Вода и камень

На "Кафедре" "Экслибриса "НГ" - анонсированная в предыдущем номере статья японского слависта Мицуеси Нумано про социолитературную структуру российского момента. Местами забавно, местами (например, там, где автор сопоставляет нынешнюю диаду "серьезная словесность - бульварное чтиво" с канувшим в прошлое разветвлением литературы на "советскую" и эмигрантскую") остроумно - и сплошь обязательно для неоднократного чтения. Не мне, верхоглядке, опровергать фундаментальные концепции, подобные нумановским; отмечу лишь, что параллель между Харуки Мураками и Виктором Пелевиным, на которой во многом базируется работа Мицуеси, - ложная. То есть сходство, конечно, существует: и Мураками и Пелевин активно заимствуют сюжетные и стилистические ходы у англоязычных писателей и музыкантов, только первый эти заимствования афиширует, а второй изо всех сил скрывает. Однако говорить о конгруэнтности романа Мураками "Чудеса вкрутую" "Чапаеву и Пустоте" на том лишь основании, что в обоих произведениях присутствует старый, как Новое время, мотив "двоемирия", - по меньшей мере наивно.

Но даже не это главное. "Насколько нам известно, - пишет Нумано, - в сегодняшнем мире только в России и Японии "толстые" литературные ежемесячники пользуются высоким авторитетом у читателей и служат мерилом художественной ценности произведения". Увы, сенсэя дезинформировали. В России так было десять лет назад - как раз в ту ералашную эпоху, когда разгоралась репутация автора "Жизни насекомых". Пелевин - отнюдь не курицынская креатура; его сделали либеральные литчиновники Сергей Чупринин и Наталья Иванова. Сначала в "Знамени" была опубликована повесть "Омон Ра", а потом уже Пелевину достался Малый Букер за "Синий фонарь". Ради "Чапаева и Пустоты", по слухам, отозвали и переверстали два сданных в производство "знаменских" номера. Да и обещанный Сергею Ивановичу и Наталье Борисовне роман "Generation "П" Виктор Олегович предпочел выпустить "сразу отдельной книгой" вовсе не потому, что толстожурнальные рамки "стали... тесны для его таланта". А почему - догадайтесь с трех раз.

Может быть, в Японии литература и развивается в гармоническом соответствии с эволюционными потребностями собственных видов и жанров. А у нас тут не до жиру, у нас едва-едва завершился период первоначального перенакопления авторитета, капитала и апломба. Цивилизованная конвергенция высокого и низкого пластов словесности протекает покамест не ахти. Насильственно как-то протекает, а подчас и карикатурно.

Григорий Чхартишвили (Борис Акунин) в беседе с Аленой Солнцевой ("Время новостей"): "Я хочу, чтобы читателю было со мной интересно, больше мне ничего от него не надо. Я не хочу его воспитывать, куда-то вести. Я хочу с ним играть. Я не уверен в том, что игра - менее важное дело, чем поиск истины. Очень трудно разобраться, что важнее в иерархии человеческих ценностей. Может, они все одинаково ценны или бесценны - я не знаю...

Надо выбирать жанр, который тебе интересен как писателю, как сочинителю. Хотя мне интересно было бы попробовать сделать что-нибудь из заведомо безнадежных жанров - женского романа, например, вдруг в нем отыщется что-нибудь. Жанры все известны, законы их изучены. Но, может быть, не до конца или из того же набора законов можно извлечь что-то новое. Имеет смысл этим заняться. Да, нет ничего нового под солнцем, и тем не менее солнце каждое утро восходит снова и всех радует".

Полина Дашкова в транскрипции Глеба Шульпякова ("Экслибрис "НГ"): "Когда человек пишет, он мало думает о социальной сверхзадаче. Я по крайней мере. Это потом современники угадывают за сюжетом те или иные проблемы, которые попадают в роман бессознательно. Я думаю, что сам жанр затягивает их в свою воронку. Но специально фокусировать внимание - нет, этого я не делаю...

Мне интересно то, что я пишу. У меня получается так, как у меня получается. Что будет дальше - я не знаю. Меня часто спрашивают, не хочу ли я написать простой роман - без убийств. Пока не хочу. Может, в будущем захочу. Может быть, вернусь к стихам, которые когда-то писала. Никто не знает".

"Я не знаю...", "Никто не знает...". Неисповедимы пути российской тюкан-сесэцу.

