил определенную традицию... в значительной степени продолжив традиции обэриутов", Арьев - на "оригинальность Довлатова: абсолютно черная меланхолия, но в сочетании с улыбкой, которая только и может нас спасти", Новиков - на довлатовскую "трудную и нужную простоту", к которой "медленно, но неуклонно движется язык современной культуры".

Станислав Ф.Ростоцкий ("Время новостей") отметил у Довлатова "драгоценный сплав наблюдательности, иронии, нежности. И мудрости, трезвой и порою беспощадной, не только к окружающим, но и к самому себе". Яков Гордин ("Известия") вспомнил о Довлатове как "с одной стороны... могучем человеке двухметрового роста, а с другой - необыкновенно уязвимом, несильном, остро чувствующем несоответствие своих литературных амбиций и реального положения" человеке. "Необыкновенную популярность" довлатовских книг Гордин объяснил "обаятельностью интонации, в которой сочетаются понимание и ощущение глубокой драматичности жизни". Дмитрий Ольшанский ("Сегодня") с энтузиазмом принялся сравнивать Сергея Донатовича Довлатова с Александром Сергеевичем Пушкиным, руководствуясь двумя признаками: 1) "мгновенное и бесспорное попадание в число классиков - сразу после кончины" и 2) "массовая популярность, начало которой положено было все тем же грустным событием".

В общем, все оказались предсказуемыми, но почтительными и неравнодушными. Пускай духовных высот Петра Вайля в "Итогах" и не достигли.

Несколько странно, а пожалуй что и вздорно о Довлатове написала только Лариса Никитина ("Сегодня"): поехала в Пушкиногорье и насобирала у местных "старожилов, ставших прототипами знаменитого "Заповедника"... много забавного о той поре, когда Довлатов работал здесь экскурсоводом". Забавного из разряда: "До сих пор в этих краях ходит анекдот о том, как Довлатов покупал в магазине бутылку водки и 150 грамм сала. Это сегодня у местных мужиков звучит как пароль, который знают все продавцы: "Мне 0,5 с закуской". Согласитесь, очень познавательно. Главное - уместно.

А на подхвате - семидесятипятилетие Юрия Трифонова. Наталия Иванова пафосно открыла трифоновскую тему в "Московских новостях". Андрей Немзер не менее пафосно, под трагическим заголовком "Жертвоприношение", во "Времени новостей" тему продолжил: "Трифонов сумел выразить метафорический ужас русской истории ХХ века потому, что почувствовал, сколь страшна "обычная", из сплошных несделанных выборов и провальных компромиссов состоящая жизнь". Борис Соколов в "Известиях" попытался попасть в трифоновскую струю, но как-то не вытянул, сник, ушел в сторону, в подробности о Доме на набережной, где "Стаханов когда-то плясал под гармошку и не давал спать соседям, а мать Хрущева по деревенской привычке лузгала семечки на скамейке перед подъездом и говорила "за жизнь" с прохожими, сильно смущая своего высокопоставленного сына".

Память чтить - нелегкое дело.