Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь
Журнальное чтиво: выпуск одиннадцатый
Дата публикации:  17 Октября 2000

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

B городе Ленинграде обыкновенно было два журнала. Была сакраментальная пара, увековеченная отдельным Постановлением - "О журналах "Звезда" и "Ленинград". Затем "Ленинград" сгинул, и уже во времена вегетарианские компанию "Звезде" составляла "Нева", и были они на одно лицо, только обложки разного цвета. Но потом вдруг "Нева" иссякла, что-то случилось с нею нехорошее, не то она рукой махнула на себя, а заодно и на пресловутые питерские амбиции, не то произошло нечто вроде "смены идентификации", - но "Нева", отказавшись от традиционного для "толстых" формата, стала журналом откровенно провинциальным, скучным, непритязательным и незавидным. Сетевое существование "Невы" было недолгим, она продержалась там полгода и тихо угасла в 1997-м.

Теперь "Звезда" одна горит. Так ярко и мучительно.

Т.е. "Звезда" - не единственный в Питере журнал, есть и другие, но они совсем другие, а из "толстых" традиционных "Звезда" одна осталась.

"Звезда" - нужно отдать ей должное - нашла для своего лица необщее выраженье. У нее есть несколько свойств (или привычек), одной ей присущих. У нее пристрастие к тематическим номерам с постоянными героями (их, по большому счету, три: Набоков, Бродский и Довлатов) и у нее сильный исторический и архивный отделы. На то есть причины, скажем так, субъективные: попросту говоря, "Звезда" такова, каковы первые лица ее редакции.

Самое слабое место "Звезды" - то, что здесь обычно называется "Эссеистикой и критикой". Как всякий производитель, смешивающий "два в одном", отдел критики/эссеистики, похоже, не видит разницы и месит в этот вареник все что ни попадя. До появления "НРК" вообще казалось, что в Петербурге с критиками одна большая отдельная проблема (у нее есть имя), а поскольку "Звезда" - журнал культурный и респектабельный, то нет человека - нет проблемы.

Наконец, толстый питерский журнал местным самостояньем держится, представляя питерскую литературу по преимуществу. Что правильно, но сложно. Однако ресурс всегда существует, и последний номер "Звезды" пошел по нетрадиционному пути: здесь все больше бывшие питерцы, а еще некоторые итальянцы, которые по сродству души и архитектуры тоже пишут стихи про то, как

Каждый день в Петербурге
в разное время
кто-то проезжал на лошади.

А бывшие питерцы пишут между тем про всякие другие города, в том числе и итальянские, - вероятно, отдел поэзии этого номера призван осуществить извечную городскую амбицию urbi et orbi. А если серьезно - городские стихи итальянцев населены всякими забытыми вещами, зверями, цветами и запахами. Бывшим питерцам что Рим, что Китай, везде им чудятся "расплывчатые громады", фасетчатые стрекозы, имена да цитаты.

Отдел прозы никакой особой последовательной идеи не представляет: здесь - малоформатные рассказы Людмилы Петрушевской ("глянцевый" жанр) и духовно-криминальная повесть известного православного публициста Александра Нежного.

В вышеупомянутой "Эссеистике/критике" - более всего соответствующий этому миксу Александр Генис с прочитанным на японской конференции про русскую литературу докладом под названием "Фотография души. В окрестностях филологического романа". Те, кто понимает под "филологическим романом" что-то вполне конкретное, ничего похожего у Гениса не найдут. А те, кто числит себя в любителях Гениса, особенно восточной его ипостаси, найдут массу остроумных трюизмов и банальных парадоксов плюс замечательно глубокомысленные китайские пословицы вроде "Один лист упал - весь мир узнал об осени". Это на самом деле - иллюстрация (она же - единственное доказательство) смелой идеи Гениса о различии восточной и западной поэтик: "Первая опирается на метафору, а вторая - на метонимию". И то правда: умри, Якобсон, лучше не скажешь!

В том же отделе Леонид Перловский, физик-теоретик, защитивший диссертацию об элементарных частицах, рассуждает про "Красоту и математический интеллект". Приблизительно так:

"Красота - это свойство адаптивных систем, способных к обучению. Понятие красоты обусловлено содержанием моделей, наследованных генетически, переданных в культуре и приобретенных в опыте... Формула прекрасного, понимаемая как конечная комбинация математических символов, смысл которых задан аксиоматически, невозможна, поскольку красота не есть конечное понятие. Она вмещает в себя загадочную глубину, бесконечность совершенствования наших внутренних представлений о смысле жизни".

Такой вот чудный математический интеллект.

Отлично смотрится в "Звезде" Кирилл Кобрин, поместивший здесь краткий конспект истории Европы за каких-нибудь десять веков со Шпенглером, миллениумом и Маастрихтом в одном флаконе. Всего пять страниц, дешево и сердито. Опять же - рокопопс. Но это не я про Кобрина сказала, это Александр Агеев во "Времени MN".

Рейн Карасти скромен, не столь пространен и больше похож на критика; наверное, поэтому он выступает совсем в другой роли: рубрика называется "Читатель - критику". Видимо, человек, который читает чужие книги, не рассуждает о судьбах Европы, формуле прекрасного и глобальном различии Востока и Запада, на эссеиста (критика) никак не тянет. Он называется "читателем". Рейн Карасти читает вышедшие не очень давно (Ю.Левин) и совсем недавно (Э.Власов) "Комментарии" к "Москве-Петушкам", предназначенные "для иностранных почитателей". Собственно, левинский комментарий был в свое время дружно заруган, теперь пришел черед власовскому.