Стихи и проза

• Репортаж Владимира Радзишевского о ярмарке Non-fiction в ЦДХ. Не пойму: откуда в пожилом уважаемом литгазетовце столько завистливой подростковой злобы? "Из книг, включенных нашими экспертами в ноябрьскую десятку... половины на ярмарке не было". "Ноябрьская десятка" - тут. На досуге можете сличить ее с аналогичными топ-списками от "Экслибриса", "Книжного обозрения" и "Известий". Это не у Non-fiction проблемы с ассортиментом, а у "ЛГ" - с экспертами.
• Юлия Рахаева ("Известия") ругает словарь "Русские писатели 20 века", который РЖ в прошлую пятницу расхвалил. Nostra culpa. Мы были кругом неправы. Юлия кругом права.
• Владимир Губайловский ("НГ") рецензирует поэму Андрея Вознесенского ru. "Режет слух первая же строка "Я вышел в сайт" - так не говорят, в крайнем случае "пришел на сайт". Однако в дальнейшем, по мнению Владимира, Андрей Андреевич исправился.
• В "Экслибрисе "НГ" - нетривиальный блок "География": Сергей Смирнов поверяет бедекерные маршруты "Америкой" Жана Бодрийара, а Дмитрий Замятин - "Водоземьем" Грэма Свифта.
• "Газета.ру". Олег Смирнов отыскал в сборнике Егора Радова "Рассказы про все" (М.: Пятая страна; Гилея) целых семь читабельных текстов. Ольга Гринкруг с фирменным гринкружьим изяществом сравнивает "взрослые" новеллы автора "Муми-тролля" с "взрослым" романом автора "Винни Пуха". Каковой Винни Пух - очень тихий, очень благодарный, ножками тупыми топоча, - прямиком подводит нас к одному из двух героев следующей главки.

Лед и пламень

Вадим Руднев ("Коммерсантъ-Daily") прокомментировал позавчерашнее присуждение букеровской премии прозаику Михаилу Шишкину. Вот этот журналистский шедевр - онлайн эксклюзивно для вас, наслаждайтесь. "Меня можно было бы спросить: а что отличает плохой текст от хорошего, почему я с такой уверенностью выношу свой критический вердикт?" О том, что отличает обозревателя "Коммерсанта" от добросовестного критика, можно и не спрашивать, ибо из заметки со стопроцентной ясностью следует: роман "Взятие Измаила" Вадим долистал примерно досюда, притомился, рассердился, с грехом пополам пересказал усвоенные страницы и добавил 200 мл вздорной бранчбы из резервов собственного желчного пузыря. Впрочем, я несправедлива: последний абзац колонки Рудневу удался. На его месте я б распечатала этот абзац, прискотчила рядом с монитором и перечитывала всякий раз, как занадобится что-либо еще откомментировать.

В отличие от Руднева, Лев Данилкин ("Ведомости") "Взятие Измаила" прочел от корки до корки и пришел в объяснимый восторг. "Как Акунин вытащил из русской литературы дремавшие в ней детективные сюжеты, так Шишкин сумел..." Неважно, что Шишкин сумел; одно уже сопоставление с Акуниным для него должно быть дороже жемчуга, злата и букеровских $ 12,5 тыс. Этот аванс ко многому вас обязывает, Михаил. Не подкачайте. "С одной стороны, жалко, что этот талантливейший писатель не занялся беллетристикой..." А с другой - какие ваши годы?

Я уже докладывала читателям РЖ, что Данилкин - на редкость доброжелательный, отзывчивый критик. За тех, кого полюбил, готов драться насмерть. "Нечего упрекать Шишкина за то, что он пересказал историю своей жизни, в том числе смерть сына... Нечего путать буковки с реальностью... "Эпилог", в котором все названо своими реальными именами, - вовсе не исповедь и не раскрытые карты... То, что по форме он как бы совпадает с беллетризованной исповедью М.П.Шишкина, ничего не значит". Ничего не значит! Словесность ХХI века будет функциональной, нарядной и незакомплексованной, как конструктор "Лего". И нечего тут обо всяких исповедях разглагольствовать, понятно?

Потрясенный "Взятием Измаила" до глубин своей англоманской души ("Представьте себе, что в России обнаружился вдруг банк... Barclays... Что Barclays, оказывается, - РУССКИЙ"), Лев и Русскому Букеру как институции готов отпустить прежние грехи: "Теперь все изменилось. "Smirnoff-Букер" - бесспорно, главная и престижнейшая литературная премия". Ну, данилкинская-то восторженность извинительна. Для юноши, в ночи глядящего эстампы, за каждым валом - даль, за каждой далью - вал. А вот почему некоторые умудренные опытом хроникеры твердят, что "традиционная премиальная интрига... на этот раз протекала не то чтобы вяловато - ее не было вообще" и что "букеровский список начисто утратил идеологический контекст", - загадка загадок.

Ведь вчера государственно мыслящие люди все разъяснили и про интригу и про контекст, разжевали и в рот положили. Если раньше над грядущим процветанием России нависала только одна угроза - неправильно выбранный гимн, то теперь мы имеем еще и неправильно выбранного букериата. С гимном решится скоро, а вот Букер сумеет реабилитироваться лишь через год. Должен суметь! Есть порох в пороховницах. Кстати, вниманию г-д номинаторов: исключительно полезная ссылочка.

Запад и Восток

• Бойд Тонкин (The Independent). Российский "Букер" вручен за малоизвестное произведение.