Привет.

Вы знаете, я получил зарплату. И сразу выпил много-премного пива. Мне теперь трудно мысли писать. Потому что если у человека зарплата, зачем уже ему мысли? Не, ну это ж тоже не моя мысль. А Яцуткина, а значит - культовая...

И даже не Яцуткина, нет. А была у него баба (звать ее было Наталья Бибик), и вот она однажды сказала: "Когда все нормально, я обхожусь без философии".

Эта Бибик долго хотела на Яцутке жениться. Но не таков наш магистр науки родину защищать!.. (Почему - смотрите здесь: оборжетесь). Чтобы женились на нем!.. Не таков!

И все же когда я ездил один раз покупать в магазине Диван и дорогу требовательно перегородила церемония женитьбы (но не на Яцутке, конечно), мне пришло на ум, что традиция бибикать во время этих самых процессий (мешая людям покупать Диван, на котором чтобы о Вечном можно было думать потом) произошла именно от Натальи...

(Так я злобно, в обход доверчивой Администрации РЖ, ввожу вас в контекст и занимаюсь саморекламой.)

Стало быть, да.

В поисках "другой прозы"

Главное событие отопительного сезона - лавинообразная премия "Антибукер" - находится на победном марше. В направлении к логическому концу. Шквал ваших талантливых заявок на участие благодарно перелит в трехлитровые банки, чтобы занимал меньше места. Заявки, составленные не по форме (хотя форма была разъяснена подробно), как и следовало ожидать, не рассмотрены.

Только, я ж надеюсь, вы понимаете, что Премия вам все равно ни фига не светит? Мы ж не такая Организация, чтобы неизвестным давать.

А кому давать - теперь уже наконец понятно. Думали - Жадному Зайчику, но тут меня охватила мысль получше - Зайчика на "Национальный бестселлер" выдвинуть. А "Антибукера" дать Вове Новикову. Хотя он его не заслуживает. Но это будет концептуальный жест. Критики вручают премию за худло критику.

Здоровая корпоративность.

Ну, давайте ж рассмотрим роман. Называется "Сентиментальный дискурс. Роман с языком".

Саша Агеев (люблю че-то его, подлеца) озарил меня вот буквально вчера на этот счет. Написав во "Времени МН" про это уже давно не событие. (Хорошо быть колонковедом в Нелитературной газете! Пишешь что в голову взбредячит, и тупой редактор не скажет (а во "Времени" очень тупой, я смотрел), что, мол, неактуально уже давно... Что, мол, смердит - аж в позапрошлом месяце уже вышло. Не скажет. Потому что тупой. А у нас в Литературных газетах умные редакторы. И зарплату хорошую получают за то. И пива сколько хотят пьют. Я голландское больше предпочитаю. Хоть оно и дорогое, но - раз уж человек умный, тут уже ничего поделать нельзя! Вот и заплатили зарплату. Да.)

Саша Агеев написал (вернее, не написал, а просто мне об этом романе напомнил. Потому что написал-то он как раз мучительно неинтересную ерунду. А как же еще? Раз уж человек опускается до того, чтоб в октябрьском номере про июльские романы писать... Ха-ха-ха. Отсталые они там. Поэтому и пива совсем не пьют. Не за что! А мне - есть)...

У нас, истинных евразийцев, всегда такие фамилии: Яцутко, Бибик... А у меня - Вайсбеккер. Агеев написал, что "Роман с языком" - это вызов укоренившимся заблуждениям насчет того, что жизнь - дерьмо, все слова сказаны, рационализм смешон, а мысль изреченная есть злонамеренная брехня.

И, разумеется, жестоко ошибся. Весь этот вызов был уже многократно сказан моим выдающимся культовым Яцутко в его гениальной и во всем сопоставимой с Новиковым книге "Точка". Там он с тем же, что и у Новикова, неудержимым занудством излагает те же самые вызовы, только, в отличие от Новикова, который на постоянку рефлексирует и стесняется собственного лирического героя, Яцутка своим лирическим заслуженно гордится, отчего выходит смех непереносимый.

Но не будем о нем больше.

Пора сказать несколько слов о романе лауреата. Что в нем хорошо? Много банальностей. Излагаются они с такой убежденностью, что невольно заражаешься уверенностью Саши Агеева в том, что эти банальности исполнены глубокого (бросающего вызов заблуждениям насчет того, что жизнь - дерьмо) смысла.

Много в нем еще каламбуров и самонадеянного капустничества. Некоторые каламбуры забавны, хотя отменно глупы. Лучше, когда их случайно на протяжении абзаца-другого вообще не встречаешь. Не люблю юмор. Если, особенно, он вырождается в чистоте жанра.

Иногда очищенный от жизненных примесей жанр является достаточным признаком искусства. Как, например, в греческой трагедии (в том виде, в котором мы ее понимаем) или в фильмах про детектива Коломбо. Все знают, кто убийца (зритель знает, детектив знает, убийца знает, детектив знает, что убийца знает, что детектив знает), но тем не менее действие мужественно начинается и терпеливо доводится до конца. (А в конце лягушка, конечно же, не взбивает масла из сливок, и Эдип все равно трахает свою маму, и убийцей остается именно тот, на кого все так мучительно долго думали. Отсюда - катарсис.)

Вот этот чистый жанр типа живописи супрематистов или сценических дрыганий по Таирову-Виктюку-Брехту имеет право на жизнь. А за юмор, очищенный от примеси преступления, следует убивать. Воплощение "легитимного" юмора в чистоте жанра - это артист балета Петросян Евгений. Прежде всего следует убивать его самого, потом его жену, детей, родителей и (на всякий случай) Мишу Вербицкого. И тогда можно будет наконец сказать несколько слов про роман лауреата.

Нет, до шуток над гробом своей матери он положительно не дотягивает. Ну и не шути, собака, тогда. Юмор - искусство из разряда сильно трагичных. Премию получил - и заткнись. Нет - шутит...

Не люблю таких.

Что еще ломает, кроме юмора, там? Ужасные детсадовские игры с эксплицитным читателем. То есть с читательницей почему-то... Хотя ни одна из моих знакомых фотомоделей не стала бы такого больше четырех букв читать. Но Новиков-то не знает - куда ему! Думает, все мои фотомодели так и ломанули, словно на мед. Наверное, это личное у него.

Так вот, положительно достал своим сюсюканьем с гипотетически читающим его роман "милым другом". (А кстати, почему другом? Может, он того... Как Шекспир?) Во всяком случае, сам я, сколько на себя в зеркало не смотрел, с "милым другом" так и не отождествился. И, оказавшись оттертым на обочину коммуникации, сделался, стало быть, немым и безучастным свидетелем ихнего с Новиковым Романа.

С языком.

Что грустно. Не секрет же (фотомодели жалуются), что у гуманитарного человека язык - главная мышца и он все норовит сделать ею. Не оставляя своей читательнице никакой свободы отвергнуть этот роскошный подарок. О чем я? О том, что писать нужно либо вовсе не обнажая языковых рефлексий (как Вова Сорокин), либо, лучше, - не имея их, как Довлатов. Либо - превращая их в фабульные обстоятельства. Развивая смысловую ткань языка до каменной твердости ягодицы (которая на самом деле у гуманитарных людей развита еще лучше!). Насыщая свои описки, одумки и оговорки аденазинтрифосфорной кислотой до такой степени, что именно они становятся двигателем сюжета.

В противном случае вся эта языковая рефлексия будет просто болтаться сбоку текста в виде ненужного украшения. И история про то, как самовлюбленный юноша (или дедушка - с этим Новиковым не разберешься) шел к счастью своей эксплицитной читательницы по трупам замученных им вусмерть баб, превратится в то, чем она и является, - хоть "Сентиментальным дискурсом" назови, хоть "Консумацией огурца": в историю про то, как самовлюбленный и самоуверенный м***к думал, будто идет к счастью своего имплицитного меня по трупам доведенных им до отчаяния и поноса баб.

Я уже как Паша Басинский. Тот тоже всегда сперва спрашивает: "А про что книжка?" И если ему начинают втирать про "точку фокализации" или про "темп повествования", сразу заключает: "Ага, значит, опять говно".

Трудно же ведь с ним не согласиться!

Даже когда мы стояли в очереди за зарплатой и я со скуки начал втулять, что история есть наука, имеющая в качестве своего предмета саму себя, и поэтому она неотличима от семиологии, Паша поморщился и сказал "ага, значит, опять говно". И ведь не ошибся!

Но все ж таки "Антибукера" Новикову дадим.

Потому что премия вручается не за выдающийся результат, как в спорте (меньше всех употребил в своем романе слово "который"). Она дается за, понимаете ли, угадывание тенденции.

А тенденция такова, что давно надо признать: писателей худла давным-давно надо убить. Они разучились сочинять это свое худло, зудят только. Вместо худла пора быть "другой прозе" (это я так по-нашему, по евразийски, называю нон-фикшн). "Другая проза" (все равно ж после Чупринина не употребляем), впрочем, не совсем то, что нон-фикшн. Это как бы комментарий и примечание к некоторому худлу, которое как бы написано между строк этого примечания.

Чуете?

Внутри худла выработался условный, мертвый (вроде церковнославянского) язык: на нем не говорят в быту, не ведут передачу "Я сама", им не читают газетных вырезок и не назначают стрелок по телефону. Этот язык лишь эмблематизирует мир "художественной литературы" как что-то нуждающееся в опеке и спасении типа "толстых журналов". В свою очередь, загнивание худла в толстых журналах - демонстрирует кризис этого эзотерического языка в действии.

Словом, худло агонизирует в своей направленности на область означающего. А с другой стороны так же агонизирует и сучит ногами (но не страшно, как Леонид Андреев) традиционная литер-критика. В широком смысле - "искусство рецензии". У нее сохранился формальный объект (то же худло), но не стало реального предмета - она больше не учит жить. (Худло ж сдохло! Перестало быть социально значимым.)

Высказывание, претендующее на полноту описания некоторой системы, является фактором неполноты этой системы. Те, кто этого не всосал, тоже гниют в толстых журналах. Гниют из-за своей упертости в область означаемого.

Вывод прост: надо критикам и худловикам поменяться местами.

Вот умный критик избрал предметом своего письма себя. В контексте "кризиса метарассказа" это стало превосходным защитительным механизмом. Общественность никогда не поймет, пил ли Курицын мочу Балабановой и пила ли Балабанова мочу Курицына. Был ли Вова Новиков такой скот, как это написано в "Романе с языком", или тут все же имеет место изощренная беллетристика.

Не поймет - и протащится с дикой силой!

От того, что наконец-то снова хоть чего-то не понимает. И значит - есть маза попытаться понять... (Ну, это... Мол, существует мир!!! И все ж таки Бог круче, чем я.) И сбудутся пророчества Саши Агеева про конец антирационализма и постмодернового скепсиса.

На страже родины

Что-то развезло меня на Новикове, а? Это все от имбиря. Ну ничего. В конце концов, и слово news по-английски - единственного числа.

А тем более, я еще один маленький, но гордый коммент добавлю.

Друг мой подколодный Куталов Кирилл, Мартов Юлинька, пишет в "Вестнике оппортунизма", что выдающийся Хельм ван Зайчик ему "не вставляет".

Это слегка удивительно и по меньшей мере ужасно странно. Что за уклоны под политического противника, а? Не вставляет ему...

Видимо, друг Кирилл недополучил в детстве книжек Льва Гумилева. Зато, поди, гадину Фукуяму взахлеб читал. А она ж сосет!.. И Киря теперь пойдет под расстрел, ха-ха-ха.

"Амитофо" на нашем евразийском наречии означает не "твою мать", а "великий Будда". Китайцы не "завоевали", а мирно интегрировались в Ордусь вследствие того, что атлантистские сволочи не убили Чингизида Сартака (кровного брата моего прапрадедушки Александра Невского), а, напротив, - сами сдохли в страшных мучениях, хватая себя за штаны и пуская желтые вонючие слюни.

И - хорошо стало всем. Вот смысл романа в чем.

А кому нехорошо (от того, что Кафельников завоевал на олимпийских играх золотую медальку, а наши ребята-десантники доблестным марш-броском захватили в оккупированной атлантистами Югославии "зону влияния", пусть и в размере пустой бочки из под авиационного керосина), тому обычно очень по кайфу сладострастно орать паскудные анекдоты про то, что "Останкинская телебашня столкнулась с иностранной телевизионной башней".

Я у таких долбаков обычно сперва спрашиваю: "А вы в армии, извиняюсь, служили?"

(Как правило, не служили они. Рази ж можно таким талант растрясать!..)

И тогда, конечно, по рылу спокойно бью.