В рубрике "Разговоры современников" Надежда Григорьева беседует с Борисом Гройсом о концептуализме, спиритизме, женских и мужских фантазиях, моде, генетике и интернете. Интернет в его нынешнем состоянии напоминает Гройсу "кладбище... потому что все тексты могут быть сохранены - достаточно нажать на кнопку... Культура состоит в разделении маркированных и немаркированных пространств типа сакральное/профанное. У меня нет ощущения, что Интернет может стать институцией, границы которой совпадут с границами сакрального".

Безусловно лучший раздел номера - и едва ли не лучший в журнале - постоянные исторические чтения "Россия и Кавказ". На этот раз здесь - Владимир Дегоев с несколько апологетическим очерком "Три силуэта Кавказской войны: А.П.Ермолов, М.С.Воронцов, А.И.Барятинский". К сожалению, этот материал в сети не опубликован, а пересказать - формат не позволяет. Пафос в том, что "Кавказская война была выиграна Россией в значительной мере благодаря ермоловскому "наследию", иначе говоря - выбранной Ермоловым осадно-блокадной тактике. Автор последовательно прослеживает перипетии кавказской "осады" - от одного генерала к другому; в финале вполне сухая историческая статья приобретает истинно драматический оборот (речь о пленении Шамиля):

"Пока имам принимал решение, раздумья одолевали и Барятинского. По драматическому накалу они ничуть не уступали ситуации, в которой находился Шамиль, хотя по сути были другими. Чувствуя приближение высшего мига, момента истины в своей карьере и в своей жизни, Барятинский стремился не позволить обстоятельствам омрачить наступавший апофеоз. Вместе с тем главнокомандующий хотел и сам соответствовать торжественности случая. Мысленно и с огромным внутренним волнением он как бы соучаствовал в решении той дилеммы, которая стояла перед Шамилем. Похоже, в эти мгновения никто так не желал имаму остаться в живых, как Барятинский. Не только из великодушия и эстетического чувства, но и из тщеславия. Мертвый имам во многом обесценил бы историческое значение победы над ним - победы, которая будет неразрывно связана с именем Барятинского. Ослаблен был бы и зрелищный, сценический эффект, если бы русскому обществу, истомившемуся в ожидании, заинтригованному легендами о знаменитом Шамиле, предъявили вместо великого пророка, которого можно лицезреть, его бренное тело, достойное разве что анатомического театра. Мы уже не говорим о крайне нежелательном для России политическом и психологическом воздействии факта гибели Шамиля на горцев. Имам в почетном русском плену мог бы стать для его соотечественников символом примирения и покаяния, а имам в раю наверняка бы стал знаменем в священной войне против неверных.

25 августа 1859 г. около 3 часов пополудни под оглушительный рев многотысячного русского войска, возбужденного чувством причастности к эпохальному историческому событию, Барятинский принял капитуляцию. Главнокомандующий сидел на камне в небольшой роще возле Гуниба. К нему подвели Шамиля в полном вооружении, окруженного приближенными мюридами, которые также были оставлены при оружии...

Шамиль, казавшийся немного смущенным, высказал нечто вроде сожаления по поводу долгой войны. Барятинский же заверил имама, что он не раскается в своем решении сдаться. Однако вся суть момента заключалась не в том, что они произносили, а в том, о чем они молчали".


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Лев Пирогов, Бумага терпит от 16.10. Аутизм /16.10/
Первых Стихотворений у меня было сразу два - про Гитлера и про Маму, с разных сторон листа. В процессе написания бабушка стегала меня по спине полотенцем, справедливо полагая, что бумага взята без спросу.
Лев Пирогов, Бумага терпит от 13.10. Аааааааааа!!!!!!!!!! /13.10/
В статье Марины Константиновой бросается в голову все. Сперва - кровь. Потом - фотография. Типа хотел человек улыбнуться, но тут его по-дружески иголкой в зад ткнули.
Лев Пирогов, Бумага терпит от 11.10. Мы окружены /11.10/
Охота рухнуть на корточки, обхватить колени, натужиться посильнее и - то ли завыть, то ли рассыпаться на кусочки. Помните, как в книжке "Наташа Ростова"? С вертикальным взлетом.
Инна Булкина, Журнальное чтиво: выпуск десятый /10.10/
Профессионал из "ЛогоВАЗа" и снова дело писателя Чубайса; "Словарь расширения...": Солженицын сокращает Даля; Эпштейн предвидит тотальный переход на латиницу; родная муза не забудет детей своих; трижды герой нашего времени Модест Колеров; на каждого кушнера найдется свой фрейд. "Новый мир" # 9, "Знамя" # 9.
Лев Пирогов, Бумага терпит от 9.10. Shake but not stir /09.10/
Никита Елисеев выдвинул потрясший независимых наблюдателей критерий. Дескать, традиция - это те стихи, которые девушки в метро читают, а измы - это те, которые не читают. Алла Марченко сказала, что никаких измов нет, потому что нет авангарда. Игорь Шайтанов сказал, что поэзию заездили филологи - ни слова в простоте, девушкам в метро почитать нечего. Aполлон-григорьевские чтения.
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru